Лики огня - Кристофер Банч

— Вы не возражаете, если я дословно процитирую ваши высказывания?

— Конечно, — с некоторой долей раздражения ответил Вленсинг. — Если бы с-с-сказанное не с-с-соответс-с-ствовало дейс-с-ствительности, зачем бы я с-с-стал говорить вс-с-се это?

— Прошу прощения, — извинился Куоро. — Это простая формальность. Я должен был убедиться, что вы не возражаете против того, чтобы я довел ваш рассказ до сведения своих сограждан.

— Вс-с-се в порядке, — Вленсинг повертел головой из стороны в сторону. — Я что-то не вижу вашей жены. Где она?

— Она, ну… немного приболела и просила передать вам свои извинения.

— И таких… заболевших оказалось немало, — вмешался в разговор Рахфер. — Мы всех их возьмем на заметку.

Куоро нервно улыбнулся:

— Благодарю за то, что уделили мне время. Уверен, что вы останетесь довольны тем, как мы подадим в прессе… м-м-м… перемены, происшедшие в правительстве.

— Я тоже уверен в этом, — ответил Вленсинг. — Работа механизма пропаганды в человечес-с-ском общес-с-стве нас-с-с вполне ус-с-страивает, и менять в ней мы ничего не с-с-собираемся. По крайней мере, в нас-с-стоящее время.

Корпус начал перегруппировку на острове Миллион, время от времени высылая небольшие разведгруппы на поиски одиночных солдат. Залечивались раны, раздавались награды, а кое-кто получил и повышение. Григ Ангара согласно последнему приказу Рао принял командование Корпусом и был повышен до коуда. Джон Хедли, по-прежнему возглавляя Второй полк, стал заместителем Ангары.

И среди прочих Гарвин Янсма и Эрик Пенвит получили звание сента, а Ньянгу Иоситаро — альта.

В Леггете появилось увлечение, быстро распространившееся по другим городам, — развешивание плакатов. Любой, даже детский компьютер мог создать трехмерное цветное изображение и размножить его в количестве нескольких дюжин. Искусство состояло в том, чтобы разместить изготовленные таким образом «картинки» в местах, где мусфии могли их увидеть, и так, чтобы не быть пойманным за этим занятием.

Дело существенно осложнялось тем, что никто не знал мусфийского языка. Поэтому вначале это и в самом деле были просто одни «картинки». Однако вскоре многие мусфийские офицеры худо-бедно овладели человеческим языком, и тогда к «картинкам» стал прилагаться текст типа:

В других содержались достаточно грязные (и зачастую не соответствующие действительности) намеки относительно биологического строения и привычек мусфиев. Однако многие достигли желаемого эффекта: мусфии были чрезвычайно обидчивы относительно того, что касается их эмоций, и при виде подобных плакатов зачастую приходили в бешеную ярость; в особенности, если это происходило в период течки, когда они вообще плохо контролировали свои чувства.

Поначалу такие плакаты просто срывали. Однако это не остановило процесс, и мусфии перешли к другим мерам. По их понятиям, обитатели любого здания должны нести ответственность за то, что появляется на его стенах. Рассуждая таким образом, они стали арестовывать всех, оказавшихся внутри здания, «украшенного» подобным образом. И без того битком набитые тюрьмы продолжали заполняться.

Между тем изготовители плакатов совершенствовали свою ловкость, и плакаты стали появляться на мусфийских кораблях, «консульствах» и даже пару раз оказались прицеплены к перевязи мусфийских патрульных, разумеется, сзади.

Менее чем через две недели после падения лагеря Махан радар базы Миллион засек необычный воздушный корабль, приземлившийся примерно в километре от базы.

Рота «Разведки и рекогносцировки», продолжавшая заниматься переукомплектованием за счет добровольцев, выслала к кораблю небольшой патруль. Он обнаружил на поляне потрепанный сельскохозяйственный корабль с разводами окиси на боках, не развалившийся только чудом. Рядом с ним никого не было.

Моника Лир приказала отряду рассредоточиться вокруг поляны.

— А мы с тобой пойдем взглянем, что это такое, — сказала она стоящей рядом женщине.

Женщина проглотила ком в горле, кивнула и взяла бластер на изготовку. Моника проскользнула на поляну и замерла, ожидая хоть какого-то движения или даже выстрела. Однако ничего не происходило. В сопровождении своей напарницы Моника крадучись двинулась вперед, держа оружие наготове.

Не успели они пройти и пяти метров, как услышали крик:

— Лир! Первый твег Лир!

Голос явно принадлежал человеку и казался смутно знакомым. Она пошла к кораблю, убыстряя шаг. — Да!

— Это я, Бен Дилл!

— Ты же мертв!

— Какого черта…

— Ладно, ты живой. Выходите… по одному… Медленно и с поднятыми руками.

Бен вышел на поляну очень медленно, наполовину подняв руки. От его летного костюма остались лишь обрезанные до шорт и подвязанные у пояса веревкой брюки, на ногах — самодельные сандалии, верхняя часть туловища прикрыта чем-то развевающимся, разноцветным, что, возможно, лет двадцать назад служило юбкой какой-то толстухе.

Лир выпрямилась.

— Отлично. Какого черта ты здесь делаешь?

— Пытаюсь добраться домой, — ответил Дилл. — Меня сбили с месяц или около того назад…

— Это мне известно. Мы сто раз собирались устроить по тебе поминки, но все никак не получалось.

— Придется отложить. Я упал на побережье, долго бродил по нему, а потом меня подобрала женщина-рыбачка и отвезла к себе в деревню. Я каким-то чудом ухитрился пробудить это дерьмо к жизни, — Дилл кивнул на корабль, — и полетел над побережьем, пока не увидел один из наших кораблей. Я заметил направление его полета, некоторое время следовал тем же курсом, приземлился и дождался, пока мимо пролетел еще один корабль, но уже в другом направлении. У меня не было даже возможности с кем-то связаться и попросить помощи — у этой проклятой развалюхи нет никакой электроники, даже радио. Мне показалось, что я узнаю местность. Тогда я взлетел и покружился в воздухе, чтобы ваши люди заметили меня на экране. А потом я сел и стал ждать, пока кто-нибудь придет. Могу я расцеловать тебя?

Лир усмехнулась:

— Офицеры не братаются с подчиненными.

— Ну, тогда ты поцелуй меня. Черт возьми, я добрался! Ох, совсем забыл! Есть еще кое-что. Я обзавелся другом.

— Пусть и он выходит.

— Сделай мне любезность. Поставь бластер на предохранитель и отведи его чуть-чуть в сторону? — попросил Дилл. Моника выполнила его просьбу. — Аликхан! Выходи, только медленно.

Как только в распахнутом люке появился мусфий, палец Моники лег на предохранитель. Аликхан широко развел руки, показывая, что они пусты. Спустя мгновение напряжение Моники спало.

— Сукин сын, — выругалась она. — Ты захватил пленника.

— Нет… Он гораздо больше, чем пленник.

Аликхана, Дилла и их видавший виды корабль обследовали вдоль и поперек, желая убедиться, что нигде нет никаких подслушивающих устройств, и, скорее всего, они не привели за собой «хвоста». Тем не менее, на базе сохранялся режим тревоги.

Пилотов доставили к Ангаре и Хедли, и Дилл еще раз подробно рассказал, что произошло.

— Ты превосходно говоришь на нашем языке, Аликхан, — заметил Хедли. — Как раз то, что нужно.

— Ты считаешь меня шпионом, — это прозвучало не как вопрос.

— Не исключаю такую возможность.

— Вам не кажется, сэр, абсурдным предположение, — сказал Дилл, — что командующий мусфиев заслал к нам своего сына? Не говоря уж о том, что при таком раскладе я тоже должен быть частью этого замысла, поскольку именно я сбил корабль Аликхана?

— Пожалуй, ты прав, — вынужден был признать Хедли. — У меня в голове что-то помутилось.

— Я все-таки попытаюсь понять, — вмешался в разговор Ангара. — Ты хочешь, чтобы эта война закончилась, так?

— Точно, — ответил Аликхан.

— Почему?

— Она не делает чести никому из нас.

— Однако никто из твоих соотечественников, похоже, не разделяет эту точку зрения, — заметил Ангара. — По-моему, они воспринимают случившееся как осуществление какого-то вашего предназначения.

— Некоторые — да. И почему они должны думать иначе? Разве у них была возможность выбора? Я представляю собой редкое исключение, потому что какое-то время назад избрал в качестве наставника Сензу. Но большинство наших придерживаются тех убеждений, которые им внушены старшими. Почти все мусфии, посланные в эту систему, относятся к клану воинов и мыслят соответственно.

— Ты, выходит, хотел бы помочь им изменить взгляд на вещи. Я правильно понял? — спросил Хедли. — Может, организовать что-то вроде пропагандистских выступлений?

— Не думаю, что от них будет какой-то прок, — ответил Аликхан. — Разве что мой отец умрет от стыда. И в любом случае я не представляю, что нужно говорить.