Том 14. М-р Моллой и другие - Пэлем Вудхауз

Природа улыбалась еще три минуты с четвертью, а позже для мистера Кармоди зашло солнце. Со всей возможной сердечностью, пронзившей душу, мистер Моллой отказался поделиться хотя бы миллионом ради поля для гольфа, кинотеатра и вообще какого-либо из четырех основных замыслов.

— Нет, — сказал он. — Поверьте, мне очень жаль, но я занимаюсь только нефтью. С нее я начал, ею и кончу. Без нее мне нет жизни. Если хотите, я купаюсь в ней, как сардинка в масле.

— Вот как? — заметил мистер Кармоди, глядя на него с должной неприязнью.

— Да, — продолжал совсем уж распевшийся богач. — В нее я вложил первую тысячу, в нее вложу и последнюю. Мы с ней друзья. Нефть — это деньги.

— Кинотеатр, — возразил хозяин, — это тоже деньги.

— Но не такие, — поправил его гость.

— Вы здесь чужой, — не унялся Кармоди, — не знаете местных условий. У такого местечка, как Радж, — исключительные возможности. Люди будут сюда приезжать…

— Пусть приезжают, — разрешил великодушный Моллой. — Но лично я держусь нефти.

— Или возьмем гольф, — зашел с другого угла хозяин. — Хорошее поле есть только в Стаурбридже. Вустершир буквально задыхается. Сами знаете, как популярен…

— Куда ему до нефти! — парировал Моллой, глядя так, словно вот-вот произнесет эпиграмму. — Нефть, скажу я вам — это нефть.

Мистер Кармоди удержался и скрыл свое мнение о нефти. Чтобы облегчить душу, он ввинтил каблук в мягкий гравий дорожки, жалея о том, что внизу не оказался самый чувствительный палец гостя.

В разгар этих горестных действий он заметил, что Провидение, со времен Иова интересующееся, сколько может вынести хороший человек, прислало еще и Ронни Фиша. Он держал длиннейший мундштук, а розовое лицо выражало то самое превосходство, которое оскорбило сквайра с первой же встречи. Для леди Джулии Фиш сын был истинным сокровищем, а вот хозяину Радж-холла он не нравился. Не говоря уже о том, что розоволикий хлыщ ел по две порции любого блюда и непрестанно подливал себе портвейна, он почему-то разговаривал свысока. Ну можно ли выдержать, чтобы юнец, да еще умственно отсталый, держался с такой важностью?

— О чем спорим? — полюбопытствовал он, подходя к мистеру Кармоди.

Мистер Моллой приветливо улыбнулся.

— Какие споры? — ответил он с той сердечностью, которая особенно бесила хозяина. — Я рассказываю нашему другу, что во всем Божьем мире нет ничего лучше нефти. Самое верное дело.

— Несомненно, — согласился юный Фиш. — Мистер Моллой прав, любезный Кармоди.

— Наш друг попытался заинтересовать меня полем для гольфа…

— Вот это — ни к чему, — сказал Ронни. — Не соглашайтесь.

— Я и не буду. Нефть, нефть и только нефть. Для мира и войны, для дома и семьи, для чего хотите. Горючее будущего.

— Точно. Что говорил Гладстон[85] в 1888-м? «Можно всегда заливать немногим, можно иногда заливать многим, но нельзя заливать многим всегда». Он забыл о нефти. Что-что, а ее заливать можно всем и всегда. Наверное, имел в виду уголь.

— Уголь? — мистер Моллой саркастически засмеялся. — Не говорите мне об угле!

Мистер Кармоди снова расстроился. Именно об угле он и хотел поговорить, подозревая, что тот таится в недрах его земли.

— Слушайте этого человека! — наставительно сказал Фиш, хлопая хозяина по плечу. — Понимает что к чему. Да, нефть и только нефть. Вытряхните свой старый носок, и — вперед! Не пожалеете.

Произнеся все это с той отеческой заботливостью, от которой у сквайра сразу подскакивала температура, юный Фиш удалился. Мистер Моллой с одобрением посмотрел ему вслед, после чего сообщил, что у молодого человека голова на месте. Энтузиазма его слова не вызвали. Мистер Кармоди не собирался обсуждать голову Ронни.

— Нефть, — продолжал гость, — дело верное. Возьмите Рокфеллера. Бегает он по друзьям, пытаясь занять денег? Нет, не бегает. А почему? Заработал кое-что на нефти, как, впрочем, и я. Вот что, Кармоди, я редко делюсь с другими, но для вас, так и быть, попробую. Все-таки вы меня поите-кормите, надо же отблагодарить. Как вам хороший толстый пакет акций «Серебряной реки»? Без наценки, заметьте, сколько отдал — столько возьму. Многие локти бы себе кусали. Да что там, захожу я» на днях к Чарли Швабу, а он мне и говорит: «Том, я держался стали и не бедствовал. Неплохая штука, но куда ей до нефти! Не поделишься акциями этой твоей «реки»? Тут же выпишу чек». Так-то, мой милый!

Ничего нет печальней человека, который хочет выжать из ближнего деньги и вдруг узнает, что ближний хочет выжать деньги из него. Мистер Кармоди только усмехнулся.

— Вы думаете, — спросил он, — у меня есть деньги на рискованные предприятия?

— Рискованные? — вскричал мистер Моллой, не веря своим ушам. — Это вы про «Серебряную реку»?

— А вы знаете, сколько сжирает усадьба? — осведомился хозяин. — Когда я оплачиваю все счета, спасибо, если сотни две остается.

Они помолчали.

— Вот как? — тонким голосом произнес гость.

Говоря строго, это было не так. Еще подвизаясь на ниве бизнеса, Лестер Кармоди вложил в ценные бумаги очень приличную сумму. Но ему льстила мысль, что он еле сводит концы с концами.

Мистер Моллой растерянно указал на улыбающийся сад, а за ним — и парк, чьи могучие деревья отражались в водах старинного рва.

— Но вот это, — предположил он, — приносит немало.

— И уносит, — отвечал Кармоди. — Расходам нет конца. Английские фермеры только о том и думают, чтобы разорить землевладельца.

Они опять помолчали.

— Ай-я-яй! — сказал мистер Моллой. — Нехорошо… Жалел он, в сущности, не столько хозяина, сколько самого себя. Он заподозрил, что зря тратит время в этом родовом гнезде. В конце концов, не ради красоты он сюда приехал. Городскому человеку все эти парки и поля только действуют на нервы. Прямо старомодная опера. Так и ждешь, что появится хор нетрезвых селян.

— Да уж, — повторил он, — нехорошо.

— Что именно?

Вопрос этот задал не мистер Кармоди. Со стороны розария шла миссис Моллой и еще издалека, по жестам, поняла, что ее супруг ведет деловой разговор. Потом она заметила, как омрачилось его красивое лицо, а тут еще эта фраза… Словом, она ринулась на помощь, вопрошая:

— Что случилось?

Мистер Моллой ничего не скрывал от верной подруги.

— Понимаешь, я предложил нашему хозяину акции «Серебряной реки»…

— Ах, Боже мой! Ты же их так ценишь!

— И не зря. Однако…

— Ну, ясно, — улыбнулась Долли. — Для мистера Кармоди ничего не жалко.

— Вот именно, — подтвердил ее слова мистер Моллой. — Но он не может их купить.

— Как?!

— Расскажите сами, — попросил удрученный гость. Хозяин рассказал. Он любил поговорить о злоключениях землевладельцев.

— Что-то я не пойму, — Долли покачала головкой. — Вот вы говорите, нет денег. Как же это нет, когда галерея просто набита картинами?

— Это фамильное достояние.

— Что-что?

— Фамильное достояние, — горестно повторил мистер Кармоди. — Их нельзя продать.

— То есть как? Они же ваши.

— Нет, — объяснил землевладелец. — Они принадлежат усадьбе.

Пока он объяснял это, мистер Моллой страшно страдал. Нет, что же это такое? Нельзя продать картину или там ковер без разрешения попечителей! Мало того, если они разрешат, деньги должны пойти на усадьбу. При всем своем благодушии американский гость не надеялся, что каких-то надменных чинуш пленят его любимые акции.

— А, черт! — с чувством вскричал он.

Долли нежно тронула его руку.

— Бедный папочка! — сказала она. — Ах, как неудачно! Мистер Кармоди кисло посмотрел на гостя.

— А что такое? — осведомился он.

— Он хотел все это купить, — отвечала Долли. — Как раз сегодня утром так прямо и сказал — если вы не против, сразу же выпишет чек.

Пока мистер Кармоди рассказывал о фамильных достояниях, гость его, мрачно глядя на жену, подметил на ее лице отблески мысли. Но последняя фраза его удивила.

— Постой… — начал он.

Прелестная Долли обещала любить, почитать и слушаться супруга, но не принимать во внимание его неуместные реплики.

— Видите ли, — продолжала она, — папа собирает всякую старину. Там, у нас, знаете, собственный музей. Ты ведь завещаешь его государству?

— А то! — подтвердил Моллой. — Непременно.

— Сколько, ты говорил, он стоит?

— Ну-у… Так, миллион… Два миллиона… Нет, думаю, все три.

— Понимаете, — объяснила Долли, — там столько всего, не пересчитаешь. Пирпонт Морган предлагал миллион за одни только картины.

Моллой приободрился. Цифры он любил.

— Ты спутала, душенька, — сказал он. — Картины хотел Джек Шуберт, а старый Пирпонт — ковры. И предлагал он не миллион, а семьсот тысяч. Я просто расхохотался и спросил, что он покупает, сэндвичи с сыром? Он, конечно, обиделся, — мистер Моллой покачал головой, явственно жалея, что невинная шутка чуть не перессорила друзей, — Но все-таки! Семьсот тысяч! Это что, на проезд в автобусе?