Алекс и Алекс - Семён Афанасьев

видна определённая система, причём прогрессирующая в ходе твоих забегов. Но если у тебя нет искры, то не ясно, что нам в тебе тренировать и чем с тобой углублённо заниматься. — Полковник наконец расслабился и переключился на другую волну, обдумывая ситуацию с точки зрения науки. — Вместе с тем, прогресс за два месяца тоже налицо.

— Там, откуда я прибыл, есть мнение: совместная работа приносит максимум тогда, когда она обоюдно выгодна. Я не имею особых секретов, но вряд ли что-то смогу в рамках того, что вы считаете искрами.

— Подробнее? — начальник учебной части был далеко не дурак, в методиках преподавания — тем более.

— Капитан Карвальо говорит, у меня всё же есть искра. Просто «не наша». Это медицина, — пацан не стал тянуть напряжение над столом. — Но, по её словам, наши текущие условия исключают мою подготовку по этому профилю. Со своей стороны, считаю: мой прогресс в течение двух месяцев был возможен исключительно в рамках учебно-тренировочных упражнений именно с этой искрой. — Тут он как-то мгновенно осунулся и сдулся. — Честно говоря, я думал, что здесь возможно расти системно. Потому и пошёл на контракт. Но если оказывается, что у нас нет точек соприкосновения, давайте будем друг с другом откровенными: как ни тренируй беговую лошадь на треке, к скаковой она от этого не приблизится ни на йоту.

А вот тут ему удалось задеть уже профессиональное, недовольно отметил про себя военный. Вслух же сказал:

— На девяносто процентов согласен. Мне на территории вольные стрелки и анархия тоже не нужны. Нет смысла ждать прогресса — лучше расстаться вовремя и не тратить, как ты говоришь, взаимного времени. Но столь категоричен, как капитан Карвальо, я бы не был. При всём уважении к её профессионализму, как специалиста. Она права ровно в том, что мы не сможем развить медицинскую искру на имеющейся методической базе. — Он не удержался и потянул паузу.

— Но…? — склонил голову к плечу и подался вперёд пацан.

— Но мы можем развивать её прикладные точки соприкосновения с нашими методиками.

— Тут не понял, — задумчиво нахмурился мальчишка.

— Не можешь таскать боеприпас в нужном объёме, научись стрелять точнее, — осклабился полковник, поскольку обуздал-таки ситуацию. — Но вначале обсудим правила. Потому что резкий и неуправляемый, даже со своей искрой по медицине, ты мне тут нахер не нужен. А вот ты индивидуального подхода больше ни в каком заведении типа нашего не найдёшь.

Глава 16

— Видимо, как раз время ещё раз принести извинения, чтоб начать разговор заново, — шмыгнул носом пацан, простодушно глядя на собеседника. — Потому что сейчас самая пора договариваться. Если тема интересна нам обоим.

— Ты ничего не путаешь? — удивился военный. — Вернее, себя и свою роль тут ни с кем не перепутал?

— Да может и путаю, — не стал спорить мальчишка. — Но тут такое дело. Я сегодня освободился и у меня был чёткий план, что я делаю дальше. Не скажу, что меня прямо с розами где-то ждали, но куда прислониться на первых порах, мне есть. А там уж какая-то вода да посвятится. Поначалу меня сюда привезли насильно. — Он спокойно смотрел на полковника и без эмоций сообщал. — Потом, виновник нашей с вами встречи сумел найти аргументы, чтоб я оказался тут. Но мне уже не очень нравится то, что я увидел, это раз. А если я тут ещё и пятое колесо в телеге, то возникает масса вопросов…

Офицер набрал воздуха, чтоб сказать, что думает, но пацан успел первым:

— Это были минусы, которые могут быть спроецированы на вас. Теперь плюс, он один. Человек, который за два месяца на карцерном пайке, сам вышел из минуты на дистанции через три сектора Квадрата, искренне хочет продолжить бегать эту дистанцию и дальше.

— Зачем? — коротко уронил военный.

— Из любви к искусству. Я отдаю себе отчёт, что я — самый неудобный для вас контингент, по целому ряду причин. Которые готов прямо сейчас перечислить, чтоб…

— Воздержись, — словно забил сваю полковник. — Продолжай.

— Мне нравится бегать эту трассу. Из меня никогда не получится ни солдата, ни офицера, ни вообще какого-нибудь хоть сколько-то пристойного военного, потому что я — свободный человек по натуре. Этого изменить не получится. Но я люблю и хочу бегать эту трассу, — повторил пацан. — Либо аналогичную. Как вид спорта. И, при возможности, буду это делать изо всех сил, с максимальной отдачей и с полным отрешением. Просто потому, что мне это нравится.

— Причины? — уточнил военный. — Подумываешь о суициде, что ли?

— Боже упаси. Просто нравится! Ну что непонятного… Прыгает же кто-то с парашютом? Кто-то вон на лыжах с трамплина чуть не убивается? А я экстремальный паркур люблю. И если из моей любви можно выдавить какие-нибудь тиражируемые схемы, то я готов делиться. — Помолчав, он добавил. — Другое дело, я не знаю, интересно ли вам это направление в принципе. Я понятия не имею о ваших целях, задачах и приоритетах. И насколько это моё увлечение может вообще быть интересным кому-то помимо меня.

— Какое было расстояние от места твоего старта до окончания первого сектора? — без пауз спросил полковник, размышляя совсем в другом направлении, поскольку просвещать дилетанта не собирался.

— От двери шлюза, нулевой сектор, до забора первого — тридцать пять метров. Сам первый сектор от забора до забора — сто двадцать пять метров.

— Это он инъекторами простреливается?

— Да.

— Плотность огня?

— Не понимаю термина. Отвечу своими словами: если по первому сектору бежать по прямой, участок перекрывается тремя установками одновременно, и каждая из них будет делать один выстрел в три секунды.

— А если идти не по прямой? — явно поощряюще бросил военный, откидываясь на спинку кресла и барабаня пальцами по столу.

— А вот если сделать вот такой резкий зигзаг влево, на пятнадцать метров в направлении десятки на циферблате, то третья установка заедает. Она ближняя, от неё больше всего проблем. Когда она достигает своего максимального горизонтального угла, её почему-то клинит в положении «утыкание». — Пацан наивно и искренне делился своими изысканиями, невольно ускоряя темп речи и увлекаясь. — Ну, это когда у него ствол вниз в землю падает и уже не поднимается…

—