Милорадович - Александр Бондаренко

Пребываю вам благосклонный

Александр»[711].

С тех пор за «Русским Баярдом» утвердилось лестное прозвище «Спаситель Бухареста».

Однако на это звание нашлись и другие претенденты.

«Милорадович… молодой генерал, обыкновенно так рассеянный и внушавший опасение вследствие своей неопытности в военных операциях и часто смешной в своих личных делах, выказал деятельность, решительность и рассудительность, которые сделали бы честь и более старым генералам. Он оказал своему отечеству большую услугу, но в то же время это была единственная, которую он оказал во всю свою военную жизнь…»[712]

Обрываем цитату, чтобы выразить несогласие с автором слов о «единственной услуге», — вся наша книга доказывает, что таковых было немало…

«…Я знаю общее мнение армии и жителей Валахии, что Милорадович только следовал советам Уланиуса, который и составил план всей экспедиции. Верно, что Уланиус очень заносчив и хвастался этим, Милорадович никак не мог заставить его замолчать, но если даже этот план и был составлен Уланиусом, Милорадович все-таки имел большую заслугу, так хорошо и точно исполнив его»[713]. Вот с этим нельзя не согласиться — сколько блистательных, казалось бы, планов было провалено бездарным, робким исполнением! Далеко не обязательно, что генерал, составивший прекрасный план, сможет потом его выполнить…

Граф Ланжерон вспоминал, что, глядя на полученную Милорадовичем шпагу, Уланиус принародно заявил: «Я смотрю на мою шпагу, она очень хороша».

Подобное поведение военного человека достойно осуждения. Но, сколь ни прискорбно признавать, русские генералы никогда не жили между собой в ладу и согласии, а потому, столетие спустя, именно борьба амбиций и честолюбий во многом и привела к поражению Белого движения. По счастью, не амбиции все-таки были главными чертами в генеральских характерах, не ими определялись заслуги военачальников перед Отечеством.

«2 июня 1807 года Милорадович нанес туркам страшный удар под деревней Обилешти. В этом сражении Гейсмар[714] участвовал в чине подпоручика и… в течение всего боя внимательно соображал все передвижения турок — старался уловить, так сказать, характер их военных действий. Наверное, никто тогда не мог предполагать, что он 20 лет спустя, уже в качестве самостоятельного Главнокомандующего, даст туркам Бойлештское сражение[715], цель и последствия которого были те же, что и Обилештского, — а потому барон Гейсмар может считать себя достойным учеником генерала Милорадовича, усвоившим себе хладнокровие, мужество и быстроту своего "незабвенного учителя"»[716].

Какие блистательные офицеры проходили боевую школу под знаменами Милорадовича — Паскевич, Гейсмар! А сколько таких имен у нас еще впереди…

…Милорадович разгромил турок в тот самый день, когда в Восточной Пруссии, под Фридландом, барон Беннигсен[717] уступил поле боя французам. Кампания 1806—1807 годов оказалась для нас столь же неудачной, как и война 1805 года. 27 июня был заключен Тильзитский мир — постыдный для России, но ей необходимый. Мирные переговоры с турками начались за три дня до этого…

«Весь 1808 год прошел в бездействии и переговорах. Россия начала войну со Швецией. В Турции произведен очередной переворот, Мустафа IV низложен, а султаном провозглашен Махмуд II[718]. В Эрфурте состоялось свидание Александра I с Наполеоном. Между Россией и Францией заключен союз, и Наполеон, желая заручиться помощью России в блокаде Англии и назревающем конфликте с Австрией, согласился на приобретение Россией Молдавии и Валахии. Император Александр повелел Прозоровскому[719] вступить в переговоры непосредственно с Мустафой-пашой Рущукским (ставшим великими визирем) и требовать у него уступки Молдавии и Валахии (русско-турецкая граница по Дунаю) и протектората России над Сербией. Визирь уже согласился на эти чрезвычайно выгодные для России условия, но в ноябре был убит янычарами. Тем временем Англия и Австрия, ставшие врагами России после союза Александра с Наполеоном, убедили султана отвергнуть русские требования»[720].

Ну вот, в нашем тексте — впервые и ненадолго — появилось имя генерал-фельдмаршала князя Прозоровского.

«19 августа 1807 года генерал от инфантерии Михельсон умер и вместо него Главнокомандующим назначен фельдмаршал князь Прозоровский»[721].

Новый главнокомандующий был на восемь лет старше умершего. Ровесник Суворова, произведенный одновременно с ним в офицеры, но на пять лет раньше — в генералы, он стал фельдмаршалом только сейчас, при назначении.

«Несмотря на глубокую старость Прозоровского, император Александр вверил ему армию против турок, которые не раз были им побеждаемы при Екатерине. Ему было тогда семьдесят шесть лет; он страдал от подагры и хирагры, но еще имел дух бодрый, пылал усердием и, на закате дней, деятельно занимался службой, которая одна поддерживала угасавшую жизнь его»[722].

Человек опытный сразу обратился к вопросам жизнеобеспечения войск:

«Ввиду разразившейся в конце 1807-го и в начале 1808 года болезненности в войсках, князь Прозоровский обратил особенное внимание на доброкачественность пищи в войсковых частях и обязал корпусных командиров и других начальников инспектировать провиантские магазины, смотрители которых производили большие злоупотребления. Недоброкачественность продуктов, в связи с непривычными климатическими условиями, создала в войсках огромное количество больных, большей частью тифозной горячкой. В отчетах Апшеронского полка за второе полугодие 1808 года нам пришлось встретить поразительные цифры больных: офицеров — 16 и нижних чинов — 409; по-видимому, в это время болезнь приняла эпидемический характер»[723].

Государь принял и еще одно «смелое кадровое решение»: в Молдавскую армию получил приказание отправиться генерал от инфантерии Голенищев-Кутузов, тоже совсем немолодой человек, который «…прибыл в главную квартиру в начале 1808 года, но, быв до того Главнокомандующим, тяготился своим назначением и вскоре, по неудовольствию с фельдмаршалом, определен в Вильну военным губернатором. Солдаты, расставаясь с ним, проливали слезы. Он, подобно Суворову, умел владеть сердцами: стоял за них горою; заботился об улучшении пищи храбрых воинов; ел с ними кашицу; часто посещал больных и раненых и с целью, в присутствии своем, давал волю речам, чтобы выведывать мысли солдат, узнавал их слабости и доблестные подвиги»[724].