Разыскиваются полицией - Ким Уозенкрафт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гейл и Мишелл старались не прыснуть со смеху.
— Господи, — поддержала Тома Дайана, — со второго класса не сосала карандаши.
— Потешайтесь, потешайтесь! — воскликнул Крис. — Но вы не можете не признать, что это потрясающее вино. — Он допил свой бокал.
— Согласна, — кивнула Мишелл. — А теперь разводите огонь. Пожарим рыбу. Надеюсь, это тунец? Ты привез тунца?
Крис направился во двор. Том двинулся за ним. Мишелл достала три вида салата, огурец, несколько морковок и сладкий красный перец.
— Должно хорошо получиться. — Она сняла с подоконника над раковиной помидоры и извлекла из-под стола прочную кленовую разделочную доску.
— Я тебе помогу, — предложила Гейл, взяв брикеты замороженного салата, базилик, резеду. — Мы не можем это есть, — сказала она с серьезным видом Дайане. — Здесь нет марихуаны.
— Представим, что есть, — отозвалась та.
Мишеля улыбнулась, радуясь, что подруга в хорошем настроении. И дала Дайане рыбу и большое блюдо.
— Сейчас только замочу кукурузу, и мы готовы.
— Вы жарите кукурузу прямо в листовой обертке? — удивилась Дайана.
— Чуть-чуть вымачиваю и помещаю на гриль. Получается очень вкусно.
Дайана положила тушку тунца на блюдо:
— Вот так он выглядит в жизни?
— Да. До того, как его законсервируют. — Мишелл ополоснула руки и проверила, все ли в порядке с рыбой.
— Последний раз мы ели кукурузу сырой, — промолвила Дайана. — Прямо с грядки. Мы сидели между грядок на кукурузном поле.
— Будто сто лет назад. — Гейл с удовольствием разрывала салат и бросала листки на овощерезку. — Знаешь, Мишелл, у тебя все так…
— Дорого обставлено? Как у яппи?
Гейл кивнула.
— Только не подумай, что я тебя осуждаю. Просто там я вообразить не могла, что так может быть.
— Да. Сама не представляла, что у меня будет солидная мебель. И вот тебе, пожалуйста, — мой милый, любимый дом.
— Вы счастливы? — спросила Дайана. Она надеялась, что ее вопрос сочтут за шутку, но искренне хотела узнать это.
Мишелл на мгновение задумалась и наконец ответила:
— Да, я счастлива. Люблю детей, люблю мужа. Нам повезло: мы оба преподаем в университете. У нас… все хорошо.
— А не скучаете по своим революционным денькам? — Дайана держала поднос с тунцом, готовая нести его мужчинам, но не хотела обрывать разговор. — Вам не жаль ушедшего чувства волнения? Ощущения братства?
— Товарищества, — поправила ее Гейл. — Вот этого мне не хватает. Что касается остального — нисколько не жалею.
— Ты вспоминаешь, как парни иногда бесились, или мы, отправившись на стирку, вдруг бежали попить кофейку?
Дайана рассмеялась:
— Я считала, вы были исключительно передовыми и идейными. Теперь рассказывайте, что только полицейские такие свиньи! — Дайана поставила поднос и оперлась рукой о стол. — Однажды вечером мой сержант отправился со мной на патрулирование — так положено два раза в году. Начальство ездит с нами, а затем пишет рапорт, как мы выполняем свою работу. В тот раз была моя очередь, и сержант сидел за рулем. Нам сообщили, что в квартире на восточной окраине города семейный скандал. Мы повернули туда. Сержант остановился перед входом. Квартира находилась не на первом этаже, но в целях безопасности полагалось припарковаться в стороне, на границе квартала. А сержант тормознул у самой двери. Мы стали вылезать из машины, как вдруг — ба-бах! — этот козел пальнул в нас из ружья и угодил в переднюю дверцу, в самый щит и девиз «Служить и защищать». Мы бросились в укрытие. Ба-бах! — псих выстрелил из второго ствола. Невероятно! Мы вызвали подкрепление. Я распласталась за машиной, сержант рухнул за другой. Выстрелов больше не последовало, а подкрепление прибывало. Не прошло и пяти минут, как собралась куча стволов, и все были нацелены в одно окно. Короче, мы лежали там несколько часов. Оказалось, некий тип приехал в квартиру бывшей жены, чтобы умыкнуть детей. Она уговорила его не делать этого и сбежала с ребятишками. А он, пьяный в хлам, остался. Прибыли начальник полиции, его заместитель и капитаны. Дошло до того, что они организовали в соседней квартире командный пункт. В какой-то момент мне передали по рации, чтобы я явилась туда. Я не знала, чего ждать, решила, что увязла по уши в дерьме, поскольку сержант, спасая свою задницу, заявил, будто это я остановила машину перед подъездом. Но оказалось…
Дверь с треском распахнулась, и в кухню с лопаточкой в руке ворвался Крис. За ним стоял Том.
— Тревога! — задыхаясь, проговорил он. — У вас две возможности: либо спрятаться в подвале, либо бежать. — Он переводил взгляд с Дайаны на Гейл.
Женщины застыли.
— Крис! — воскликнула Мишелл. — Откуда тебе известно…
Он достал из кармана рубашки «Моторолу» и поднял над головой.
— От Кевина. Он на дороге. — Крис повернулся к Гейл: — Я бы посоветовал бежать. Но не знаю, сколько их и где они находятся. Кевин видел всего одну машину.
Гейл и Дайана не знали, как поступить.
— Вот что, — предложил Крис, — если они явятся с ордером на обыск, я устрою скандал, а вы скроетесь через заднюю дверь. Я постараюсь задержать их, чтобы дать вам возможность уйти. — Он посмотрел на Тома. — Полагаю, это лучший вариант.
Дайане показалось, что этот человек, пока был у мангала, претерпел метаморфозу: ушел во двор профессором, а вернулся генералом Колином Пауэлом. А Гейл увидела в Крисе прежнего юношу.
— Пошли, — позвал Том.
Крис отвел их по лестнице в подвал и открыл дверь в винный погреб.
— Здесь где-то есть штопор. Только не откупоривайте «Ротшильда».[42] — Он подмигнул и закрыл створку. Наступила непроглядная темнота.
— Садитесь и располагайтесь поудобнее, — прошептал Том. — И с этого момента не двигайтесь, пока не услышим его крика.
— Постойте, — перебила его Дайна. — Кто назначил вас главным? И вообще, с какой стати вы прячетесь?
— Главных здесь нет, — огрызнулся Том. — Мы должны сотрудничать. Иначе, госпожа полицейская, не успеют часы пробить полночь, как мы все снова загремим в тюрьму. Я был за решеткой и, как видите, уцелел. Так что предлагаю вам поостыть и…
— Какого черта? — вспыхнула Дайана.
— …держаться друг друга. Ради вежливости объясню: я освобожден условно-досрочно.
— И что?
— Поэтому прячусь. Не имею права общаться со своими бывшими сообщниками. А теперь я хочу помолчать, чтобы нас никто не услышал.
Держаться друг друга… Пистолет Дайаны лежал в машине в отделении для перчаток. Проклятие! Если необходимо бежать, надо лететь, задрав хвост, к гаражу, пока еще не подъехали те, кого несет сюда нелегкая. Если только они охотятся за ними. Но зачем? Этого Дайана понять не могла. На шоссе за ними никто не следил — она постоянно проверяла в зеркальце заднего обзора. Никто не гнался. Дайана опустилась на бетонный пол, села, скрестив ноги, и привалилась плечом к стеклянным горлышкам бутылок на стеллаже за спиной. Она чувствовала себя беспомощной. Во власти находившегося наверху профессора с поехавшей крышей. Хотя крыша у него сразу встала на место. Очевидно, до этого была одна лишь поза? Или в нем действительно уживались два человека? Он учил первокурсников английскому языку, был приятным малым, чуточку бестолковым, но в целом неплохим. Но до того лишь момента, пока прошлое не похлопало его по плечу. И тогда превратился в прежнего крутого, расчетливого радикала с единственной мыслью — выжить. А кто бы вел себя по-другому в его положении? Теперь Дайане оставалось сидеть и ждать. Не трепыхаться. Сохранять спокойствие и ясную голову. И быть готовой бежать.
Снова бежать. Дайана замедлила дыхание, стала вдыхать глубоко и ровно и потерла затылок, уговаривая надпочечники повременить хотя бы минуту и не выбрасывать с такой интенсивностью в кровь адреналин. Он ей пока не требуется.
Гейл увидела, что Дайана села на пол, и последовала ее примеру. Том устроился рядом. Обнял за талию. Гейл подумала, не стоит ли отстраниться, отодвинуться в сторону? Но ей не хотелось этого делать. Сказывались годы за решеткой, где человек лишен естественной потребности — любить и быть любимым. Сказывались ночи, когда она думала о Томе и, хотя понимала, почему он с ней не может связаться, все-таки недоумевала, почему он этого не делает. Том притянул ее к себе, прижал к груди, нагнулся поцеловать волосы.
— Теперь не упустить ни единого дня, — прошептал ей в самое ухо.
Из темноты донесся тяжелый, раздраженный вздох.
— Остынь, — тихо проговорила Гейл.
— Нет нужды, — ответила Дайана. — Я и так настолько окоченела, что вся кожа в пупырышках.
Вот что, наверное, переживает мать-одиночка, подумала Гейл, которую в кои-то веки пригласили на свидание, а у нее на руках упрямый ребенок. Но Дайана должна знать: как бы Гейл ни хотелось завести семью, излишне уступчивой она не будет. Она могла поддаться обольщению Тома, это было нетрудно. Однако уступчивость — путь не для Гейл, это что-то вроде неведомой тропинки, которая прячется в густых кустах и заросла травой. Не в ее характере выбирать такие тропы. А если она даже решится ступить на нее, то начнет плутать и спотыкаться. Она сознавала: Том пользуется ситуацией, чтобы смягчить боль, которую сам ей причинил. И еще понимала, что он смотрит на все по-иному. Он никому не морочил голову — он лгал себе, и причем искренне, как какой-нибудь прекраснодушный политик.