Штрафбат Его Императорского Величества. «Попаданец» на престоле - Сергей Шкенев

- Я исполню… прошу простить, это не моя песня. Его Императорское Величество напевал как-то раз, вот я и…

- Пойте! - попросила Лопухина, не отводя взгляда.

- Хорошо… тогда…

Дрогнули струны. Капитан явно знал мелодию заранее - заиграл сильно и уверенно.

Не жалею, не зову, не плачу,Все пройдет, как с белых яблонь дым.Увяданья золотом охваченный,Я не буду больше молодым.

Затихли голоса в зале. Лицо Дарьи Алексеевны застыло в недоумённом напряжении, и только одни глаза требовали - дальше!

Ты теперь не так уж будешь биться,Сердце, тронутое холодком.И страна березового ситцаНе заманит шляться босиком.

Дух бродяжий, ты все реже, режеРасшевеливаешь пламень уст,О моя утраченная свежесть,Буйство глаз и половодье чувств!

Тихо вскрикнула Зинаида Петровна, когда сжавшиеся непроизвольно пальцы Лопухиной стиснули ей руку. Державин, пробиравшийся от дверей к роялю, уронил на пол толстый альбом, откуда разлетелись листы с неровными стихотворными строчками.

Я теперь скупее стал в желаньях,Жизнь моя? Иль ты приснилась мне?Словно я весенней гулкой раньюПроскакал на розовом коне.

А женские глаза напротив, кричали: - "Нам ничего не приснилось!"

Все мы, все мы в этом мире тленны,Тихо льется с кленов листьев медь…Будь же ты вовек благословенно,Что пришло процвесть и умереть.

Рояль смолк с последним звуком песни. Дарья Алексеевна подошла к священнику и мягко положила руки на плечи:

- Не нужно умирать… Нам ещё жить и жить… нам…

- Нам?

- Да.

- Это ответ на все вопросы?

- На все.

Зинаида Петровна Вяземская, до глубины души поражённая вопиющим нарушением пристойности, оглядела залу в поисках поддержки:

- Это возмутительно! - и тут же поправилась, увидев стоящего в стороне императора Павла Петровича. Улыбающегося императора! - На самом деле возмутительно - никакие условности не должны препятствовать соединению любящих сердец!

Ещё час спустя.

Вот так неожиданно ко мне пришла слава великого поэта. Сколько ни отнекивался, объясняя, что стихи написаны ротмистром Сергеем Есениным, к сожалению, рано ушедшим из жизни, но никто так и не поверил. Все сдержанно, боясь попасть в опалу из-за грубой лести, хвалили, говорили о большом вкладе в развитие русской изящной словесности, о неоценимом… К чертям! Какой вклад, если Державин бросил альбом со стихами в камин? А если совсем литературу оставит? Самому вдохновлять будущих поэтов?

Единственно хорошо - отношения отца Николая и Дарьи Алексеевны наконец-то прояснились. А то доверить пост обер-прокурора Священного Синода неженатому человеку совершенно невозможно, а руководство церковью и руководство церкви необходимо укреплять, причём срочно.

Вообще, была поначалу мысль избрать Патриарха, но немного подумав, от неё отказался. Не может быть в партии двух лидеров, правильно? Спросите, причём тут партия? А вы приглядитесь, прежде чем спрашивать. Иерархия, дисциплина, ячейки в виде приходов, взносы… Готовая партия и есть - хоть Царство Небесное на земле строй, хоть коммунизм. Существует, правда, опасность зарождения комчванства… не сейчас, в будущем. Но мы же большевики-интернационалисты, не так ли? Это к тому говорю, что есть у моей партии серьёзный конкурент, который и не даст расслабиться. Понимаете, о ком?

Ладно, что мы всё о делах и о делах? Кто обещал поэтический вечер? Где Державин с его поэмой? Ах да, поэма в камине… но это же не повод молчать?

- Гавриил Романович, теперь твоя очередь.

- Государь, мне, право слово, неудобно.

- Это почему?

- Осознавая всю ничтожность потуг… И вообще, я принял решение навсегда оставить поэтическую стезю.

- А если Родина прикажет?

- Родина?

- Император.

- Тогда придётся подчиниться.

- Считай, что приказ уже получен.

Беда с этими талантами! Ей-богу, легче сражение выиграть, чем успокоить обидчивого и ранимого писателя. Ну чисто дети!

Державин вышел к роялю и прокашлялся:

- Дамы и господа! Друзья мои! Извините, читать буду по памяти, так что может быть чего-нибудь и позабуду. Не судите строго скромного пиита.

Горит Восток зарёю новой.На перекрёстках, площадяхГрохочут пушки. Дым багровыйРодит смятение в умах,И на врага наводит страх.Полки ряды свои сомкнули.На крышах залегли стрелки.Летят кулибинские пули,Нависли хладные штыки.Гонимы англами к победам,На баррикады рвутся шведы,Шотландцы строем в бой летят.Все чужеземные язЫкиПод пушек рёв, под звук музЫкиСвоё стремление крепятСлужить владычице морей.Но стойкость русских егерейДля англов - слово роковое.Гремит, пылает тут и там.Но явно счастье боевоеСлужить уж начинает нам.Огнём небесным супостатыПоражены. И сожжены.Вгоняет вражеских солдатовВо прах могучий бог войны.Тесним мы англов рать за ратью;Темнеет слава их знамён.И бога браней благодатьюНаш каждый шаг запечатлён….

***

*** Прим. автора : Через тридцать лет, вдохновлённый примером учителя, генерал-лейтенант А.С.Пушкин напишет поэму "Взятие Вены". Впрочем, уважаемый читатель и сам её помнит со школьных лет. Но если память подводит, то всегда можно заглянуть в учебник. ***

Вместо эпилога

- Поберегли бы себя, Александр Фёдорович, - капитан Ермолов осуждающе покачал головой, когда Беляков сбросил с плеча тяжёлый кожаный мешок. - Рёбра-то ещё толком не срослись, да и вообще…

- И что же в этом вообще?

- Не к лицу государеву министру чёрной работой заниматься.

- А кто будет, они? - Фёдорыч пренебрежительно плюнул в сторону кривой берёзы, под которой уложили связанных по рукам и ногам пленников. - Нет уж, лучше я сам.

Так получилось, что срочно отбывающий в Петербург император подчинил егерей подновскому купцу, оставив грозную бумагу, в которой назначал того министром несуществующей золотодобывающей промышленности. Наверное, более в утешение, чем надеясь на что-то, потому как после сильной контузии в грудь Беляков и сам не чаял остаться в живых. Но выжил. Мало того, кипучая энергия и предприимчивость не позволили долго разлёживаться в постели. И закрутилось-завертелось….

Золото… проклятый метал… жёлтый дьявол… Безжалостная и бездушная машина смерти, всегда сопровождающая его появление, в очередной раз провернула своё колесо, перемалывая обильные жертвы, не разделённые на правых и виноватых. А первыми стали многочисленные скиты, прятавшиеся в заволжских лесах от пристального государева внимания. Ниточки золотой паутины, тянувшиеся к Керженцу и Ветлуге с Урала и Сибири, обрезались решительно - ночными пожарами, стрельбой по бегущим от огня старцам и старицам, допросами проклинающих собственное спасение пленников.

И наносились на карту новые отметки, плескала угрюмо вода лесных озёр и рек, принимая ставших ненужными свидетелей. Страшно… жестоко… и необходимо. Страна требует золото. Это новые ружья и пушки, это корабли, это жалованье, это свобода… Всё то, что поможет выжить новой стране, только что родившейся в муках Ревельского разгрома и крови Петербургской осады.

Новое солнце встаёт над Россией.

- Готовы, Алексей Петрович? - Беляков показал на поднимающееся над кромкой леса светило.

- К новым подвигам? - вымученно улыбнулся Ермолов. - А они у нас будут?

- С нашим государем? Кто бы сомневался!

- Тогда вперёд?

- Вперёд!

Конец первой книги.