Бывший муж моей мачехи (СИ) - Либрем Альма

Нет, мама и так рвалась в бой и…

Я зажмурилась, пытаясь сдержать рвущиеся на свободу слезы.

— Это не имеет значения, — с трудом проговорила я, зная, что вот-вот разрыдаюсь. — Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Ничего. Оставь меня в покое и убирайся из моей жизни.

— Ты не имеешь права распоряжаться жизнью нашего ребенка, ничего мне не сказав, — почти прорычал Олег. — И не можешь просто так убить его. Ты же сама этого не хочешь!

Я набрала полную грудь воздуха, собираясь обвинить Лаврова во всех грехах, рассказать ему о том, как я ненавижу его за то, что он выбрал Викки, за то, что жестоко обманул меня, воспользовался, хотя мог просто не трогать — я бы и так ему прислала эти документы, которые были надо, и без любовной истории, — но не смогла ничего сказать. Знала, что расплачусь.

Но надо же как-то освободиться.

— Это не твой ребенок, — выпалила я, хватаясь за последнюю надежду просто уйти отсюда и больше никогда с ним не сталкиваться, и застыла, дожидаясь реакции Лаврова.

Я наконец-то нашла в себе силы оттолкнуть Олега и броситься прочь. Даже сумку забыла, она так и осталась стоять на небольшой скамье у кабинета, а я пулей вылетела на улицу и, надеясь, что Олег не последует за мной, зашагала в неизвестном направлении. Я надеялась на то, что смогу уйти достаточно далеко, прежде чем он наконец-то поймет, где меня искать. А может, оставит эту дурную затею? Нырнула в небольшой скверик, рассчитывая на то, что затеряюсь среди деревьев, сверну куда-нибудь в торговый центр.

Но скверик оказался куда запутаннее, чем я предполагала, и я в какой-то момент осознала, что сама не знаю, где оказалась и куда мне идти. И мобильный, и все деньги остались в сумке, а я не помнила наизусть ничей номер. Даже ключи от дома, и те там. Можно было вернуться в больницу, надеясь на то, что сумку никто не украдет, но я не хотела вновь оказаться рядом с Олегом, боялась любого продолжения того самого разговора.

Хоть бы он поверил. Мало ли, что у меня было? Нашла какого — то немца себе, о котором мама и не знала, или со мной что-нибудь случилось. Да какая разница! Пусть идет к своей Викки и больше никогда, никогда даже не приближается ко мне. Это мой ребенок. Мой и ничей больше. И даже если я решусь родить, то Олег не получит возможности даже приблизиться к малышу. Ни он, ни эта его.

Живот свело, и я ойкнула от неожиданности. Голова закружилась, и я вспомнила, как Анатолий Игоревич повторял, что мне нельзя нервничать, что первый триместр — опасный период, а я ведь совершенно себя не берегу и.

Стало страшно. Я внезапно осознала, что не хочу терять этого ребенка, не хочу жертвовать им, своим ещё не родившимся малышом только потому, что его папа оказался таким козлом.

Я пошатнулась, всё поплыло перед глазами, и я почувствовала, как чужие руки уверенно ложатся мне на плечи.

Я развернулась из последних сил, готовясь закричать, хотя не была уверена на то, что смогу хоть рот раскрыть — и обнаружила у себя за спиной Олега. Хотела оттолкнуть его и убежать, но вместо этого только рухнула прямо на его руки.

Лавров подхватил меня, донес до скамейки в тени разлапистого дуба, усадил саму и осторожно устроился рядом.

— Оставь меня в покое, — попросила я, понимая, что не способна сейчас сорваться с места и куда-нибудь убежать. Я даже сто метров пройти не смогу спокойно, свалюсь без сознания. Хоть бы не было кровотечения…

— Ты сумку забыла, — Олег вручил мне её с таким видом, словно исключительно из-за вещей и догонял, хотя я прекрасно понимала, что это не так. Я уцепилась в кожаные ручки так крепко, словно надеялась, что сумка окажется заколдованной и поможет перенестись мне куда-нибудь за тридевять земель, но, увы, такое случалось только в сказках, а я всё ещё находилась в жестокой реальной жизни, и мир вокруг меня никак не хотел стать добрее.

На глаза вновь набежали слезы, но я сдерживалась. Просто молча смотрела на Лаврова, пытаясь унять бушующую в душе ненависть.

— Что тебе нужно? — наконец-то спросила я. — Я ведь уже сказала, что это не твой ребенок. Можешь не заботиться о моей судьбе.

— И чей же? Или ты считаешь меня идиотом, не понимающим, что такое первый раз для девушки?

— Я. - я закусила губу и украдкой взглянула на него, пытаясь набраться смелости. — Я отомстить тебе хотела. Это не твой ребенок, понял?

— И с кем же ты мне отомстила?

Я почувствовала, что краснею. Господи, а если он и в самом деле начнет искать.

— С Алексом! — выпалила я, прежде чем успела включить голову. — Так что.

— Если бы это был ребенок Алекса, — Олег подался вперед, обнимая меня за талию, и я зажмурилась, мечтая только об одном — чтобы это всё поскорее закончилось, — то ты бы сидела с ним, счастливая, в женской консультации, а он уже подыскивал бы себе нормальную работу вместо игр в казино. Или ты считаешь меня наивным идиотом?

Я почувствовала, как непослушная слезинка всё-таки стекает по щеке, оставляя солоноватый след, и сжалась, заметив опасное сверкание в глазах Олега. Лучше бы вообще молчала. Сказала, что мама ошиблась, что я не беременна. Или что уже сделала аборт. Может, он не взялся бы проверять?

Лавров занес руку, и я втянула голову в плечи, ожидая, если честно, удара, но вместо этого он только осторожно стер слезинку с моей щеки. От этого стало ещё более мерзко, и я попыталась отодвинуться, но безуспешно. Олег всё так же крепко обнимал меня за талию, не позволяя обрести хоть несколько миллиметров свободы, и я чувствовала, как гулко бьется в моей груди утомленное сердце.

Скорее бы всё это закончилось.

— Это не твой ребенок, — как заведенная, повторила я. — Ты не имеешь на него никакого права, слышишь?

— Если бы это был не мой ребенок, — прошептал Олег, — ты бы так не тряслась сейчас. Я готов поставить всё свое состояние на то, что та наша ночь так и осталась твоей единственной.

Да будь ты проклят!

— Почему ты мне не сказала о своей беременности?

— Убирайся к своей Викки, — прошипела я, — и пусть она рассказывает тебе о своих детях, рожденных и не очень. А меня просто оставь в покое. Я сама разберусь со своими проблемами.

— Это не проблема. Это счастье.

— Подавись своим счастьем, — я попробовала вскочить, но голова опять закружилась, и Олег уверенно вернул меня на скамейку.

— Мы же взрослые люди, — прошептал Олег. — Тебе надо успокоиться. Перестать нервничать, а то это плохо сказывается на ребенке…

Ненавижу!

— И всё спокойно обсудить.

— Нам нечего обсуждать, — возразила я. — Оставь меня в покое!

— Если ты не хочешь быть со мной, — его голос звучал твердо, — это не значит, что я позволю тебе убить нашего ребенка. И я не вижу ни единого повода, по которому ты должна работать беременной и наплевательски относиться к своему здоровью. Я обеспечу тебя и малыша всем необходимым.

— Мне ничего от тебя не нужно. Ни отношений, ни твоих денег, ничего! — запротестовала я, но Олег как будто не слышал ничего.

— Поговорим об этом дома, — твердо произнес он. — А сейчас пойдем.

— Я никуда с тобой не пойду.

Но моё сопротивление, казалось, было бесполезным. Олег с такой легкостью подхватил меня на руки, словно я была пушинкой — и понес куда-то, уверенно игнорируя все мои попытки вырваться.

Глава двадцать первая

Автомобиль остановился у дома, который когда-то принадлежал нашим родителям. Я со странной ностальгией смотрела из окна, узнавая знакомый забор и родные стены, заглядывая в окна, из которых выглядывала столько раз, чувствуя себя пленницей родного отца, заложницей ситуации, в которую попала из-за маминой болезни.

Олег кое-что изменил. Теперь не выбегал Федор, спеша открывать ворота, а они реагировали автоматически, на одно нажатие кнопки в мобильном приложении. Автомобиль, шурша колесами по вымощенной подъездной дороге, въехал во двор и остановился посреди некогда родного большого двора. Охраны нигде не было, и я едва сдержала удивленную усмешку — надо же, он избавился от того, что казалось привычным в этом доме на протяжении нескольких десятков лет?