Смерть в чужой стране - Донна Леон

— Кажется, вы правы, Аугустино, — сказал Патта, упорно называя посетителя по имени. Потом повернулся к Брунетти и постарался придать своему голосу твердость. — Что у вас есть на тех двоих, чьи описания вы получили?

— К сожалению, ничего, синьор.

— А вы провентилировали… — начал Патта, и Брунетти стал внимательно слушать его одного, ожидая, какие последуют конкретные предположения. — А вы провентилировали наши постоянные источники? — Подчиненные должны понимать начальство с полуслова.

— О да, синьор. Мы сделали это в первую очередь.

Вискарди отодвинул свой накрахмаленный манжет, бросил взгляд на сверкающее пятнышко золота и сказал, обращаясь к Патте:

— Не хочу, чтобы вы из-за меня опоздали на предстоящий деловой ланч, Пиппо.

Как только Брунетти услышал имя Патты, он поймал себя на том, что мысленно повторяет его, словно мантру: Пиппо Патта, Пиппо Патта, Пиппо Патта.

— Вы не хотите составить нам компанию, Аугустино? — спросил Патта, не обращая внимания на Брунетти.

— Нет, нет. Мне нужно в аэропорт. Жена ждет меня на коктейль, а потом, как я уже сказал, у нас гости к обеду.

Наверное, он назвал Патте и имена этих гостей, потому что одного намека на их существование было достаточно, чтобы Патта широко улыбнулся и хлопнул в ладоши, словно радуясь их присутствию здесь, в своем кабинете.

Патта тоже посмотрел на часы, и Брунетти оказался очевидцем его страданий — приходилось позволить богатому и могущественному человеку отправиться обедать с другими богатыми и могущественными.

— Да, мне действительно нужно идти. Не могу заставлять министра ждать.

Патта не стал щеголять перед Брунетти фамилией этого министра. Интересно, подумал Брунетти, почему это? — то ли догадывался, что она не произведет на него впечатления, то ли опасался, что фамилия эта ему ничего не скажет. Ну и ладно, ему и знать ее ни к чему.

Патта подошел к тосканскому шкафу пятнадцатого века, стоявшему у двери, и вынул оттуда свой плащ. Накинул его и помог Вискарди надеть пальто.

— Вы уходите? — спросил Вискарди у Брунетти, который ответил, что уходит. — Вице-квесторе идет в Корте-Сконта на ланч, но я иду к Сан-Марко, где возьму лодку до аэропорта. Вам, случайно, не в ту же сторону?

— Ну как же, синьор Вискарди, именно в ту, — солгал Брунетти.

Патта двинулся впереди вместе с Вискарди. Они подошли к двери, ведущей на улицу. Там они пожали друг другу руки, и Патта сказал, что они увидятся с Брунетти после ланча. На улице Патта поднял воротник плаща и быстро свернул налево. Вискарди же повернул направо, подождал, пока Брунетти поравняется с ним, и направился к Понте-деи-Гречи и дальше — к Сан-Марко.

— Я очень надеюсь, что с этим делом быстро разберутся, — сказал Вискарди для начала.

— Да, и я тоже, — согласился Брунетти.

— Я надеялся, что в отличие от Милана Венеция более безопасный город.

— Это, конечно же, необычное преступление, — отозвался Брунетти.

Вискарди немного помолчал, искоса посмотрел на Брунетти, а потом пошел дальше.

— До того как я переехал сюда, я считал, что в Венеции всякое преступление — вещь необычная.

— Конечно, здесь это более необычно, чем в любом другом городе, но преступления у нас бывают, — объяснил Брунетти, а потом добавил: — И есть преступники.

— Могу я предложить вам чего-нибудь выпить, комиссар? Как это называется у вас в Венеции — «ип' ombra».[30]

— Да, «ип' ombra», и да, спасибо, не откажусь.

Они зашли в бар, мимо которого проходили, и Вискарди заказал два бокала белого вина. Когда вино подали, он протянул бокал Брунетти и поднял свой. Наклонив его немного, он сказал:

— Чинчин.

Брунетти ответил кивком головы.

Вино оказалось с резким вкусом, совсем плохое. Будь Брунетти один, он не стал бы его пить. Но он сделал еще глоток, встретился глазами с Вискарди и улыбнулся.

— На прошлой неделе я разговаривал с вашим тестем, — сказал Вискарди.

Интересно, подумал Брунетти, сколько времени ему потребуется, чтобы добраться до сути. Он сделал еще глоток.

— Да?

— Нам нужно было обсудить кое-какие дела.

— Да?

— Когда мы кончили говорить о делах, граф сказал о вашем с ним родстве. Признаюсь, что сначала я удивился. — Судя по тону Вискарди, удивился он, узнав, что граф позволил своей дочери выйти за полицейского, тем более вот за этого. — Совпадению, как вы понимаете, — добавил Вискарди с небольшим запозданием, и опять улыбнулся.

— Разумеется.

— Честно говоря, я обрадовался, узнав, что вы с графом — родственники. — Брунетти бросил на него вопрошающий взгляд. — Я хочу сказать, что это дает мне возможность говорить с вами откровенно. То есть если позволите.

— Прошу вас, синьор.

— В таком случае признаюсь, что многое в вашем расследовании меня огорчает.

— В каком смысле, синьор Вискарди?

— Меня сильно задело, — начал тот, поворачиваясь к Брунетти с улыбкой простодушного дружелюбия, — обращение со мной ваших полицейских. — Он замолчал, отпил вина, еще раз попытался улыбнуться, на сей раз намеренно неуверенной улыбкой. — Надеюсь, комиссар, я могу говорить откровенно.

— Конечно, синьор Вискарди. Ничего другого я и не хочу.

— Тогда разрешите сказать, что у меня возникло чувство, будто ваши полицейские видят во мне скорее подозреваемого, чем жертву. — Поскольку Брунетти ничего не сказал на это, Вискарди добавил: — То есть в больницу они пришли вдвоем, и оба задавали вопросы, которые имели мало отношения к преступлению.

— И о чем же они вас спрашивали? — поинтересовался Брунетти.

— Один спросил, откуда мне известно, что это были за картины. Как будто я мог их не узнать. А второй спросил, не знаю ли я этого молодого человека на фото, и когда я ответил, что не знаю, вид у него был весьма скептический.

— Ну, с этим типом мы разобрались, — сказал Брунетти. — Он не имеет к делу никакого отношения.

— Но новых подозреваемых у вас нет?

— К сожалению, нет, — ответил Брунетти, думая о том, почему это Вискарди хотелось так быстро закончить разговор о молодом человеке на фото. — Вы сказали, синьор Вискарди, что вас покоробило многое. Это только одно. Могу я спросить, что еще?

Вискарди поднес бокал к губам, потом, не пригубив, опустил и сказал:

— Я узнал, что наводились определенные справки обо мне и моих делах.

Брунетти открыл глаза, притворяясь удивленным:

— Надеюсь, вы не подозреваете меня в том, что я интересуюсь вашей частной жизнью, синьор Вискарди?

Внезапно Вискарди поставил бокал, полный почти до краев, обратно на прилавок и произнес совершенно отчетливо:

— Пакость. — И, увидев удивление Брунетти, добавил: — Вино, конечно. Боюсь, мы выбрали не то место, чтобы выпить.

— Да, оно не очень удачное, не так ли? — согласился Брунетти, ставя на прилавок пустой бокал рядом с бокалом Вискарди.

— Повторяю, комиссар, что наводились справки о моих делах. Такое любопытство не приводит ни к чему хорошему. Боюсь, что дальнейшее вторжение в мою деловую жизнь вынудит меня прибегнуть к помощи некоторых моих друзей.

— А что это за друзья, синьор Вискарди?

— Называть их имена было бы с моей стороны дерзостью. Но они занимают достаточно высокое положение, чтобы уберечь меня от бюрократического произвола. Если же я паду его жертвой, то уверен, они вмешаются.

— Это очень похоже на угрозу, синьор Вискарди.

— Не впадайте в мелодраматический тон, Dottore Брунетти. Лучше назовем это предостережением. Более того, я предостерегаю вас не только от себя, но и от лица вашего тестя. Повторяю, подобное любопытство до добра не доведет.

— Полагаю, синьор Вискарди, у меня вообще нет оснований ждать добра от каких-либо ваших дел.

Вдруг Вискарди извлек из кармана несколько банкнот, не глядя на них и не позаботившись узнать, сколько стоит вино. Ничего не ответив Брунетти, он повернулся и пошел к двери бара. Брунетти двинулся следом. На улице лил дождь из осенних туч, подгоняемых ветром. Вискарди задержался в дверях только для того, чтобы поднять воротник пальто. Ничего не сказав, не оглянувшись на Брунетти, он вышел под дождь и быстро исчез за углом.

Брунетти немного постоял на пороге. Наконец, не видя иного выхода, он развернул газету, в которую упаковал зонт, явив его миру во всей его красе. Потом сложил газету несколько раз и шагнул под дождь. Нажал на кнопку, посмотрел вверх и увидел раскрывшийся над ним пластиковый купол. Слоны, веселые, танцующие розовые слоны. Чувствуя во рту вкус кислого вина, он поспешно направился к дому.

Глава 24

По первому же требованию Брунетти получил от Паолы свой черный зонт и вернулся в квестуру. Около часа он отвечал на корреспонденцию, но ушел рано, сказав, что у него назначена встреча, хотя это была встреча с Руффоло и состояться она должна была через шесть часов. Вернувшись домой, он рассказал Паоле о встрече в полночь, и она, помня, что говорилось о Руффоло в прошлом, согласилась с Брунетти, что это шутка, результат страсти к мелодраматическим эффектам, очевидно приобретенной Руффоло за время последней отсидки, когда он слишком много смотрел телевизор. Брунетти не видел Руффоло с того раза, когда в последний раз выступал свидетелем, и полагал, что найдет его почти не изменившимся — добродушным, лопоухим и беспечным, слишком торопящимся преуспеть в жизни.