Седьмая чаша - К. Сэнсом

— Викарий Браун сделан из того же теста, — мрачно откликнулся Харснет. — В церкви осталось еще полным-полно золота, канделябров и икон. С большим трудом удалось отобрать их священную реликвию, палец святой Маргариты. Боннер, эта папистская свинья, рано или поздно приведет нас обратно к Риму.

— Но ведь Боннер был одним из людей лорда Кромвеля, — возразил я.

— Теперь, когда Кромвель мертв, волки сбросили с себя овечьи шкуры. Для них важнее остаться у власти.

Он метнул злобный взгляд в сторону епископа.

— Пусть простит меня Господь, но я хотел бы, чтобы наш убийца выбрал своей следующей жертвой Боннера, а не добрых реформаторов. Но дьявол действует по собственному усмотрению.

Я взглянул на Барака, но тот лишь пожал плечами. Мы прошли мимо огромной старинной колокольни, превратившейся в разваливающуюся ночлежку, свернули на восток и, миновав аббатскую церковь, вышли на южную сторону монастырской территории, огороженной высокими стенами.

Глава 18

На южной стороне монастырского двора было больше всего домов, преимущественно бедных хибар, в которых ютились уличные торговцы и рабочие, перебивавшиеся случайными заработками. Мужчины грузили стоявшие возле домов повозки разнообразным скарбом, готовясь к трудовому дню. В воздухе пахло свежим деревом и смолой, поскольку тут было много столярных мастерских, обслуживающих аббатство и Вестминстерский дворец. Слева от нас тянулась стена, отделявшая от общей территории внутренний двор, на котором размещались монастырские постройки. Ворота, оберегавшие некогда беззаботную жизнь монахов от внешнего мира, были открыты, хотя возле них и стоял охранник с пикой. Харснет сообщил ему, кто мы такие, и страж пропустил нас во двор, где кипела работа над строениями бывшего монастыря: одни ломали, другие перестраивали. Прибывали все новые рабочие. Они разбирали из повозок кувалды и кирки и тут же принимались махать ими. Мы подошли к большому красивому дому с усаженным крокусами палисадником, и Харснет постучал в дверь.

Нам открыл слуга и пригласил войти. Как недавно секретарь Кранмера, он попросил Барака подождать в прихожей, а нас с Харснетом провел в кабинет, завешанный дорогими гобеленами. Главным предметом здесь был огромный дубовый стол, заваленный бумагами. Мне подумалось, что эти вещи также относились к конфискованному монастырскому имуществу. По крайней мере, лавочки для певчих, выстланные подушками и стоявшие вдоль стен, — точно. Снаружи слышался стук тяжелых молотков.

Дверь открылась, и в кабинет вошел низенький человек в белых церковных одеждах. Мы обменялись поклонами, после чего он прошел к столу и сел.

— Прошу вас, джентльмены, — произнес он медоточивым голосом и широким жестом указал на сиденья для певчих.

Я рассматривал Уильяма Бенсона, последнего аббата монастыря, монаха, который переметнулся на сторону Кромвеля и был назначен аббатом, чтобы ускорить разгром монастырей. Место настоятеля нового собора являлось частью платы за то, что он сделал. Это был коренастый мужчина лет под пятьдесят, с пухлым сонным лицом, которое не покидало выражение удовлетворенности тем, что ему удалось осуществить все свои амбиции.

— Чем я могу помочь архиепископу? — осведомился он.

Первым заговорил Харснет.

— Это дело крайне секретное, сэр. Архиепископ настаивает на том, чтобы ничего из того, о чем мы сейчас станем говорить, не вышло за пределы этих стен.

— На этот счет можете не беспокоиться. Повиноваться предстоятелю — мой священный долг. — Бенсон улыбнулся, щуря сонные глаза. — Вы заинтриговали меня.

— Боюсь, история, которую вам предстоит услышать, может обеспокоить вас, — вставил я, желая заявить о своем присутствии и показать, что я тоже не последний человек в этом деле.

Бенсон издал гортанный смешок.

— Я возделывал ниву Господню в Англии на протяжении многих лет. Теперь меня уже ничто не может обеспокоить. Кроме, пожалуй, вот этого стука молотков. — Он нахмурился. — Чтобы снести обитель, им, похоже, понадобится целая вечность.

«Обитель, которую ты возглавлял не один год», — подумал я.

Мне было интересно, изменится ли выражение его лица после рассказа Харснета про ужасающие убийства и их видимую связь с пророчествами Книги Откровения, но нет, когда коронер закончил рассказ, физиономия настоятеля оставалась такой же апатичной, как и прежде.

— И по вашему мнению, этот человек может быть бывшим монахом? — спросил Бенсон, крутя золотое кольцо на пальце.

Он с сомнением покачал головой.

— Вряд ли это возможно. Многие братья приветствовали закрытие монастыря и получили от этого немалые выгоды. Шестеро, к примеру, остались здесь же и сделались пребендариями[21] под моим началом.

— Сколько всего было здесь монахов? — спросил я.

— Тридцать четыре. Не вся братия была в восторге от случившегося, но в основном они были реалистами и без возражений подписали отказные листы. Все, за исключением брата Элфрида, который поставил условие, чтобы после его смерти похоронить его в соответствии со старыми обрядами. Ему это было обещано, а затем и выполнено, — добавил Бенсон с легкой улыбкой. — Он умер почти сразу после того, как ушел отсюда. Полдюжины братьев отправились в мир иной вскоре после того, как покинули монастырь.

— Нас интересует монастырский врачеватель, Ланселот Годдард, и двое его помощников, — сказал Харснет. — Только они числятся в архивах суда по делам секуляризации.

— И еще, — снова встрял я, — известно ли вам, применял ли доктор Годдард двейл?

— Применял что?

Мне показалось, что настоятель отреагировал на мой вопрос с излишней поспешностью, и при этом в его сонном взгляде на мгновение что-то промелькнуло. Я объяснил, что двейл — наркотик, и рассказал, для чего его использовал убийца.

— Это действительно не может не беспокоить, — тихо проговорил Бенсон.

Он сидел, размышляя и вертя на пальце кольцо. Прошло некоторое время, прежде чем он поднял на нас глаза.

— Мне неизвестно, использовал ли доктор Годдард этот ваш двейл. Я никогда не вмешивался в дела монастырской больницы. Он был весьма опытным врачом, и я не припомню, чтобы на него когда-либо поступали жалобы.

Настоятель помолчал.

— Я готов оказать вам любую посильную помощь, джентльмены, но мне кажется, что вы ошибаетесь. Кем бы ни был этот… ужасный человек, я не верю в то, что он отсюда.

— Насколько близко вы знали доктора Годдарда? — спросил я.

— Не очень близко. — Настоятель позволил себе циничную улыбку. — Ни для кого не секрет, что меня назначили аббатом с определенной целью — чтобы я подготовил Вестминстерское аббатство к мирному и максимально безболезненному закрытию, что я и сделал. Я обращал внимание лишь на тех монахов, которых нужно было убеждать или принуждать. Доктор Годдард к ним не относился. На его плечах лежало лечение заболевших, повседневный уход за немощными старыми монахами. Он также распоряжался еще одной маленькой больницей для бедных жителей Вестминстера, которую содержал монастырь.

— То же относится и к его помощникам?

— Да. Чарльз Кантрелл работал в больнице для монахов, Фрэнсис Локли — в больнице для мирян.

— Они имели образование? — уточнил я.

— Нет. Кантрелл был монахом, а Локли — послушником, который трудился на нас и жил здесь же. Годдард обучал их обоих.

— Что за человек был Годдард?

Бенсон склонил голову.

— Не очень общительный тип. Некоторые даже говорили, что он холоден, называли его бирюком. Он произошел из богатой семьи и на тех, кто имел низкое происхождение, смотрел свысока. Секуляризацию воспринял спокойно, как и остальные, каких-либо комментариев, тем более ругательных, от него не слышали.

— Он исчез из дома, который снимал, — сообщил настоятелю Харснет. — Куда, по-вашему, он мог подеваться?

Бенсон пожал плечами.

— Понятия не имею. Я не знаю, есть ли у него семья и где она живет, а все монастырские записи уничтожены.

Я знал, что это правда. Большую часть монастырских записей сожгли вместе с иллюстрированными книгами.

— Для нас может представлять ценность все, что вы могли бы нам сообщить, сэр.

— Когда я пришел, он уже был врачом. Я помню разговоры о том, что он стал послушником еще в ранней молодости, а когда монастырь закрыли, ему было около сорока.

— Он был снобом, — заявил я. — По крайней мере, так говорят все его соседи. Значит, он все же так и не освободился до конца от предрассудков, бытующих в миру.

Бенсон рассмеялся.

— Среди монахов такое часто встречается. Именно их приверженность всему мирскому являлась одной из причин, по которым следовало закрыть монастыри.

— Вам известно, где он учился на врача? — поинтересовался я.