Леопард - Ю Несбё
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В полицию заявили?
— Да нет, взяли только велосипед.
— Думаете, серийные убийцы в свободное время занимаются кражей велосипедов?
Лейке расхохотался и кивнул улыбаясь. Не туповатой, пристыженной улыбкой, как тот, кто сам понимает, что сморозил глупость, отметил Харри. Но обезоруживающей, победительной улыбкой чемпиона, означающей «ну, приятель, в этот раз ты меня подколол».
— А почему вы решили поговорить именно со мной?
— В газете написано, расследование ведете вы, вот я и решил, что так будет правильнее. Кроме того, как я уже говорил, я надеюсь, это не станет известно слишком многим, вот и решил обратиться к самому главному.
— Я — не главный, Лейке.
— Правда? А в «Афтенпостен» написали…
Харри потер скулу. Он еще не решил, как ему относиться к Тони Лейке. Это сочетание ухоженной внешности с шармом плохого парня напомнило Харри одного хоккеиста, рекламировавшего нижнее белье. Тот явно хотел произвести впечатление легкомысленного и искушенного циника, но спрятать собственную искренность и глубину натуры ему не удавалось. Хотя, возможно, все как раз наоборот: именно легкость была подлинной, а искренность — наигранной.
— А что вы делали в Ховассхютте, Лейке?
— Ну ясное дело, на лыжах катался.
— Один?
— Да. На работе выдалось несколько тяжелых дней, пришлось взять тайм-аут. Я часто бываю в Устаусете и на хребте Халлингскарвет. Можно сказать, это мои места.
— Так почему же вы не построите там свою собственную дачу?
— Там, где я хотел бы иметь дачу, строительство запрещено. Законом о национальных парках.
— А почему невеста с вами не поехала? Она что, не ходит на лыжах?
— Лене? Она… — Лейке отхлебнул еще кофе. Очень характерно отхлебнул — прямо посредине предложения, чтобы взять паузу и подумать, отметил Харри. — Она была дома. Я… мы… — Он взглянул на Харри с отчаянной гримасой, словно умоляя о помощи.
Харри ему не помог.
— Черт. Только не для прессы, ладно?
Харри не ответил.
— Хорошо, — сказал Лейке, как если бы Харри ответил утвердительно. — Мне надо было немного передохнуть, уехать. Подумать. Помолвка, женитьба… все это не игрушки, надо было определиться, как к этому относиться. А лучше всего мне думается, когда я один. Особенно там, в горах.
— Очевидно, размышления помогли?
Лейке вновь сверкнул эмалевым кварталом.
— Да.
— А вы помните, кто был в хижине помимо вас?
— Как я уже говорил, я помню Марит Ульсен. Мы с ней выпили красного вина. Я и не знал, что она депутат стортинга, пока она сама не сказала.
— Кого-нибудь еще?
— Там сидело еще три или четыре человека, с которыми я только поздоровался. Но я там появился довольно поздно, кто-то наверняка уже спал.
— Да?
— Снаружи стояло шесть пар лыж. Я это помню совершенно точно, поскольку сам внес их в коридор, была угроза схода лавины. Я подумал, вполне возможно, те, другие, не имеют большого опыта нахождения в горах. Хорошего мало, если хижину накроет трехметровым слоем снега и все окажутся без лыж. На следующее утро я, как обычно, встал раньше всех и ушел еще до того, как встали остальные.
— Вы сказали, что поздно пришли в тот вечер. Значит, вы шли по горам один, в темноте?
— Налобный фонарик, карта и компас. Я ведь туда сорвался совершенно спонтанно, так что в Устаусет приехал только вечером — на поезде. Но, как я уже говорил, те края я знаю неплохо, привык ориентироваться на местности в темноте. Да еще погода была как на заказ, светила луна, мне ни карта, ни фонарик не понадобились.
— Можете рассказать, что происходило в хижине, пока вы там были?
— Да ничего не происходило. Мы с Марит Ульсен поговорили о красном вине, а потом о том, как трудно сейчас бывает поддерживать отношения. В общем, ее подход к этому был, пожалуй, более современный, чем у меня.
— А она ничего не говорила, может, что-то такое произошло в этой хижине раньше?
— Абсолютно ничего.
— А остальные?
— Они сидели чуть поодаль, у очага, говорили о лыжных походах и пили. Возможно, пиво. Или какой-то спортивный напиток. Две девушки и один мужчина, от двадцати до тридцати пяти лет, так мне показалось.
— Имена?
— Мы только кивнули друг другу и сказали «привет». Как я уже говорил, я отправился туда, чтобы побыть одному, а не искать знакомств.
— Внешность?
— В таких хижинах вечером обычно бывает довольно темно, если я скажу, что одна из них — светленькая, а другая — темненькая, то нет уверенности, что так оно и было. Как я уже говорил, я даже не помню, трое их было или четверо.
— Выговор?
— Мне кажется, одна из девушек говорила на западном диалекте.
— Ставангерский диалект? Берген? Сюннмёре?
— Мне очень жаль, но я в этом плохо разбираюсь. Может, она была вовсе не из Западной, а из Южной Норвегии.
— О'кей. Вы хотели побыть один, но разговорились с Марит Ульсен о современных нравах.
— Просто так получилось. Она подошла ко мне и села. Не слишком застенчивая тетка. Болтушка. Но толстая и симпатичная. — Он сказал это так, будто оба слова гармонично дополняли друг друга. Харри вдруг вспомнилось, что, вопреки общей тенденции к повышению средненорвежской массы тела, Лене Галтунг, судя по фотографии, тощая как вобла.
— Так что, кроме Марит Ульсен, вам ни о ком другом сказать нечего? Даже если я покажу вам фотографии тех, кто, по нашим сведениям, там был?
— Почему же? — Лейке снова улыбнулся. — Думаю, мне найдется что сказать.
— Неужели?
— Когда я собирался укладываться спать в одной из комнат, мне пришлось включить свет, чтобы посмотреть, какая койка там свободна. И я видел, что двое уже лежали и спали. Мужчина и женщина.
— И вы думаете, что сможете их описать?
— Ну, не то чтобы описать, но я вполне уверен в том, что мог бы их узнать.
— Да?
— Знаете, бывает, стоит увидеть человека, и сразу вспоминаешь его лицо.
Харри знал, что Лейке прав. С описанием примет у свидетелей, как правило, бывало неважно, но при опознании они обычно не ошибались.
Харри подошел к картотечному шкафу, который они с Бьёрном задвинули в глубь комнаты, открыл нужные папки и вытащил фотографии. Дал пять снимков Лейке, тот принялся их изучать.
— Марит Ульсен, — сказал он и протянул Харри одну из фотографий. — А это, мне кажется, две девушки, сидевшие у очага, но наверняка не скажу. — Он отдал Харри фотографии Боргни и Шарлотты. — Это, возможно, тот парень — Элиас Скуг. — Но никого из них не было в спальне, в этом я уверен.
— То есть вы не уверены, что узнаёте тех, с кем довольно долго сидели в одной комнате, но уверены, что узнали бы тех, кого видели всего лишь несколько секунд?
Лейке кивнул:
— Они спали.
— А что, спящего узнать легче?
— Нет, но они же на тебя не смотрят, правда? Так что ничто не мешает тебе их рассмотреть.
— М-м-м… За несколько секунд?
— Может, чуть подольше.
Харри убрал фотографии в папки.
— У вас есть какие-нибудь имена? — спросил Лейке.
— Имена?
— Да. Как я уже говорил, я встал первым, сделал себе пару бутербродов на кухне. Там же была и гостевая книга, а я туда еще не записался. И пока я доедал свои бутерброды, я открыл эту книгу и просмотрел имена тех, кто записался накануне вечером.
— Зачем?
— Зачем? — Тони пожал плечами. — В туристических хижинах часто встречаешь одних и тех же людей. Я посмотрел, может, есть кто из знакомых.
— Были?
— Нет. Но если бы вы назвали имена тех, кто, как вы знаете или полагаете, был там, то я, возможно, вспомню, видел ли я их в гостевой книге, — понимаете?
— Понимаю. Но, к сожалению, у нас нет никаких имен. И адресов тоже.
— Нет? Ну и ладно, — сказал Лейке и принялся расстегивать шерстяное пальто. — Тогда, боюсь, толку от меня немного. Кроме того, что теперь вы можете меня вычеркнуть.
— М-м-м, — сказал Харри. — Ну раз уж вы здесь, у меня найдется еще пара вопросов. Если у вас есть время.
— Я сам себе хозяин, — сказал Лейке. — Во всяком случае, пока.
— Прекрасно. Вы говорите, что у вас в прошлом были проблемы. Не могли бы вы коротко сказать, в чем они заключались?
— Я попытался убить одного типа, — прямо ответил Лейке.
— Понятно, — сказал Харри и откинулся на спинку кресла. — За что?
— Потому что он на меня напал. Он утверждал, что я увел у него девушку. По правде говоря, она не была и не хотела быть его девушкой, к тому же я не увожу чужих девушек. В этом нет нужды.