Роковой круиз - Жаклин Митчард

— Я всего лишь хочу, чтобы вы навели справки. У вас... Разве суда, отправляющиеся в плавание, не должны выходить на связь каждый день?

— Конечно, они ежедневно сообщают о своем местоположении.

— В таком случае вы не могли бы узнать насчет сообщений с чартерного судна «Опус»? — попросила оператора Дженис.

— Это яхта Ленни Амато, миссис Локкарио. Я бы точно не стал о них тревожиться. Я знаком с капитаном. Ленни знает эти острова как свои пять пальцев. И его помощник, Мишель Южин-Мартин, тоже.

— И все же я попрошу вас навести о них справки. Вас это не затруднит?

— Конечно нет, — отозвался оператор. — Вы хотите, чтобы я вам перезвонил? „

— Я побуду на связи.

— Это займет какое-то время.

— Я подожду. Я рада, что говорю с кем-то, кто может помочь.

Дженис теребила сумочку, которая попалась ей на барахолке и которую она теперь переделывала, чтобы подарить на день рождения Трейси. Подарок был почти готов, оставалось всего лишь пришить старинную пуговицу и золотую тесьму. Сумочка была фиолетовой — любимый цвет Трейси. Боже, помоги Трейси, молилась она. Помоги Кэмми. Джиму и Теду они тоже не звонили. Тед бесхитростно предположил, что его мать и сестра просто классно проводят время. Но когда Джим сегодня утром возвращал блюдо, в котором Дженис принесла им бефстроганов, она заметила между его бровями глубокую складку.

— Ты и в самом деле думаешь, что с ними все в порядке? — поинтересовался Джим.

— Разумеется, — ответила она.

Конечно же, они не поверили друг другу. Дженис понятия не имела, как позвонить в береговую охрану, но это оказалось на удивление просто — номер был в «Голубых страницах», так же как и номер пожарной службы. Разумеется, номера охраны на Сент-Томасе там не было, но ответившая на ее звонок женщина сообщила его в считанные секунды. Итак, когда Дейв отправился на работу, а девчонки ушли в школу, Дженис взяла свое рукоделие и, собравшись с духом, позвонила по этому телефону. Теперь она ожидала, одновременно меряя тесьму. Слишком длинная. Она отрезала немного. То, что надо. Классно смотрится. Склонив голову, она прижала трубку к плечу и начала приметывать тесьму к сумке.

— Миссис Локкарио? — раздался в трубке мужской голос.

— Слушаю.

— Боюсь, что с яхтой «Опус» не было связи уже... три дня. Но это совсем не обязательно означает, что с ними что-то случилось. Ленни Амато общался с Шэрон Глиман... Это капитан другого судна... Так, сейчас посмотрим... пятнадцатого числа. И там могли быть погодные условия, которые, вероятно, и помешали связи...

— Так вы примете мою заявку? Вы сообщите о необходимости розыска?

— Мы относимся к этому очень серьезно, мэм. Операция по спасению людей вовлекает широкие ресурсы и стоит очень дорого. Для того чтобы официально начать ее, нам нужны веские основания. Но мы немедленно передадим эту сводку.

Чуть позже Трейси занялась уборкой. Повсюду валялись стаканы, осколки от разбитого блюда, в котором она принесла запеканку, грязные вонючие банки и пустые бутылки, опорожненные пиратами. Не придумав ничего лучшего, она приняла простое решение, как избавиться от следов их присутствия на яхте — выбросила весь этот мусор за борт. Независимо от того, насколько растянется их ожидание или сколько времени... у них осталось, Трейси было ясно: они не смогут выжить, если перед их глазами постоянно будет находиться напоминание о состоявшейся бойне. Натянув толстые резиновые перчатки, в которых Ленни ловил рыбу, Трейси вооружилась шваброй и набрала в ведро соленой воды, чтобы вымыть палубу. Она старалась не думать о крови когда-то невинного мальчика и терла палубу все более ожесточенно. Трейси отгоняла мысли о его матери, которая сейчас, наверное, спит в полном неведении, но они упорно возвращались к ней. Может, эта женщина на мгновение проснулась и прошептала имя сына? Как вообще звали этого юношу и смогут ли его родители когда-нибудь узнать, что у них больше нет их белокурого сына? Выдаст ли имя молодого человека Эрнесто, если его поймают? А его, несомненно, поймают. У него слишком мало горючего, и, скорее всего, он уже беспомощно болтается где-то посреди океана в протекающей лодке.

Трейси закончила орудовать шваброй и при помощи полотенец, которые она обнаружила в шкафчике, вымыла кровь из труднодоступных щелей. Несмотря на протест пустого желудка и рвотные позывы, она заставила себя продолжить уборку. Ее мысли метались, разрывая мозг. Мальчик был испорчен. Он бы позволил Кэмми умереть, лишь бы спастись самому. Он оказался в совершенно невероятной ситуации, причины которой так и останутся тайной. Он умер, спасая Кэмми. Все время, пока Холли и Кэмми спали, она, обливаясь потом, изо всех сил терла палубу, и судно, по крайней мере, изнутри снова стало белым. Трейси раз за разом опускала полотенца в ведро с водой, которая постепенно становилась все светлее, и выкручивала их. Она выливала воду за борт и беспрестанно молилась за семью мальчика, чувствуя, что не в силах остановиться.

Ее руки нуждались в каком-то занятии, и Трейси решила сшить новый крошечный парус. Воздух был совершенно неподвижен. Стоял полный штиль, как назвал бы эту погоду Ленни. Сегодня солнце будет беспощадным, как паяльная лампа. Трейси не могла себе представить, что она когда-нибудь сможет встречать рассвет с восторгом, а не с ужасом. Хотя вполне вероятно, что ее самодельный парус сгодится для плавания. Она сошьет его, а потом развернет дженни и поставит оба паруса. Она в точности выполнит указания молодого человека.

Ей не нужно снова и снова вспоминать, как юноша, пошатнувшись от силы пронзившей его пули, упал на спину. Она постарается вытеснить из своей памяти вид открывшейся в его боку раны, этой страшной дыры чуть пониже верхнего ребра, и длинную, до ужаса бесконечную, струю крови.

Трейси поспешно собрала простыни в каюте, где спала до нападения контрабандистов Оливия, которая снова перебралась к Холли, отделив свою койку перегородкой. При помощи толстой иглы — единственной, которую ей удалось разыскать и которой мужчины, по-видимому, чинили брезент, — Трейси сшила вместе две простыни и сделала отверстие в кромке одной из них. Кусачками она кромсала металлические крепежи, лопнувшие во время бури, пока наконец не получила кусок проволоки, который она смогла продеть в отверстие в мачте. Затем она взяла новый кусок веревки и привязала другой конец самодельного паруса на крепежной планке борта.

Если поднимется ветер, она будет готова.

Когда Трейси встала к штурвалу, Оливия неохотно выбросила последний лоток с запечатанными десертами, которые уже испортились настолько, что, по ее словам, даже Людовик XVI не смог бы их переварить. И крем, и легкая начинка гарантированно обеспечили бы пищевое отравление. Единственный армейский паек, обнаруженный ею, — сушеная говядина с макаронами, — кишел маленькими белыми насекомыми, происхождение которых осталось для Оливии загадкой. Эту гадость Оливия тоже отправила за борт. У них остались всего лишь полкоробки хлопьев и пачка миндаля. Куда подевались крекеры? Она не припоминала, чтобы мужчины их ели. Теперь в их распоряжении был один-единственный кувшин воды — тот, который спрятала Трейси. Оливия нашла четыре банки имбирного пива и выпила одну из них. Две банки она поставила рядом с кувшином. Она отнесла бумажный стаканчик пива Холли, которая с благодарностью проглотила жидкость и тут же все вырвала. Оливия позвала Трейси. Та вымыла подруге рот морской водой и, поддерживая ее, как тряпичную куклу, помогла ей добраться до кровати и переодеться в чистую рубашку. Она пообещала Холли, что поможет ей подняться на палубу, когда солнце будет не столь палящим.

— От такой жары кому угодно станет плохо, — жизнерадостно щебетала она. Но Холли потратила столько сил на то, чтобы взломать замок и собрать винтовку, что в ней что-то сломалось. «Пожалуйста, ну пожалуйста, — молилась Трейси, — дай мне еще один шанс. Позволь мне уделить Холли больше внимания. Позволь Холли вернуться домой к семье. Она намного лучше меня». Трейси прекрасно сознавала, что подобные аргументы никогда не служили для Всевышнего основанием даровать спасение. Никогда и нигде.

На закате проснулась Кэмми.

Трейси помогла ей подняться на палубу, провела в салон и усадила рядом с собой. Она налила дочери стакан пива. Все попытки объяснить Камилле, что ей необходимо говорить о том, что произошло, оказались тщетными. Тем не менее она была рада уже тому, что Кэмми хотя бы качает головой, реагируя на ее слова. Трейси продолжала настаивать. Она убеждала дочь, что ей необходимо исторгнуть из себя все негативное, иначе это будет преследовать ее и во сне, и наяву. Кэмми сама , взяла стаканчик и допила его содержимое. Трейси положила на стол несколько орехов и предложила дочери съесть их, что Кэмми и сделала. Но затем Кэмми опять легла в постель, не произнеся ни слова. Когда Трейси заглянула к ней, глаза девушки были устремлены в никуда. Она неподвижно лежала, укрытая простынями, аккуратно подоткнутыми под матрац, и смотрела в потолок. Ее обожженное солнцем лицо было лишено всякого выражения. Она даже не моргала.