О русском пьянстве, лени и жестокости - Владимир Мединский

Правительство не раз начинало беспокоиться беспробудным пьянством народа, но все попытки борьбы с неумеренным пьянством неизменно терпели фиаско. Король Яков I в 1603, 1607, 1610 годах издавал законы, запрещающие кабатчикам напаивать посетителей. Но законы «не работали»!

Современники вспоминали: «В большом употреблении были следующие афиши на пабах: „Простое опьянение – пенс; мертвецкое – два пенса и солома даром“».

«В королевстве пьянство приняло размеры возмутительные – в пабах давка постоянно. Пьянство – это мода, и каждый ей честь оказывает, – непьющий не считается джентльменом». Так писал доктор Бартон, которому пьянство народа совершенно не нравилось.[149]

В Лондоне появились целые улицы, где нельзя было встретить ни одного трезвого человека. На знаменитой гравюре Уильяма Хогарта воспроизведена одна из пьяных лондонских улиц того времени, где народ лежит вповалку.

Как пьянка в Англии стала признаком лояльного гражданина, уже говорилось. В начале XVIII века правительство несколько опомнилось и подняло налог на джин. Но такой шаг спровоцировал в 1743 году кровавые мятежи. Беспорядки охватили крупнейшие города, и тогда власти уступили и снизили налог, чтобы обеспечить людям дешевый кайф. Не случайно к концу XVIII столетия британцы (а вовсе не русские) считались самыми большими пьяницами.

Так и хочется взять пример с цивилизованной Британии, не правда ли? В общем, «на западном фронте – без перемен». Это нисколько, впрочем, не мешает, начиная с XVI века насаждать миф о русском пьянстве планомерно и агрессивно. У политики двойных стандартов очень глубокие корни.

А в это самое время ни о чем не подозревающий народ живет себе своей собственной жизнью, ничего не стыдясь и не догадываясь о своей мрачной репутации. Вторую монополию на «алкогольную продукцию» по настоянию известного патриарха Никона ввел в XVII веке царь Алексей Михайлович.

Порядки, установленные великим князем Иваном III (первая в истории России монополия на все спиртные напитки), утратились в Смутное время. Основательно укрепившаяся династия Романовых наводит порядок в своем доме. Запрещены частные кабаки. А «царевы кабаки», то есть государственные, названы кружечными дворами (по одному на город!) с резким ограничением продажи водки населению – одна чарка водки в руки (143,5 г). Особо не разгуляешься…

Утверждение о том, что «ни один народ так не пьет, как русские», продолжает оставаться грязной иноземной ложью. Но тут наши «враги внешние» неожиданно получают огромную поддержку – начинается время Петра.

Ах, этот царь – плотник, царь – пекарь, царь – механик! Первопроходец и прорубатель окон! Плохое воспитание! Не научили ходить через двери и, как минимум, с уважением относиться к своим дедам-прадедам.

Все-таки велика роль личности в истории, что ни говори по этому поводу. В советское время моральный облик царя-батюшки заклеймили бы выпиской из партийного протокола: «идолопоклонничество перед Западом». Причем, поклонялся Петр тому, что попроще: внешнему и броскому. Очень любил человек фантики, даже не задумываясь о конфете. О такой поддержке иноземные критики России даже не смели и мечтать!

В определенной степени Петра можно даже пожалеть… Рос без отца, матери до него не было дела. В детстве испытал тяжелую психологическую травму: близких ему бояр и родственников (боярина Матвеева, Нарышкина) на глазах у мальчишки-царя буквально разорвали на части обезумевшие стрельцы. Предоставленный сам себе, он и не мог приобрести разумного отношения к окружающему. Фактический сирота…

В «прорубленное» этим высокопоставленным «сиротой» «окно в Европу» в Россию в XVIII веке хлынула очередная волна иностранцев – «немцев». «Немцами» в те времена называли всех иностранцев. В Немецкой слободе проживали ремесленники, торговцы, военные, лекари, переводчики. Россия стала для них второй родиной.

В Россию в поисках счастья приезжали и иностранцы с темным прошлым, авантюристы. Немудрено, что основным занятием многих из жителей Немецкой слободы в свободное время было неумеренное пьянство. Иностранцы, причудливо смешав разноязыкие слова, дали русской водке название, под которым она приобрела известность в Европе – hwasser.

Русские не остались в долгу и, глядя, как жители слободы энергично потребляют водку, придумали этому синоним – «квасить».

Москвичи сторонились Немецкой слободы. Молодой Петр, который разделял стиль жизни жителей Немецкой слободы, заимствовал его, а затем перенес в свою компанию, позже – в среду российского дворянства, а, следовательно, и в Россию в целом. Не понял будущий царь-преобразователь, что веселые посиделки в Немецкой слободе, частым и желанным гостем которых он был, не составляли смысла жизни местных обитателей, поскольку они все-таки были «…ремесленники, торговцы, военные, лекари, переводчики» и именно этими трудами зарабатывали себе на жизнь.

Впрочем, понятие «заработать на жизнь» для царей вообще не знакомо.

Образ настоящего «европейского» времяпрепровождения сформировался у Петра в достаточно юном возрасте и откликнулся России позднее «Всешутейшим Собором», пьяными ассамблеями и постоянными принудительными застольями, которые «гламурно» заканчивались под столом. Ведь требовал же, настаивал! До поросячьего визга, в «зюзю», в «хламину», чтобы себя не помнить! Не просто становиться европейским народом, ох, не просто. А кто сказал, что будет легко? Вот тут-то и почувствовали на себе многочисленные иноземные послы всю мощь и своеобразие российского гостеприимства.

Вот как описывает этот «собор» современный историк.

Это был «Сумасброднейший, всепьянейший, всешутейший Собор» – так официально и полностью называлось это учреждение…

Всепьянейший же собор был не просто компашкой… Это была многолетняя игра со своими правилами и законами…

В этом клубе Петр тоже имел скромный чин – дьякона, а главой его сделался Никита Зотов – «Всешумнейший и всешутейший отец Иоаникит, пресбургский, кокуйский и всеяузский патриарх», называемый еще «князь-папой».

Собор был своего рода «общественной организацией» и имел даже свой устав. Этот устав написал лично Петр, и читатель не ошибется, предположив – это был очень длинный и невероятно детальный документ. В уставе подробнейшим образом определены чины Собора и способы избрания «князь-папы» и рукоположения всех чинов пьяной иерархии. Да, рукоположения! Собор полностью воспроизводил церковную иерархию и церковные обряды.

Главное требование устава было просто: «Быть пьяным во все дни, и не ложиться трезвым спать никогда». Ну, и требование подчиняться иерархии собора – его 12 кардиналам, епископам, архимандритам, иереям, диаконам, протодиаконам. Все они носили нецензурные матерные клички. Были и «всешутейшие матери-архиерейши и игуменьи». Все облачения всех чинов, все молитвословия и песнопения, весь порядок «службы Бахусу и Ивашке Хмельницкому» и «честного обхождения с крепкими напитками» прописывались самым подробным образом.

При вступлении в Собор нового члена, его спрашивали: «Пиеши ли?» – в точности как в древней церкви новичка спрашивали: «Веруеши ли?»

Когда Никита Зотов, пьяный, естественно, в дупель, сидел на винной бочке с «крестом», сделанным из двух табачных трубок, в одежде монаха, но с прорезью на заднем месте, неофита подводили к «папе», и тот «благословлял» – махал «крестом», отпихивал ногой, и бил о темя «посвящаемого» сырым куриным яйцом. Налетали прочие, так сказать, рядовые участники «собора»; с мяуканьем, воплями, ржанием, топотом, визгом волокли человека упаивать до морока, до рвоты.

Низости, творимые Петром и его сподвижниками, вполне подобны всему, что выделывали члены «Союза воинствующих безбожников» в 1920-е годы. И с черепами на палках бегали, и матом орали в церкви, и блевали на алтарь, и…

Впрочем, описаниями диких кошунств «всепьянейшего собора» можно заполнять целые книги, только стоит ли? Вроде бы уже и так все ясно.

Трезвых, как страшных грешников, торжественно отлучали от всех кабаков в государстве. Мудрствующих еретиков-борцов с пьянством предавали анафеме.

Беда в том, что, похоже, свои молодецкие забавы сам Петр «ошибками молодости» не считал. И взрослый, на четвертом и на пятом десятке резвился порой точно так же.

В программу празднования Ништадтского мира в 1721 году (Петру – 49 лет, ему осталось жить всего 4 года) он включил непристойнейшую свадьбу нового князь-папы, старика Бутурлина, с вдовой прежнего князь-папы, помершего Никиты Зотова. В торжественно-шутовской обстановке молодых обвенчали в Троицком соборе, причем роль Евангелия играл ящик с водкой, форматом похожий на священную книгу, а шуты грубо передразнивали каждое слово и каждое движение священника.

Отвратительное пьянство Всешутейшего собора и величайшее издевательство над церковью очень нравились большевикам. Но большинству народа оно не нравилось совершенно! Такому образу жизни сопротивлялись купечество и крестьянство, служивые и военные люди!