Приемыш обезьяны - Эдгар Берроуз

Зеленый дерн казался мягким, прохладным и звал отдохнуть. Мириады шумов джунглей доносились издали и казались далеким звуком прибоя.

Чувство мечтательного спокойствия овладело Джэн Портер, когда она опустилась на дерн и взглянула на большую фигуру Тарзана, стоявшую возле нее. К этому прибавилось еще непонятное ощущение полнейшей безопасности.

Она следила за ним из-под полуопущенных век, пока Тарзан переходил через маленькую круглую полянку, направляясь к деревьям у дальнего края. Она отметила изящную величавость его походки, совершенную симметрию его величественной фигуры и гордую посадку его прекрасной головы на широких плечах.

Что за изумительное создание! Ни жестокость, ни низость не могут таиться под этой богоподобной внешностью. Никогда еще, думала она, подобное совершенство не попирало ногами землю.

Тарзан вскочил одним прыжком на дерево и исчез. Джэн Портер недоумевала: зачем он ушел? Неужели он оставил ее здесь, покинув ее судьбе в пустынных джунглях?

Она нервно оглянулась. Каждый стебель, каждый куст казались ей засадой какого-нибудь огромного и ужасного зверя, подстерегающего ее и только ждущего мгновения, чтобы вонзить блестящие клыки в ее нежное тело. Каждый звук превращала она в своем воображении в скрытое, незаметное приближение гибкого и злобного существа.

Какая разница во всем с тех пор, как он ее оставил!

Она сидела четыре или пять минут, показавшихся ей часами, с напряжением ожидая прыжка притаившегося животного, который положил бы конец ее муке.

Она почти молила о жестоких клыках, которые принесли бы ей смерть и отвратили бы эту агонию страха.

Услыхав вновь легкий шорох позади себя, она с криком вскочила на ноги и обернулась лицом к ждущему ее концу.

Перед ней стоял Тарзан, и в руках у него была целая груда роскошных спелых плодов.

Джэн Портер пошатнулась и упала бы, если бы Тарзан, бросив свою ношу, не удержал ее в своих объятиях. Она не потеряла сознания, но крепко прижалась к нему, вздрагивая и дрожа, как испуганная лань.

Тарзан, приемыш обезьян, тихо гладил ее шелковистые волосы и старался успокоить и утешить ее, как это делала Кала с ним, когда, маленькой обезьянкой, он пугался змеи Хисты или львицы Сабор.

Раз он слегка приник к ее лбу, и она не шелохнулась, только вздохнула и закрыла глаза.

Джэн никак не могла понять, что с ней делается.

Джэн чувствовала себя в безопасности в этих сильных объятиях, и ей этого было достаточно. О будущем не хотелось думать, и она покорялась судьбе. За несколько истекших часов, она вдруг стала доверять этому загадочному существу лесов, как доверяла бы лишь очень немногим знакомым ей мужчинам. Ей пришло в голову, что все это очень странно, и вдруг в ее душе родилась догадка, что это необыкновенное состояние может быть ничем иным, как настоящей любовью… Ее первой любовью! Она вспыхнула и улыбнулась. Джэн Портер слегка отодвинулась от Тарзана и, глядя на него с полуулыбающимся и полунасмешливым выражением, придававшим ее лицу полнейшую обворожительность, она указала на плоды в траве и села на край земляного барабана антропоидов, так как голод давал себя знать.

Тарзан быстро собрал плоды и, принеся их, положил к ее ногам; а затем и он тоже сел на барабан, рядом с нею, и стал ножом разрезать и приготовлять для нее пищу.

Они ели вместе и молчали, время от времени украдкой бросая друг на друга лукавые взгляды, пока, наконец, Джэн Портер не разразилась веселым смехом, к которому присоединился и Тарзан.

– Как жаль, что вы не говорите по-английски, – сказала девушка.

Тарзан покачал головой, и выражение трогательной и жадной пытливости омрачило его смеющиеся глаза.

Тогда Джэн Портер пыталась заговорить с ним по-французски, а потом по-немецки, но сама рассмеялась над своими ошибками при попытке говорить на последнем языке.

– Во всяком случае, – сказала она ему по-английски, – вы понимаете мой немецкий язык так же хорошо, как меня понимали в Берлине!

Тарзан давно уже пришел к решению относительно того, каким должен быть его дальнейший образ действий. Он имел время вспомнить все прочитанное им в книгах об обращении мужчин и женщин. И он поступит так, как он воображал, что поступили бы мужчины, если бы были на его месте.

Он снова встал и пошел к деревьям, но сначала попытался объяснить знаками, что скоро вернется, и так хорошо сделал это, что Джэн Портер поняла и не испугалась, когда он ушел.

Только чувство одиночества охватило ее, и она нетерпеливо смотрела на то место, где он исчез, ожидая его возвращения. Как и прежде, она была извещена о его присутствии легким шорохом за своей спиной и, обернувшись, увидела его, идущего по дерну с огромной ношей веток.

Он принес затем большое количество мягких трав и папоротников. Еще два раза уходил он, пока у него не оказалась под руками целая груда материалов. Тогда он разостлал папоротники и траву на земле в виде мягкой, ровной постели, а над нею соорудил шалаш из веток в несколько футов высоты. Ветки образовали как бы двухскатную кровлю, поставленную прямо на землю. На них он положил толстый слой огромных листьев слонового уха и накрыл ветвями и листьями один конец маленького убежища.

Они снова уселись вместе на край барабана и попытались разговаривать знаками.

Великолепный бриллиантовый медальон, висевший на шее Тарзана, оказался для Джэн Портер источником величайшего изумления. Она указала на него, и Тарзан снял хорошенькую безделушку и передал ей.

Джэн увидела, что оправа – работы искусного ювелира и что бриллианты прекрасной игры, но по гранению камней было видно, что работа несовременная.

Она заметила также, что медальон открывается, нажала скрытую пружину, и обе половины отпрянули. В каждой створке оказалось по миниатюре на слоновой кости.

На одной было изображение молодой красавицы, а другая представляла почти точный портрет сидевшего рядом с ней Тарзана, за исключением едва уловимой разницы в выражении.

Она посмотрела на Тарзана и увидела, что, склонившись к ней, он с удивлением устремил глаза на миниатюры. Протянув руку за медальоном, он отнял его у нее и принялся рассматривать миниатюры с очевидными признаками изумления и интереса. Его манеры ясно указывали, что он никогда до того не видел их и не думал, что медальон открывается.

Этот факт вызвал Джэн Портер на дальнейшие размышления, и воображение ее стало рисовать ей, как это прекрасное украшение попало в собственность дикого и непросвещенного существа неисследованных джунглей Африки.

Но еще более удивительно было то обстоятельство, что в медальоне оказалось изображение человека, который мог бы быть братом или, вернее, отцом этого лесного полубога.