Долгое падение - Ник Хорнби

Ее лицо выглядело теперь иначе. Ему приходилось изображать незнакомые до того эмоции, поскольку миссис Крайтон очень хотела узнать, что я отвечу. Сомневаюсь, что она часто прислушивается к словам других. Мне было приятно видеть, как на ее лице появляются новые эмоции, — отчасти и поэтому я продолжила разговаривать ней. Я словно управляла газонокосилкой, пытаясь пробиться туда, где все слишком сильно заросло травой.

— Джен. Если ей нравились эти сережки, она могла за ними вернуться. Сами знаете, как ведут себя девочки в этом возрасте.

— Господи, — ахнул мистер Крайтон. — Мне это даже в голову не приходило.

— Мне тоже. Но… это многое объясняет. Помнишь, Крис, ведь тогда же пропали еще кое-какие вещи. И деньги тоже.

Насчет денег я не была так уверена. Вполне возможно, что пропажа денег объяснялась совсем иначе.

— И тогда же мне показалось, что пара книг исчезла, помнишь? А Джесс не могла их взять.

Они оба рассмеялись, словно любили Джесс всем сердцем и только радовались, что она скорее спрыгнет с крыши многоэтажки, чем прочитает книгу.

Я прекрасно понимала, почему мое предположение о Джен, вернувшейся за сережками, так важно для них. Ведь тогда получается, что она исчезла, уехала в Техас, или в Шотландию, или даже в район Ноттинг-Хилл, но ее не убили, она не покончила с собой. Получается, они могут думать, где она, как живет, чем занимается. Они могут думать, не ли у нее ребенка, которого они никогда не видели и, возможно, никогда не увидят. То есть для самих себя они могут оставаться обычными родителями. Я делала то же самое, покупая Мэтти кассеты и плакаты — для самой себя я становилась обычной матерью. На мгновение.

Конечно, можно было все разрушить за мгновение — слишком уж много было несоответствий, да и вообще, что это меняло? Джен могла вернуться только для того, чтобы покончить с собой в любимых сережках. Возможно, она вообще не возвращалась. И как бы то ни было, она не вернулась, даже если и забежала на пять минут. Но я знаю, что нужно для того, чтобы двигаться дальше. Возможно, это звучит глупо, учитывая, по какому поводу мы собрались в том кафе. И я тоже двигалась дальше, пусть мне и пришлось для этого забраться на крышу Топперс-хаус. Иногда нужна лишь маленькая уловка. Достаточно подумать, что кто-то сам забрал свои сережки, и жить на какое-то время становится полегче.

Но я говорила с мистером и миссис Крайтон, а не с Джесс. Джесс ничего не знала про эту теорию, хотя именно жизнь Джесс нуждалась в изменениях. Именно она была со мной на крыше. У ее родителей была работа, друзья и все остальное, и, пожалуй, им не так важно было услышать про сережки. Пожалуй, я только зря потратила время, рассказывая им про них.

Вероятно, можно было и так сказать, но это было бы неправдой. Им нужно было это услышать — я видела это по их лицам. Я знаю только одного человека, которому нет прока от таких историй, — Мэтти. (А может, и ему это нужно. Я не знаю, что у него в голове. Мне советуют разговаривать с ним, и я разговариваю. Откуда мне знать, есть ли ему какой-то прок от моих рассказов?)

Ведь можно умирать, не убивая себя. Можно умирать постепенно. Мать Джесс дала своему лицу умереть, но в тот вечер оно вернулось к жизни.

Джесс

Сев на первую же электричку, я доехала до станции «Лондон Бридж», вышла и отправилась гулять. Если бы вы увидели, как я стояла, прислонившись к стене, и смотрела на воду, вы бы сразу сказали: а, она задумалась. Но это было не так. То есть у меня в голове были какие-то слова, но слова в голове — это еще не мысли. Ведь если у вас карман набит монетами, это еще не значит, что вы богаты. А слова в моей голове вертелись такие: сволочь, ублюдок, сука, блядь, козел, мудак и все в таком духе. Эти слова так быстро проносились у меня в голове, что я даже не успевала собрать их в предложение. А это же не особенно похоже на мысль?

Поглядев какое-то время на воду, я пошла в магазин у моста купить табака, папиросной бумаги и спичек. Потом вернулась обратно и, присев на землю, начала делать самокрутки — на самом деле просто чтобы чем-то себя занять. Честно говоря, не знаю, почему я не курю много. Наверное, забываю. А если уж такой человек, как я, забывает покурить, то какие шансы остаются у курения? Вы только посмотрите на меня. Вы бы поспорили на любые деньги, что я курю, как хрен знает кто, а я курю мало. Решение: в этом году курить больше. Наверное, это лучше, чем прыгать с крыши.

В общем, так я и сидела, делая самокрутки, как вдруг увидела того преподавателя из колледжа. Он уже немолодой, один из тех, кто как начал валять дурака в шестидесятых, так и продолжает этим заниматься до сих пор. Он ведет курс по типографскому делу, я даже пару раз была у него на лекциях, но потом мне надоело. Но против этого Колина я ничего не имею. Я терпеть не могу длинные, собранные в хвост волосы с сединой и выцветшие пиджаки из какой-то грубой ткани, но он не такой. К тому же он никогда не пытался стать нам другом, а это значит, что у него есть свои друзья. А так можно было сказать далеко не про всех наших преподавателей.

Если рассказывать все в точности, как было, то мне, наверное, стоит объяснить, что он первым меня увидел, поскольку, когда я подняла глаза, он уже шел в мою сторону. А если совсем честно, стоит еще добавить, что мои размышления — то есть мои мысленные ругательства — были, возможно, не совсем про себя. По идее, все должно было быть про себя, но некоторые слова вырывались наружу — просто потому, что их было слишком много. Они как бы сами собой выплескивались наружу, словно ругательства текли из крана в ведро (равно как и в мою голову), а я не стала закрывать кран, даже когда ведро переполнилось.

Именно так я это видела. А он видел меня сидящей на набережной с самокруткой и матерящейся почем зря — не самое приятное зрелище, вы не находите? В общем, он подошел ко мне, потом опустился на корточки и спокойно начал со мной разговаривать. Он сказал: Джесс? Ты помнишь меня?

Последний раз я его видела месяца два назад и, конечно, прекрасно помнила. Но ответила ему: нет. А потом засмеялась — я ведь пошутила. Но оказалось, он не воспринял это как шутку, потому что потом тихо так сказал: меня зовут Колин Уиринг, я преподаю у тебя в художественном колледже. Ну, я такая: да-да. А он мне: нет, на самом деле. Тогда я поняла, что он подумал, будто мое «да-да» — это как «ну-ну», но это было совсем другое «да-да». Я просто пыталась таким образом показать ему, что я пошутила тогда, но сделала только хуже. Теперь можно было подумать, будто он притворяется моим преподавателем Колином Уирингом, им не являясь, но на это способен разве что безумец. В общем, весь разговор пошел наперекосяк. Это все равно что взять в супермаркете тележку с разболтанным колесом: думаешь, спокойно дойдешь куда нужно, но ее все время заносит не туда.

Он спросил: а почему ты тут сидишь? Я объяснила ему, что поругалась со своей гребаной мамашей по поводу сережек, а он такой: и теперь ты не можешь вернуться домой. Я ответила, что могла бы, если бы только хотела. Достаточно проехать пару остановок на метро, а потом сесть на автобус. Но я не хотела. Он не отставал: думаю, не стоит тебе тут сидеть. Тебе есть куда пойти? Тогда я догадалась, что он посчитал, будто я свихнулась, и быстро поднялась — так быстро, что он аж подпрыгнул — потом я сказала ему все, что о нем думаю, и ушла.

Но тогда мне кое-что пришло в голову. И первой моей мыслью было, что я с легкостью могу сойти с ума. Я не к тому, что мне было бы так проще жить, — ни в коем случае. Просто у меня было много общего с людьми, которые обычно сидят на набережных, крутят самокрутки и что-то бормочут себе под нос. Как мне казалось, многие из них ненавидят людей, а я ненавидела почти всех. Наверное, они достали своих друзей и родственников, а я тоже это делала. А кто поручится, что Джен не сошла к этому времени с ума? Может, это что-то генетическое. Да, папа у меня — министр образования, но, возможно, это как раз из той серии, когда что-то передается через поколение.

Я не знала, к чему приведут меня эти мысли, но я вдруг поняла, что моя беда куда серьезнее, чем я полагала. Знаю, глупо звучит — особенно если учесть, что я собиралась покончить с собой, но это было шутки ради, да и прыгнула я бы тоже шутки ради. А если у меня на этой земле было какое-то будущее? Что тогда? Скольких еще людей я должна достать, сколько еще раз должна убежать, прежде чем окажусь на берегу и буду там ругаться, но уже по-настоящему? Если честно, до этого было недалеко.

Нужно было вернуться — в «Старбакс», домой или еще куда-нибудь, — но вернуться назад. Если идешь и вдруг натыкаешься на кирпичную стену, нужно вернуться назад.

Но я нашла способ перебраться через эту стену. Или нашла в ней лазейку, в которую могла проползти, — не важно. Я встретила этого чудака с замечательной собакой. Вместо того чтобы вернуться, я пошла и переспала с ним.