Свобода и Магия - Максим Вишневенко

****

(15 августа)

Мустафа Озтюрк сидел на подушках посреди полутёмной комнаты и смотрел вперёд себя. Из-за полумрака, царящего под балдахинами с золотой бахромой, не получалось разглядеть того, кто сидел в паре метров впереди, впрочем, как и всегда, таковы были правила, нарушать которые Мустафа не смел.

Где-то снаружи, на два этажа выше них, шумел Берлин, нагретый летним солнцем, но это место всегда было прохладным. А ещё здесь всегда пахло сандалом, запах которого турок не переносил, и у него всегда после таких визитов болела голова, но перечить он не смел.

Спереди из сумрака послышался глубокий вдох, и Мустафа увидел, как разгораются угли на кальяне, стоящим перед ним. “Интересно, если мы победим, я увижу его лицо?” — каждый раз задавал себе вопрос турок, вот и сейчас та же самая мысль пронеслась у него в голове.

Облако белёсого дыма прорезалось сквозь полумрак, Мустафа учтиво улыбнулся и взглянул на свой кофе — от того по-прежнему шёл пар, удивительно, но несмотря на прохладу, кофе тут никогда не остывал.

— Мустафа-бей, ты помнишь историю Эртогула, отца всеми любимого нами Османа? — мужской голос из темноты был бархатным и обволакивающим.

— Да, Хаким-бей, — тот чуть склонил голову в согласии с вопросом.

— Помнишь, как он получил в удел свой удж? Город Сёгют с его окрестностями, а ещё пастбища в горах Доманич?

Ещё раз забулькала вода, разгорелись угли в полумраке, а затем показалось облако белёсого дыма.

Мустафа усмехнулся, неспешно потянулся за чашкой, отпил свой кофе, также неспешно поставил чашку обратно. С противоположной стороны снова появился дым, но скрытый в полумраке собеседник не выражал никаких признаков нетерпения.

— Достопочтенный Эртогул со своим кайы в пять сотен шатров откочевал в Анатолию из Средней Азии, уходя от монгол, разорявших их земли… Небольшой отряд воинов во главе с самим Эртогулом оказался на поле боя двух неизвестных ему отрядов воинов. Он держал совет со своими лучшими воинами, и они все вместе решили помочь тем, кто проигрывал в той схватке, ведь в такой помощи было больше чести. Турецкие клинки склонили чашу весов в сторону выбранной ими стороны, и оказалось, что Эртогул помог войску султана Алаэддина Кей-Кубада, властителя всего Конийского султаната. Сражалось это войско с отрядом монголов, от которых только недавно ушёл кайы Эртогула. В награду за такое деяние и был дарован удж с центром в городе Сёгют и наказано отражать нападения ромейских владык.

Комната погрузилась в тишину. Слышно было лишь изредка бульканье воды в колбе кальяна, а также шипение углей.

— Чему нас учит эта история, Мустафа-бей? — бархатный спокойный голос наконец прервал тишину через несколько минут молчания.

— Тому, что помогать следует тому, кто сможет тебя за это вознаградить, — медленно кивнул своим собственным словам тот, — Иначе даже самая великая доблесть и благородство не смогут помочь твоему народу.

— Всё верно, Мустафа-бей. Если ты хочешь не только получить выгоду лишь в конкретный час, а заложить основы для будущего могущества и процветания, а значит и для счастья твоего народа, то когда видишь бой, то нужно помогать тому, кто сможет тебя потом одарить чем-то, что сможет стать основной этого самого могущества, — голос замолчал, снова заклокотала вода, зашипели угли и появилось облако дыма в полумраке, — Отчего же тогда, Мустафа-бей, шелудивый ты ишак, к тебе приходят мракоборцы и пытаются тебя арестовать?

Голос был скорее насмешлив, чем груб, но по спине турка пробежали мурашки, попадать в немилость к Хакиму не хотелось, очень не хотелось.

— Я не имел возможности узнать у них самих, мои русские защитники их выкинули в яму со свиным навозом, — он развёл руками в воздухе.

— Мустафа-бей, ты отвечаешь будто неразумная девка в публичном доме, — голос по-прежнему был насмешливым, однако Озтюрк понимал, что в любой момент эти насмешки могут смениться бурей, — Ты доверяешь этим русским наёмникам? Куда ты дел свой разум?

Мустафа неспеша потянулся за своей чашкой, также неспеша отпил кофе и поставил чашку обратно.

— Хаким-бей, я им не доверяю, однако не могу понять, почему ты меня поносишь такими скверными словами, — он попытался унять поднимающееся изнутри беспокойство, — Я торговец, я знаю, как вести дела с теми, кто любит золото больше верности.

Снова повисло молчание в комнате, снова забулькала вода и зашипели угли, показавшись в темноте. И после раздался голос:

— О, Мустафа-бей, ты же в курсе, что совсем скоро на этой земле все эти люди вцепятся друг другу в глотки?

— Да, конечно, — неспеша кивнул тот, — Именно поэтому я жду, как расположатся эти силы. В текущей ситуации я считаю самым лучшим оставаться в стороне.

Забурлила вода, зашипели угли, из темноты появилось облако дыма.

— Есть правда в твоих словах, Мустафа-бей, — голос стал более спокойным, — Однако же русские всегда останутся гостями в этой стране. Как и мы сейчас, как и много наших братьев и сестёр. А последователи этого немца Хайма всегда останутся врагами нам и всем нашим братьям и сёстрам.

— С русскими я договорился, они приняли моё предложение и расположат своих солдат на моих теплицах, по четыре десятка бойцов с бронетехникой, — спокойно в тон Хакиму отвечал Мустафа, — Этим мы обезопасим наши базы от Густава Хайма.

— Мустафа-бей, ты же знаешь, что теперь в этой земле новый верховный мракоборец появился? — неожиданный вопрос Хакима застал Мустафу врасплох, он догадывался, что выброшенный из его кабинета Рихард фон Мольтке быстро перестанет занимать свою должность, но вот такую скорую смену проворонил. Хаким словно увидел незнание собеседника, потому решил продолжить, — Теперь главой Департамента Магического Правопорядка у них здесь стал Виктор Шваниц, а он имеет много дел с русскими. Я бы даже сказал, он их намерен использовать в своих целях, в том числе против Густава Хайма. — Хаким снова выпустил облако дыма, — Я вижу твоё замешательство, Мустафа-бей, но здесь я не хочу тебя ругать, я хочу тебя попросить сделать одно дело.

Хаким никогда не приказывал, по крайней мере, на памяти Мустафы такого не случалось, но также и не случалось того, чтобы его просьбу не выполняли.

— Я прошу тебя, Мустафа-бей, отправься к немцу по имени Якоб Притвиц. —