Пересечение Эйнштейна: Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна. Время, точно низка самоцветов - Сэмюэль Дилэни

— Я предполагал, — уверенно сказал доктор Т’мварба, — что половина защитных слоев этой камеры будет прорвана. Еще несколько минут — и у нас вообще бы не было шансов.

Послышался шум, и перепачканный сажей астронавт остановился, пошатываясь, у двери.

— Генерал Форестер, с вами все в порядке? Внешняя стена взорвана, каким-то образом вскрыты радиозамки на двойных дверях! И керамические стены пробиты почти до середины! Похоже на лазер…

Генерал заметно побледнел.

— Кто пытался пробиться сюда?

Батчер стал на ноги, держась за плечо Ридры.

— Несколько наиболее остроумных моделей моего отца, включая ТВ-55. Здесь, в штаб-квартире Администрации, их должно быть не менее шести, и довольно высокоэффективных. Но теперь о них можно не беспокоиться.

— Я успокоюсь только тогда, — размеренно сказал генерал Форрестер, — когда мне все объяснят.

— Нет, мой отец не был предателем, генерал. Он просто хотел сделать меня наиболее эффективным секретным агентом Союза. Но оружие — это не инструмент, а скорее знание, как его использовать. И у захватчиков есть это знание. Это Вавилон-17.

— Хорошо. Вы можете быть Найлзом Вер Дорко. Но это еще больше запутывает дело.

— Я не хочу, чтобы он много говорил, — сказал доктор Т’мварба. — Потрясения, испытанные нервной системой…

— Я в порядке, доктор. У меня сильный организм. Мои рефлексы намного превосходят нормальные, и теперь я контролирую свою нервную систему до мизинца на ноге. Мой отец все делал основательно.

Генерал Форестер положил ноги на стол.

— Лучше пусть говорит. Ибо, если через пять минут я все не пойму, то всех вас кое-куда отправлю.

— Мой отец только начал работу над усовершенствованным шпионом, когда ему пришла в голову эта мысль. Он придал мне наиболее совершенную человеческую форму, какую только мог создать. Затем послал меня на территорию захватчиков, надеясь, что там я сам внесу максимум смятения. И я причинил им немало вреда, прежде чем они схватили меня… Отец продолжал совершенствовать своих шпионов, и вскоре они намного превосходили меня. Я, например, не продержусь против ТВ-55 более пяти минут. Но из-за… я думаю, это семейная гордость… Он хотел сохранить контроль над всей операцией в своей семье. Каждый шпион Армседжа может получать команды заранее установленным кодом. В мой спинной мозг вживлен гиперстасисный трансмиттер, больше частью электропластиплазмовый. И я сохранял контроль над всеми шпионами, независимо от их сложности. В течение нескольких лет тысячи шпионов внедрялись на территорию захватчиков. До того, ка я попал в плен мы составляли внушительную силу.

— Но почему вас не убили? — спросил генерал. — Или они решили обратить всю эту армию шпионов против нас?

— Они открыли, что я — оружие Союза. Но в определенных условиях гиперстасисный трансмиттер уничтожается в моем теле. Потом, правда требуется не менее трех недель, чтобы вырастить новый. И они так и не узнали, что я контролирую остальных. Но они испробовали на мне свое секретное оружие — Вавилон-17. Они вызвали у меня амнезию, оставили безо всяких коммуникативных способностей, кроме Вавилона-17, потом позволили мне бежать из Нуэва-нуэва Йорка обратно на территорию Союза. Я не получил никаких инструкций относительно диверсий. Власть, которой я обладал, связь с остальными шпионами, пробуждалась очень медленно и довольно болезненно. И вся моя жизнь стала преступлением, маскирующим диверсии. Как и почему — этого я не знаю.

— Думаю, я могу объяснить это, генерал, — сказала Ридра. — Вы можете запрограммировать компьютер так, чтобы он делал ошибки, и вы сделаете это, не перепутывая связи, а манипулируя языком, на котором вы научили компьютер думать. Отсутствие «я» предотвращало всякую самокритику и самосохранение. В сущности, оно прерывало любую осведомленность о символах и символических процессах — а именно таким образом мы различаем реальность и отображение реальности…

— Шимпанзе, — прервал ее доктор Т’мварба, — достаточно координированы, чтобы научиться водить автомобиль, и достаточно разумны, чтобы различить красный и зеленый цвет. Но, научившись, они все же не станут свободными, потому что, когда горит зеленый свет, они поведут автомобиль прямо на кирпичную стену, а когда корит красный, они остановятся посреди перекрестка, даже если на них в следующее мгновение налетит грузовик. У них нет символических процессов. Для них красный значит «стой», зеленый — «иди». То, что это не сами действия, а их символы, они не знают.

— Итак, — продолжала Ридра, — Вавилон-17 — это язык, содержащий для Батчера долговременную программу превращения в преступника и диверсанта. Если вы лишите кого-нибудь памяти и оставите его в чужой стране, сохранив ему только названия инструментов и узлов машин, не удивляйтесь, если он станет механиком. Манипулируя его словарем, вы легко можете превратить его в моряка или художника. Вавилон-17 — это точный аналитический язык, который снабжает вас техническими знаниями в любой ситуации, в которой вы окажетесь.

— Вы хотите сказать, что этот язык даже вас мог обратить против Союза? — спросил генерал.

— Начнем с того, — сказала Ридра, — что слово, обозначающее на Вавилоне-17 слово «Союз», может быть переведено на английский как «тот, который захватывает». Теперь понимаете? И все программы подчинены этому слову. Когда мыслишь на Вавилоне-17, становится совершенно логичным постараться уничтожить собственный корабль, а потом при помощи самогипноза заблокировать этот факт, чтобы не суметь раскрыть собственные действия и остановить себя.

— Вот ваш шпион! — воскликнул доктор Т’мварба.

Ридра кивнула.

— Вавилон-17 программирует действия личности, усиливая их самогипнозом, при этом все, что продумано на этом языке, кажется правильным, поскольку на других языках оно выражено очень грубо и неуклюже. Запрограммированная личность, во-первых, должна стремиться любой ценой уничтожить Союз, а, во-вторых, оставаться скрытой от остальной части сознания. Это и произошло с нами.

— Но почему Вавилон-17 не полностью подчинил вас? — спросил доктор Т’мварба.

— Он не рассчитан на мой талант, Моки, — ответила Ридра. — Я уже анализировала эту проблему на Вавилоне-17. Все очень просто. Человеческая нервная система производит радиошумы. Но, чтобы уловить эти шумы нужна антенна с поверхностью во много тысяч квадратных миль. В сущности, единственное устройство, способное на это, нервная система другого человека. Лишь несколько человек, подобных мне, лучше других контролируют ее. Я контролирую испускаемые мной радиошумы, и мне не составило труда просто несколько исказить их.