Красный рассвет - Фёдор Березин

— Мы не сильно отвлеклись? — почти грубо вставил словечко Герман Минаков.

— Нет, несильно, — сказал Сергей Шикарев, не прерывая черчения каракулей. Так вот, мы могли бы использовать вас в качестве пушечного мяса. И честно говоря, я до сей поры не знаю, что лучше? Может, то, что вы будете знать об общей задумке, помешает вам воевать с полной отдачей? Кстати, вы, Герман Всеволодович, подумайте об этом. Вы лучше, чем я и кто-либо, знаете ваших людей. Возможно, не всем из них, а вдруг и вообще никому не стоит говорить, что ваш бой будет всего лишь завязкой. Как вы думаете?

— Я пока ничего не думаю, я еще ничего не понял, — отрубил Герман.

— Так вот. Когда силы американцев относительно сосредоточатся, вы окажетесь в эпицентре, Герман. Вы и ваш отряд. Мы используем одну переносную штучку. Нельзя сказать, что совершенную новинку, но все-таки кое-что новое там будет.

— Атомная бомба?

— Нет, — поморщился Сергей Шикарев. — Противоэлектронная. После этого в дело вступят наши люди. Я не думаю, что Америка совсем уж не приучена воевать без электроники, но, покуда они очухаются, у нас в запасе будет хороший зазор. Так вот, почему я говорю, что не знаю, хуже или лучше то, что вы предупреждены. Эта штучка выводит из строя не только аппаратуру, но даже аккумуляторы. Ваши винтовки с большой вероятностью могут стать грудой лома. Но дело даже не в этом. Хотя по такому поводу вам нужно довооружить своих чем-то простым. Чтобы потом вы не оказались оловянными солдатиками. Арсенал у нас имеется — выберете что-нибудь. Проблема вот в чем. Воевать “Ахернар” должен с полной отдачей. Но в момент подрыва нашей новинки те, у кого аппаратура не будет отключена, могут получить травмы: аккумуляторы разрядятся мгновенно, в основном через подключенную к ним оснастку. Я боюсь, что, зная об этом, вы будете сражаться не на полную катушку. Как вы считаете, Герман?

— Понятно, такое знание воздействует. — Герман уже успокоился. — И тут действительно надо думать.

— Буквально за секунды до подрыва бомбы мы предупредим вас. Лично вас, Герман. А вы уж решите, ретранслировать ли предупреждение остальным. Давайте придумаем какое-нибудь словечко для этого закодированного предупреждения. Что вам больше по душе?

— Ну, это вопрос мелочный, непринципиальный, — пожал плечами Герман Минаков. — Что предложите, то и будет. Но проблему вы передо мной поставили. В своих русских я как-то еще уверен, я бы им даже открыл весь план. А вот иностранцы? Черт знает, действительно, предупреждать их или нет?

— Повторюсь еще раз, Герман Всеволодович. Независимо от того, оповестите вы их или нет, заставьте их под каким угодно предлогом захватить дополнительное, более простое, чем у вас, оружие.

— Это я уже понял.

— И торопитесь. У нас нет времени на раскачку. Эти сволочи уже идут на перехват высаженных на побережье специалистов.

95

Пластик, железо и прочее

Программа, производящая такую хитрую штуковину, не могла считаться полноценным компьютерным вирусом. Она ведь не начинала действовать сама по себе — ожидала конкретной, сознательно введенной команды. Вот то, что она была загружена заранее и таилась, конечно, стыковалось с классификацией вируса. Кроме того, она, как и вирус, действовала тайно. Кстати, сделать такое было весьма и весьма трудно. Потребовался предварительный труд нескольких русских программистов очень высокого класса. А вот помощники у них были американские — новейшие микрокомпьютеры “IBM”. Понятно, что запуск программы здесь, на “Линкольне”, осуществил человек с хорошей памятью, военно-морской специалист шестого класса, афроамериканец Тристан Иноки, тайный член Союза черных племен.

Летчики на борту транспортника, разумеется, не были абсолютными дебилами — что-то у них в голове моментами тикало, — а потому не спали. Безусловно, их давно приучили доверять автоматике, как родной маме, ибо действительно предшествующие десятилетия доказали, что человек сравнительно с электронно-логической системой — штука неполноценная. По крайней мере, в вопросах посадки тяжелых летательных аппаратов. Оба летчика могли смотреть на окружающий мир перед собой как через стекла, так и прямо сквозь переборки, используя виртуальные очки. Некоторые, особо продвинутые пилоты, коллеги тех, что сидели в креслах, вообще считали применение стекол опасным атавизмом. В том плане, что они были много хрупче остального корпуса, исполненного из алюминия. Разумеется, даже алюминий не прибавлял шансов уцелеть при лобовом столкновении с “Линкольном”. Тем не менее, поскольку “Гуиин” не являлся самолетом предназначенным для боя, применение очков считалось необязательным, а во время сложных маневров типа теперешнего приземления на “большую линейку” даже вредным. Накатывающаяся со скоростью двухсот двадцати километров стальная плита — зрелище не для слабонервных. В данном случае это были не слабонервные, а обученные асы. Но возможность кругового обзора мира, в то время когда нужно следить за виртуальной картиной проводимой компьютером посадки, действительно отвлекает. Очки-экраны, напяленные на головы, сейчас не выполняли своей волшебной функции — видеть небо и море через впаянные во внешний корпус микрокамеры, — они делали то же, что и обычные стекла. Сквозь них летчики наблюдали за дисплеями, показывающими всю последовательность операций и их выполнение автоматикой. В напряженном, но одновременно благостно-благодушном настроении они должны были находиться еще несколько секунд до того рокового мига, когда и автоматика, и они сами сплавятся в целое в едином сгустке энергии.

Однако все-таки есть, существует в мире какое-то шестое чувство. Командир лайнера сделал специальное движение электронно-управляющей перчаткой, вводя очки в режим обзора. Внутрисамолетная компьютерная программа-вирус, инициированная в начале посадки сигналом с авианосца, выдавала на очки не реальность, снимаемую камерами, а виртуальное изображение, соответствующее обманной высоте. Это не совсем просто даже для процессоров, произведенных во второй половине двадцатых годов. Ведь изображение должно быть ничуть не хуже реальности. Но в какой-то мере это удавалось. Тем не менее достаточно опытный, по критериям того времени, командир почуял что-то не то. Ему некогда было разбираться, возможно, подсознательно он засек некоторое отставание сдвигов фона сравнительно с верчением головы, или он успел заметить изменивший цвет независимый сигнализатор оперативной загрузки компьютерных систем. Все допустимо. Однако за остающиеся до столкновения секунды — мизерный срок, о котором он не имел никакого понятия, — летчик успел совершить очень многое.

По команде вделанных в перчатку сенсоров передние стекла лайнера изменили поляризацию и стали прозрачными. Картина, представившаяся обоим пилотам, могла повергнуть в шок, но на дамские обмороки времени просто не оставалось. Но и на досконально продуманное противодействие летящему навстречу стальному рылу авианосца времени тоже не имелось. Работала интуиция, спрессованные навыки летной жизни. Давние подвиги юности в аэроклубе, когдатошние мечты об оседланных истребителях — все сработало разом. Переход на ручное. Мгновенное отсечение обманутой кем-то электроники. И летящий левиафан начал задирать брюхо кверху и одновременно уходить в сторону. Кто знал сейчас, какой из маневров лучше? Лишняя секунда обдумывания была просто необходима, но ее не имелось. Возможно, стоило вообще не рыпаться вправо-влево, а уж если и так, то все-таки не влево. Но когда на тебя со скоростью шестьдесят метров в секунду напирает стальная громада, тут уж... И даже быстрей, чем запланировано. Ведь до этого закрылки производили торможение: следовало изменить производимую работу на обратную. Сейчас ли было думать о расположенном еще двумястами метрами дальше командном мостике-острове?

По всем законам “С-1000” “Гуиин” не должен был уклониться от прущей навстречу палубы, однако, вероятно, у капитана лайнера действительно имелись какие-то нечеловеческие способности. Самолет вытащил свое брюхо вверх. Однако предательски торчащие и, разумеется, неубранные шасси все-таки зацепились. Они не были спичками, они были рассчитаны на ударные нагрузки, но все же не на такие. Тридцать два огромных колеса сыпанули в мир бусами, заплясали по палубе, ища, кого б задавить; рикошетом, лопаясь, высекая искры и борозды в стальной облицовке борта нырнули наконец в море, подальше от стыда, и стремясь скрыться от продолжения агонии. Это было еще то зрелище, но этот спектакль ломающихся стоек пыхнул холостым выстрелом. Актеры-шины выписывали кренделя. Кто мог смотреть их живые выкрутасы, когда в метрах от палубы совершал акробатический танец истинный исполин, звезда экрана “Гуиин”? Он все-таки прикидывался истребителем, производил мимикрию в микроба. Однако небывалое отсечение машинных звеньев управления сделало свое дело. Помещенный в кабине командир никогда не водил лайнер в таком режиме, он делал ошибки. Да и скорость не соответствовала взлетной. Кстати, все еще продолжающая делать свое дело, паразитная компьютерная программа, не успевая отрабатывать невероятно меняющуюся перспективу с учетом виртуальной поправки в двенадцать метров, перешла на запасной вариант и вообще отключила передачу изображения на очки-дисплеи. Кого сейчас это могло интересовать? По крайней мере не человека, захватившего управление лайнером.