Маги и мошенники - Елена Долгова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мастер Ночной Гильдии разложил инструмент и принялся с завидным хладнокровием ковырять замок.
– Вот так, так и так…
Запоры клацнули, сдаваясь.
– Вниз по винтовой лестнице – живо.
Ладер в спешке оступился и едва не покатился вниз, рискуя расшибиться о ступени. Подвальное помещение представляло собою сводчатый вытянутый коридор с двумя рядами дверей по сторонам – пять справа и пять слева. Восемь из десяти дверей были приоткрыты – за ними чернели тесные закутки пустых камер. Ближняя дверь оказалась запертой на простой засов.
– Отворяем. Он должен быть там.
– Эй, господин Людвиг! Вы здесь? – гаркнул Хайни.
– Тихо. Еще неизвестно, в состоянии ли он тебе ответить. Ты только призовешь своими воплями стражу.
Бенинк решительно сдвинул засов, распахнул дверь и посветил факелом.
– Этот?
Фон Фирхоф лежал без движения, до самого подбородка укрытый плащом. Хайни опустился на колени и встряхнул советника за плечо.
– Господин Людвиг! Вы живы?
Фирхоф с трудом поднял голову, движения его казались вялыми и неуверенными.
– Сударь мой, что эти подлые еретики сделали с вами?!
– Пока что ничего. Я цел, почти не побит, только ослабел и сплю, словно мертвый. Здесь темно и теряешь счет времени, должно быть, мне подсунули снотворное в еде. Как ты нашел меня, Хайни?
– Долго рассказывать, с нашего расставания много всякого приключилось. Меня послал сам государь. Приказано передать письмо и еще вот это…
Ладер ногтями разодрал повязку под одеждой, вытащил и протянул советнику запечатанный императором свиток и точно такой же печатью скрепленную плоскую стальную коробочку. Фирхоф сломал печать и болезненно сощурился, привыкая к свету:
«Верному слуге и дорогому другу, Людвигу фон Фирхофу, государь Церена, император Гаген желает здравствовать.
Сим посланием, переданным с надежными людьми – известным тебе латником пехоты Генрихом Ладером и альвисом по имени Бенинк, извещаю, что миссия твоя в Толоссе исчерпана и приказываю не медля ни часа вернуться назад – к нашей милости и в наше полное распоряжение.
Если лицо, известное тебе под именем Адальберта Хрониста, в настоящий момент находится при тебе, приказываю вскрыть прилагаемый к письму и запечатанный личною императорской печатью стальной футляр. Укрытое в нем кольцо немедля помести на правый указательный палец Адальберта, дабы действие талисмана на время смирило Хрониста, лишив его магических сил.
Раз надетое, кольцо это снимается с превеликим трудом, так что можешь оставить всякие сомнения в его несомненной надежности и пользе. Альвис Бенинк поможет вам обоим покинуть город.
Если же ты, друг мой, не сумеешь использовать то кольцо по назначению, либо в момент получения письма будешь находиться в тяготах крайней опасности, приказываю без промедления бежать, казнив Хрониста на месте, на что я даю тебе свой личный приказ и полное несомненное разрешение.
А коль Адальберта нет при тебе, приказываю явиться одному, прекратив поиски.
Твой друг и повелитель, Гаген I».
Фон Фирхоф бережно свернул письмо и спрятал его под одежду.
– О чем там сказано? – без лишней деликатности поинтересовался Бенинк.
– Это дело касается лишь императора и меня. А ты прими мою искреннюю благодарность. Признаться, я уже было приготовился к смерти. Спасибо и вам, доблестный кир Антисфен. Теперь следует бежать отсюда как можно скорее, но, до того как мы уйдем, неплохо бы сделать еще одно дело – я не могу уйти просто так, бросив на произвол судьбы Вольфа Адальберта Россенхеля…
– Именно об этой задержке во имя спасения невинного я хотел смиренно просить вас, Людвиг, – вмешался румиец.
Альвис презрительно скривился.
– Гильдия верна императору, а государь наш и знать не знает никаких Россенхелей…
– Это не так, все распоряжения императора в личном письме, – как ни в чем ни бывало отпарировал фон Фирхоф. – Надеюсь, ты поверишь мне на слово и не пожелаешь читать чужое послание, а, Бенинк?
– Попробуй, не поверь такому человеку! – расхохотался альвис. Хайни отметил про себя, что прежняя меланхолия совершенно покинула налетчика. – Здесь рядом имеется еще одна запертая каморка. Не на засове, а на замке, замок отменно хорош, с дверью придется повозиться, но этот ваш Вольф Россенхель наверняка устроен там. К счастью, при мне всегда мои отмычки…
Людвиг тщетно попытался встать на ноги – головокружение бросило его на колени.
– Я помогу вам, господин Людвиг.
– Не надо, Хайни. Оставь свои руки свободными – для меча.
– Не беспокойтесь, Ладер. В таком деле, как помощь раненым, пригодится какой-нибудь смиренный ученый, например, я, – заверил солдата румиец.
– Добрый кир, сколько можно объяснять вам? Я не ранен, я только отчаянно борюсь со сном – этот собачий сын, наш «друг» ересиарх Клаус Бретон, перекормил меня успокоительным зельем…
– Он позаботился о вашей душе, – бестактно пошутил безбожный альвис, ковыряясь в замке.
Отмычки высшего качества сверкали в факельном свете.
– Сюда идут! Во имя Неба милосердного – скорее!
Звук размеренных шагов неотвратимо приближался. Потом они замерли – должно быть, неизвестный внезапно обнаружил спящего часового и взломанную верхнюю дверь.
– Бенинк, чего вы копаетесь?!
– Здесь отличный, фробургской работы, замок…
Наверху наступила обманчивая тишина – должно быть, неизвестный пришелец насторожился и вытащил меч.
– Сейчас или никогда…
Бенинк работал с блеском. В этот критический момент взломщик превзошел себя – он обрабатывал замок, не совершая при этом ни единого лишнего движения. Любимая работа наложила на внешность альвиса печать утонченного, светлого вдохновения – так мерцают радостью лица поэтов.
– Скорее, Бенинк! Или мы погибнем.
– Почти готово… Сейчас. Вот.
Замок хрустнул, альвис принялся собирать и бережно укладывать отмычки.
– Толкните дверь и забирайте вашего Хрониста.
Ладер распахнул тяжелую створку, посветил факелом и замер на месте, пораженный. Обитатель темницы ничуть не походил ни на мифического Адальберта – беглого мужа Магдалены, ни на ученого книжника, ни на Вольфа Россенхеля – предполагаемого друга фон Фирхофа. В круге света, привстав на четвереньки, возился и чертыхался потный, грубого вида, посаженный на прочную цепь волосатый толстяк:
– Не смей зашухарить, Бенинк, а ну, снимай с меня браслеты!
– Небесный Гром! А это кто такой?
– А это опять он – беглый разбойник Шенкенбах…
– In propria persona[25]… ради этого куска греха мы рисковали и трудились?! Вот она – глумливая гримаса несправедливости!
Шаги неизвестного грохотали по винтовой лестнице, эхо в ужасе металось под сводами подземелья.
– Дьявол с ним, с Шенкенбахом! Бежим!
– Куда?
– Выход здесь один – прорвемся, нас трое, не считая Фирхофа. Неужели мы не справимся с одним-единственным противником?
– А это смотря с кем…
Противник явился немедленно. Прямо перед четверкой беглецов, загораживая тесный коридор, светя факелом в левой руке и держа в правой обнаженный меч, стоял собственной персоной разъяренный Клаус Бретон:
– Отличные дела. Здесь и так довольно света…
Ересиарх бросил факел под ноги румийцу и встал в позицию, держа наготове меч:
– Ну, кто решится первым? Или предпочитаете атаковать скопом одного? Давайте, меня устраивают любые условия…
– Ох, все святые праведники… Его-то нам и не хватало, – простонал в отчаянии фон Фирхоф.
– Я гильдейский вор, я не нанимался драться с сумасшедшим, – заявил благоразумный Бенинк.
– Я ученый, – отрезал румийский кир.
Хайни вытащил дешевый меч.
– Не всегда приятно отрабатывать жалование, которое, к тому же, нам не платили с прошлогоднего дня святой Катерины… Эй ты, еретик, не расшатывай устои Империи, матушку твою регинвальд!
Возмущенный оскорблением Бретон, не медля, сделал выпад. Меч-полуторник сверкнул и ужалил, лезвие со свистом распороло наемнику рукав латной куртки, Ладер не успел парировать, зато вовремя отскочил и попытался контратаковать – бесполезно. Меч Бретона словно бы непринужденно выстраивал стальную стену – любой удар Генриха наталкивался на блоки и отводы. Ладер, не слишком искусный в фехтовании, едва успевал избегать обходящих ударов.
– Это дьявол во плоти, а не человек… Против него недолго продержишься…
– К черту честные правила! – заявил Бенинк и погасил свой факел. – Смываемся в темноте.
Румиец немедленно последовал его примеру и полностью загасил огонь. В подвале воцарилась глухая, непроглядная тьма. Горестно взвыл скованный Шенкенбах. Клаус, потеряв противника, против собственного обыкновения выругался в неподобающих духовной персоне выражениях и на всякий случай добавил:
– Трусы.
– Лучше быть живым трусом, чем героем мертвым и немым…