Время ушельцев (СИ) - Филимонов Сергей протоиерей

— Во-во-во. А так жаловаться могу я. Тем более, что помещение закреплено за клубом официально, и на этот счет имеются соответствующие документы. Так вот, как выяснилось, нынешнему мэру города Тьмутаракани глубоко плевать на то, что подписывалось при прежнем, а этот дом со всеми помещениями официально же передан храму Сергия Радонежского. И вообще не надо мешать духовному возрождению России.

Митрандир горько усмехнулся.

— Ну, естественно, в епархии мне выдали слово в слово ту же самую фразу, — продолжал он. — Да еще прибавили, что православная вера самая лучшая, а все остальные — неправильные, и последователи их есть синагога Сатаны. Ладно. Когда свободному гражданину свободной страны больше некуда обращаться, он обращается в милицию. Угадайте с трех раз, что мне там ответили.

— «Не мешайте духовному возрождению России», — хмыкнул Хугин.

— Совершенно верно, именно это. И, кстати, что характерно: расположенное в этом же доме, только с другой стороны, акционерное общество «Импульс» никто не трогает. Оно конечно, «Импульс» может взять свое помещение в аренду, а мы не можем, но, боюсь, дело не только в этом. Но даже если в этом, то и в таком случае рассчитывать нам не на что. С любой организацией можно спорить и отстаивать свои права. А с церковью — нет. Служители Божии. Кто не с ними, тот от лукавого. Общий аминь.

— Короче, Митрандир! Что ты предлагаешь? Флаг спускать, что ли? — задиристо выкрикнул рыжий парень лет девятнадцати.

— Зачем спускать? Свернуть и спрятать. Кстати, Азазелло! Это ведь ты полгода назад предлагал организовать в дальней деревне эльфийскую колонию? Так вот, деревня есть. Там сейчас осталось два жилых дома, остальные заколочены. Один из них принадлежит мне, другой — отставному полковнику Коптеву. Я за него готов головой поручиться. Позавчера мы с ним об этой идее беседовали. Он — за. Я — тоже. А что касается ликвидации клуба, то, насколько мне известен устав, такое решение правомочно вынести только общее собрание или суд. Разумеется, колония в любом случае будет организовываться не через клуб, а как бы стихийно.

Митрандир немного помолчал.

— Кто еще хочет высказаться? — спросил он. — Хугин, ты вроде хотел?

— Да. Я хотел добавить одну подробность. Вот эту статью все читали? — он вынул из бокового кармана номер газеты «Рассвет». — «Вот что пишет в журнале «Наш край» Игорь Тяжельников:

«Не могу забыть старую кинохронику о том, как был взорван храм Христа Спасителя. Чуда-то не произошло, никто не вмешался в этот чисто технологический процесс разрушения. А почему?

Всего-навсего потому, что это был храм в уже богооставленном мире, и теперь путь к Богу мы должны искать сами. И никто за нас его не пройдет».

Да, все так: разделение с Богом на земле приводит к вечному разделению с ним по смерти. Христос как раз и пришел уничтожить это разделение. Поэтому берегитесь всех тех, кто учит вас любому иному пути. Экуменизм — самая страшная и опасная ересь наших дней. Разные расы могут и будут иметь свои религии. Но борьба между ними есть суть мировой истории. Православие — душа России, и речь идет о его чистоте».

— Вот так, — подытожил Хугин. — Те же самые люди, которые нас выживают отсюда, в подтверждение своей правоты ссылаются на мою статью в «Нашем краю». Пустячок, а приятно. Только я писал ее в защиту мистиков и эзотериков, а не против них. И вот пожалуйста: мне же разъясняют, как надо понимать меня же. Знаешь, Митрандир, по-моему, дело совсем не в деньгах. Это кто-то срочно ищет врагов, чтоб на них все свалить. И всякий инакомыслящий, инакочувствующий — не пьющий водки, наконец! — становится прямым кандидатом во враги. Полгода назад я был против колонии, а сейчас — за. Как хотите, но, по-моему, так, как мы тут живем, жить нельзя. Не говоря уже о том, что жить нам попросту не дадут.

— Ты не прав, Хугин! — почти выкрикнула худая женщина в черном.

— Ну, естественно, — снова с нескрываемым сарказмом хохотнула Галадриэль. — Если Хугин — за, то Мунин — против.

— Нет, то есть, что так жить нельзя, ты прав, — продолжала Мунин. — Это, по-моему, каждый здравомыслящий человек понимает. Но это же не повод, чтобы запереться в глухой деревне и провести остаток жизни в пьянках, ничегонеделании и размышлениях о судьбах России! Это наша страна, и нам в ней еще долго жить!

— Увы, это уже их страна, — хладнокровно произнес Митрандир. — И нечего взывать к патриотизму: я присягал красному знамени, а не трехцветному.

— Тебе-то что, Митрандир: ты инвалид, — возразила Мунин. — А ты, Хугин? Ты же учитель! И не просто учитель, а историк! Ты же не просто работаешь с детьми, ты строишь будущее нации!

— Работал, — усмехнулся Хугин. — После ноябрьских праздников уволили. Кстати, рассказать, за что? На праздники по случаю каникул у нас была дискотека. Меня поставили дежурить. Поначалу было все, как всегда. А где-то уже ближе к ночи из туалета доносится крик: «Помогите!». Я бегом туда, распахиваю дверь — и тут же мне на шею вешается девица. Совершенно, заметьте себе, голая. И продолжает вопить: «Насилуют!».

— Динамо второй степени, — прокомментировала Галадриэль. — Или даже скорее ближе к третьей.

— Ага, вам смешно, — огрызнулся Хугин. — А мне — не очень. Допросы, отпечатки пальцев, показания свидетелей, и все такое прочее. Уголовное дело, правда, закрыли, но из школы на всякий случай уволили. Нет, я и раньше догадывался, что дети готовы на все, чтобы ничему не учиться, но чтобы вот так… Между прочим, в том туалете милиция знаете что обнаружила? Использованный презерватив, два окурка дешевых сигарет и бутылку из-под «Сэма». Хорош натюрморт, а?

— «Сэма»? — удивился Митрандир.

— Самогона, — пояснил Азазелло.

— Ну да, самогона, — кивнул Хугин. — Пятнадцать рублей поллитровка. Бабушки-пенсионерки детишкам продают. И приговаривают: «На здоровье, милок». На лекарства зарабатывают. А что поделаешь, пенсия-то сами знаете какая, да и ту платят не всегда. Зато как рады детки! Нахрюкаются до поросячьего визга и считают себя героями! Ты, Мунин, что-то толкуешь про строительство будущего нации? Ты извини, но я не хочу, чтобы этакое вот будущее стало настоящим. Нам нечего больше сказать глухой стене, только и всего.

— Н-да, — протянул Митрандир. — Вот и я так же думаю. Мы с Кирой из-за этого даже своих заводить не стали. Чего доброго, как раз к очередной войне и подросли бы. Ну да ладно. Ставлю на голосование. Кто за официальный — подчеркиваю, официальный! — самороспуск клуба? Галадриэль, считай! Я и так вижу, что большинство, но мне для протокола нужна точная цифра.

Пути ушельцев

Галадриэль, аккомпанируя себе на гитаре, пела своего любимого Гребенщикова.

Отчаянный гудок, заглушив песню, оборвался страшным ударом, лязгом буферов и звоном сыплющихся стекол.

— Кажись, приехали, — флегматично подытожил Митрандир.

Вагонные двери с шипением распахнулись.

— Граждане пассажиры, поезд дальше не пойдет, головной вагон сошел с рельсов, — донеслось откуда-то сверху. — Повторяю, головной вагон сошел с рельсов.

Хугин выглянул в окно и присвистнул:

— Ничего себе!

Первый вагон, ощетинившись выбитыми стеклами, боком стоял на шпалах. А рядом лежал сплющенный в лепешку автобус — по счастью, пустой.

То ли шофер понадеялся проскочить по переезду под самым носом поезда, то ли у него прямо на рельсах заглох мотор — но машинист не успел затормозить, и поезд всей своей массой долбанул по «Лиазу», смяв его, как детскую алюминиевую игрушку.

— Ладно. Вылезаем…

Митрандир помог Галадриэли выбраться из вагона, перекинулся несколькими словами с толстой бабищей в оранжевой безрукавке, выстроил на дороге свой отряд и с убитым видом сообщил: