Лиловые бабочки - Слава Кэт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чаще всего мне снились жаркие поцелуи в море, только почему-то под пристальным надзором змей всех мастей и размеров; змей, шипящих и свистящих. Вообще, надо признать, змеи как неотъемлемый атрибут кошмара сопровождали меня везде, и иногда даже мерещились наяву: лежа на кровати, свешиваясь с ламп или даже заползая мне на ноги. Что интересно, реагировала во сне я на них всегда по-разному: кого-то боялась, от кого-то убегала, кого-то даже пыталась поймать, но чаще с интересом рассматривала, как гады, извиваясь и шипя, передвигаются по полу или мне самой.
Однажды я проснулась в холодном поту: особо крупная чешуйчатая желтая тварюга из очередного бредового явления полностью обвила меня своим скользким, но удивительно теплым телом в постели, впилась клыками в горло и самозабвенно свистела. Только вот ведь прикол: змей меня кусал и душил, а я его не отталкивала, а целовала. Во сне я почему-то прекрасно понимала, что этот холоднокровный меня не сожрет, желания у него абсолютно иные. Ну вот так он выражает особую симпатию. Но от этого мне было не менее жутко.
Взгляд змея, холодный, цепкий и абсолютно неподвижный, сопровождал меня везде: и во сне, и наяву. Он пугал, потому что я четко понимала: от него не скрыться. Змей видел АБСОЛЮТНО ВСЁ. Знал про меня всё. Даже больше, чем я сама. Знал, но ничего не говорил, хотя я была уверена, что МОГ. И однажды он сделал это, после чего я проснулась от собственного крика: в моем сне огромный питон раздумчиво заявил после целой серии легких покусываний и облизываний, сопений и рассматриваний: «Пожалуй, всё же сожру!» А потом открыл свою клыкастую пасть, и…
Ну, в общем, так и проснулась, да. В истерике. И от вида огромных клыков, истекающих ядом, равно как и острого раздвоенного языка, оказавшихся прямо у моего лица, я еще долго не могла прийти в себя.
Подозреваю, старик Фрейд от обилия змей и прочих продолговатых символов в моем сне бы просто чокнулся, обнаружив во всем этом вполне понятные фаллические и прочие сексуальные отсылки.
Я не могла спать из-за непрекращающихся кошмаров. Не могла есть. Мне было настолько хреново, насколько вы и представить себе не можете. С психу я даже запретила Игорю ночевать со мной в одной кровати, и то, что тогда вновь к бедолаге вернутся кошмары, для меня не было аргументом. Больше всего на свете я боялась, что Игорек спалит меня том, какие эмоции на самом деле он с завидной частотой вызывал.
Каюсь. Я даже украла у него одну из футболок. Вот уж чего не знала про себя, так это то, что я, оказывается, чертова фетишистка.
Мне футболка была нужна. Очень нужна. Потому что пахла счастливым общим прошлым. Выходными. Крепким мужским потом. Сладким гелем с привкусом карамели, ванили и ореха — всего по чуть-чуть. Так же сильно нужна, как чертов «Ореховый» гель, который Игорь вскоре почему-то поменял, вызвав у меня очередную волну паники и истерики. Новый ментоловый гель мне не нравился, казался слишком холодным, резким и отталкивающим. От одного вида этой сине-белой упаковки мне становилось плохо.
Я не дура. И понимала, что раз Игорек поменял сладкий гель на что-то откровенно сильное, убивающее своим ледяным запахом все вокруг, значит, ему было что скрывать. Вероятно, посторонний аромат. Вполне возможно, даже женский. Знакомый Игоря Денис в свое время в клубе довольно доходчиво донес до меня, что Игорюня — страшный бабник и манипулятор. Это я, наивная дурочка, верила, что у него всё плохо с женским полом. Всё у него, видимо, было зашибись. И я клубах и ресторанах я это видела лично.
Я не могла прогнать со съемной квартиры Игоря. Но и оставаться с ним в одном помещении было выше моих сил. Ему-то, в отличие от меня, было комфортно и удобно. Ну, кроме тех ночей, когда ему снились кошмары. А после того, как я его прогнала на кресло-трансформер, снились они ему с завидной регулярностью. И вскоре совместные ночи в одной комнатенке превратились в натуральное поле битвы. С одной стороны лежала я со своими мыслями и чувствами, а с другой — переживающий детские кошмары китаец. Безусловно, мы оба понимали, что спать вместе во всех контекстах неправильно, но промучившись без сна четверо суток, пришли к выводу, что все-таки спать будем вместе. Так всем было проще.
Хотя это как сказать… подъём у меня теперь был НАМНОГО РАНЬШЕ и намного быстрее. Да и ванная требовалась гораздо чаще, чем раньше.
Скажу так: пока господин Ван был для меня забавным Ванькой, проблем не было. Они возникли ровно в тот момент, когда мой друг превратился для меня в чертовски сексуального Игоря.
* * * * *
Борис Евгеньевич, искренне переживая за меня, вызывал к себе всё чаще и чаще, что просто не могло не породить целую волну интересных безосновательных слухов. Хотя вообще к тому времени мы уже давным-давно перешли с ним на «ты».
Статьи мои становились всё злее и острее, что не могло не радовать таких же озлобленных и разочарованных в жизни читателей, выразителем чьей воли негласно я стала. Работала я много. Упорно. Допоздна. Так много работала, что моя ссутулившаяся скорбная фигура стала вечным немым укором тем коллегам, у которых, в отличие от меня, была личная жизнь. Семьи. Дети. И вообще-то правильно, что во главе угла у нормальных людей стояла отнюдь не работа.
Я же просто затыкала дыру в душе. Не хотела ничего чувствовать. Если я хоть на секунду оставалась наедине со своими мыслями, то хотела либо вздернуться, либо лечь в комочек и начать жалко скулить. Работа, к счастью или сожалению, стала единственной отдушиной. Но коллеги дружно посчитали, что я просто выслуживаюсь перед Борисом Евгеньевичем, чьей любимицей я, безусловно, являлась. Я клала на ценное мнение большинства с огромным прибором. А уж когда услышала феерическую историю про то, что, дескать, вечерами в редакции я насасываю себе новую должность (иначе зачем меня вообще из газеты в газету постоянно переводят?), я просто не смогла сдержаться и истерически захохотала.
Не, ну вы видали? Я не хотела быть в отношениях — все посчитали, что я в отношениях.
Говорила, что не увлекаюсь БДСМ — мне не верили.
Обзавелась единственным нормальным другом — так получай, фашист, гранату. Раз он
