Африканский квест - Лин Гамильтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вы знаете, каким был Рик. Этот человек не мог держать язык за зубами. На обратном пути он все время бубнил, и когда они подошли к гостинце, Нора решила, что он непременно проговорится о том, что они сделали и что она была там. Он даже попросил у нее денег в долг. Поэтому ударила его первой же попавшейся вещью, подходящей для этой цели, крокетным молотком, а потом бросила в бассейн. Ей пришлось снять с него рубашку и шорты, но он был уже в плавках. Видимо, они и навели ее на эту мысль. Потом она вошла в гостиницу: еще не рассвело, и за конторкой никого не было. Она поднялась, переоделась для бега трусцой, взяла с собой Сьюзи и они отправились на пробежку. У нее не было времени вернуться на судно, закончить то, что начала, поэтому она дожидалась другой возможности.
Думаю, Нора вряд ли понимала, что Брайерс, в сущности, ныряльщик. Как и я, она думала, что он просто — понимаю, говорить просто не следует — что он археолог. Думаю, она была бы очень разочарована, если б Брайерс погиб в тот день. Ей очень хотелось, чтобы Брайерс и Гровс — это владелец «Сюзанны» и соперник Брайерса — узнали, что это она свершает месть и за что. Нора надеялась, что погибнет Сэнди Гровс, чтобы Питер понял, каково это, когда убивают твоего ребенка. Потом собиралась охотиться за Питером и Брайерсом.
— Tantaene animis caelestibus irae? — сказал Бен. Брайерс кивнул. Думаю, на моем лице отразилось недоумение.
— Это латынь, — объяснил Брайерс. — Из «Энеиды» Вергилия. Может, вы знаете первую строку: «Arma virumque cano, битвы и мужа пою». Фраза, которую произнес Бен, означает: «Неужель небожителей гнев так упорен?». Согласитесь, при данных обстоятельствах уместно процитировать строку, адресованную Юноне, матери богов, которая так невзлюбила Энея, что много лет насылала на него бедствия, в том числе меняла ветры — multum ille et terris iactatus, долго его по морям и далеким землям бросала воля богов — чтобы занести его к берегам Северной Африки, городу Карфагену и встрече с царицей Дидоной, а не куда предначертано, то есть в Италию, и стать предком основателей Рима.
— Люблю находить хорошую латинскую цитату для того или иного случая, — сказал Бен.
— Мне жаль Нору, — сказал Брайерс. — Хоть она и пыталась убить меня. Последние несколько часов походили в эмоциональном смысле на «русские горки».[26] Насколько понимаю, судить ее будут здесь. Я ничего не знаю о законах в отношении убийц. И даже не хочу об этом думать. То, что случилось с ее сыном, ужасно. С единственным сыном. Видимо, ее жизнь дала трещину. Видит Бог, и с моей это случилось после смерти Марка, а я не был его отцом. Меня очень мучает то, что, как она и сказала, я ее не узнал. В суде я на нее не смотрел, во всяком случае, прямо. Не мог встречаться взглядом с родителями Марка. Видел только общие черты — Нора была для меня просто силуэтом. Ей потребовалось только основательно похудеть, остричь и выкрасить волосы, изменить манеру одеваться, и я не узнал ее. Однако, кажется, ощущал где-то глубоко внутри что-то такое. Я несколько раз видел во сне Марка. Мне начинал сниться Рон, потом я оказывался в воде и вновь искал Марка. Видимо, работает подсознание. Нужно было бы отнестись повнимательней к этому.
— Мне тоже привиделся подобный сон, — сказала я. — Я была в тофете, там приносили в жертву ребенка. В отличие от древних времен, если верить тем историям, мать заплакала. Видимо, подсознание говорило мне таким образом, что преступления совершала мать. Мне нужно было только догадаться, кто она.
— Мы до сих пор не знаем, кто устроил пожар на «Сюзанне», так ведь? Есть какие-нибудь версии по этому поводу? — спросил Бен.
— Клянусь, поджег ее не я, — сказал Брайерс.
— У меня есть, — сказала я. — Сперва я думала, пожар устроил кто-то, хотевший, чтобы затонувшее судно не было найдено: то есть человек, получавший какую-то выгоду от того, что судно не будет обнаружено, пытался остановить и Питера, и Брайерса. Однако Нора призналась в одном из этих дел, и если у Брайерса нет тайного почитателя, делающего для него грязную работу, с этой версией можно распрощаться.
Однако у меня есть еще одна. Я навела справки кое о ком из участников тура…
— В том числе и о нас? — перебил Бен.
— О вас обоих, — ответила я. — И о «Стар сэлвидж». Я обратила внимание, что «Стар» успешно находит затонувшие суда, но безуспешно пытается получать с этого деньги.
— Это так, — согласился Брайерс. — Все больше и больше органов власти объявляют затонувшие в прибрежной зоне суда своей собственностью, и существует множество противоборствующих интересов.
— Вот-вот. Моя версия заключается в том, что когда противоборство начинается, инвесторы держатся в стороне, если они не игроманы вроде Кертиса Кларка.
— Он вложил деньги в «Стар»? — возмущенно спросил Брайерс.
Я кивнула.
— Полмиллиона долларов из денег Азизы. Брайерс, если вам будет от этого легче, Кертис не знал, что другой стороной являетесь вы. Он не особенно умен. Играл бы в свой гольф.
— Это феминистское замечание? — произнес Бен. — По-моему, да.
— Хотите выслушать мою версию или нет? Я предложила бен Осману еще раз допросить Гровса, не о баллонах, а о пожаре. Думаю, Гровс воспользовался превосходной возможностью, которую предоставила ваша вспыльчивость. Вы поехали в Сус, устроили шумную сцену, которую видели несколько человек, Бог знает чем угрожали Гровсу, а потом демонстративно ушли. Гровсу была нужна страховая премия, и я уверена, что пожар устроил он сам. Думал, что в это время на борту никого не будет, но Мэгги зачем-то вернулась и сильно пострадала от огня. Видимо, Гровса это сильно потрясло. Он был с сильного похмелья, когда я видела его в полицейском участке. Я подумала, что он расстроен потерей судна, ожогами этой женщины и подозрением в убийстве Рона. Теперь думаю, что он был не просто расстроен: он чувствовал себя виновным в причинении ожогов Мэгги.
— Интересная мысль, — сказал Брайерс. — Нам придется подождать, посмотреть, чем кончится дело.
— Но вы же сказали, что Кертис дал ему полмиллиона долларов. Почему вы думаете, что он остро нуждался в деньгах? — спросил Бен.
— Видели вы это судно? Содержание его обходится недешево.
— Лара права, — сказал Брайерс. — Ведение таких работ обходится не менее двадцати пяти тысяч в день. Деньги Азизы должны были быстро кончиться.
— Понятно, — сказал Бен. — А Кристи? Есть у вас версия и относительно ее?
— Нет, — ответила я. — Возможно, она погибла по собственной вине. Думаю, теперь могу сказать вам, что Кристи была шантажисткой. Она использовала свое положение журналистки для того, дабы выведывать о людях то, что они скрывают, а потом пыталась вымогать у них деньги. Я считала ее несомненной кандидаткой на убийство. Видимо, ошибалась.
Мы немного помолчали, обдумывая все это.
— Бен, так что же вы хотите нам показать? — спросил Брайерс. — Надеюсь, нечто более приятное, чем то, о чем у нас шла речь.
— Приготовьтесь воспрянуть духом. Только вы должны обещать, что мы будем работать вместе. Мы можем сделать совместную публикацию. Я уже завершил почти все, что мне нужно. Это будет одна из историй в «Прошедшем несовершенном». Но это не меняет факта, что с тем, что мы теперь знаем и что вы можете сделать, история эта станет еще значительней.
— Как думаете, это на него так действуют лекарства или я еще в шоке? — обратился ко мне Брайерс. — Я не могу понять ни слова.
— Я тоже.
— Прошу прощенья. Я очень взбудоражен этим. Право, это дает мне совершенно новый стимул в жизни. Как вы, наверное, видите, я сейчас слегка ненормальный. Даже рана не может испортить мне настроения. Я был подавлен из-за разрыва с Эдом. Если б вы знали меня, то поняли бы. Я ем, когда пребываю в унынии; чем хуже положение, тем больше ем. Лара, вам, должно быть, нелегко было заботиться о том, чтобы мне хватало еды. — Я улыбнулась. — Но потом я кое-что понял. И оно было таким замечательным, что избавило меня от хандры напрочь.
— Все равно не понимаю, — сказал Брайерс. — Но хочу того лекарства, которое давали вам врачи.
— Ладно, ладно. Обойдемся без долгих разговоров, — сказал Бен, открывая пакет. — Взгляните.
И вынул черно-белую фотографию.
— Что это? — спросила я.
— Мемориальная доска. Черный известняк. Превосходная вещь, хотя, признаю, это трудно разглядеть на фотографии.
— А эти черточки? Похоже на какую-то надпись.
— Это и есть надпись. Текст, как Брайерс, наверняка знает, пунийский. Видите ли, Лара, образцы пунийского письма очень редки. Кое-кто считает, что финикийцы изобрели алфавит раньше римлян. Карфагеняне должны были им пользоваться. Но их писаний сохранилось сравнительно мало, если не считать высокопарных церемониальных надписей, к примеру, на вотивных[27] камнях с тофита. Это я нашел, когда проводил исследование в Лувре много лет назад, сфотографировал и отвез фотографию домой. Потратил много времени, пытаясь перевести надпись на мемориальной доске, но ничего не получалось.