Узкие врата - Антон Дубинин

— Что же ты, Роза… И почему собаку в дом пустила? Сколько тебе говорить?

Роза, одетая — при свете Алан разглядел наконец — в просторную белую мужскую рубашку, достигавшую ей до колен — не обернулась на реплику матери (или бабушки?), продолжая, закинув личико, смотреть на Алана. Глаза у нее были совсем светлые, даже страшновато, а волосы — почти белые, стриженные до плеч. Пожалуй, она была бы хорошенькой, если бы не эта тихая сосредоточенность взгляда. И — если бы она не молчала.

Фил постарался прочистить горло беззвучно.

— Извините, пожалуйста, что мы вот так вломились… Мы с другом (Алан чуть удивленно вздрогнул у него за плечом — значит, я тебе на самом деле друг?) странствуем, вот, проездом через вашу… ваше село. У вас тут очень плохо ходят машины… и автобус. Нам отсюда до завтра не выбраться, и мы устали очень…

Хозяин заговорил раньше, чем Фил успел закончить свою речь. Обращался он к одному из людей, оставшихся сидеть — к девушке лет двадцати, такой же беленькой, как и крохотная Роза, но пухлой и вполне осмысленной.

— Что ж расселась, Ли? Давай, принеси для гостей еще две чашки! А может, вы, господа странники, и поужинаете заодно?

Алан за Филовым плечом благодарно закивал — и Фил, понимавший, что лучше бы отказаться, это было бы вежливее — не успел этому воспрепятствовать.

— Спасибо вам большое… Мы, конечно, заплатим…

— Что еще за глупости? — хозяин дома к этому моменту уже выбрался из-за стола, что далось ему нелегко по причине объемного брюшка, и направлялся навстречу, протянув вперед — для рукопожатия — широкую ладонь. Брови его, такие же рыжие, как и борода, возмущенно встопорщились в ответ на учтивую реплику Фила. — За кого вы нас, парни, принимаете — чтобы с гостей деньги брать? Кстати, знакомы будем — я вот Мариус, а это хозяйка моя, Лилия. А это все — дети, Келвин и Освин, Лилия младшая, а Роза вам дверь открывала… А это — дядька Николай, он тоже гость. Вроде вас.

Дядька Николай, желтовато-бледный, болезненного вида молодой человек приподнялся со стула и поочередно сунул им в руки свою вялую ладонь. А вот рукопожатие Мариуса отличалось крепостью, и руки его, горячие и шершавые, как наждачная бумага, тоже поросли густым рыжим мехом.

Когда Фил и Алан, с наслаждением избавившись от мокрых рюкзаков и курток, скинув отвратительные прелые башмаки, уселись наконец за стол и принялись набивать желудки горячим жареным мясом с картошкой, хозяин предложил им глотнуть водки за-ради знакомства. Отказаться было невозможно. Сам Мариус, прежде чем опорожнить стакан, размашисто перекрестился на — Фил только что заметил — здоровенное деревянное распятие над столом. После трех глотков водки усталого Фила, признаться, разморило, а уж Алана — тем более; тому способствовала идиллическая обстановка уюта и тепла, белая громада печки, скатерть с красной вышивкой, герань и алоэ в горшках на окне… Девочка Роза, поздний ребенок, слабоумная доченька, примостилась на краешке стула и сосредоточенно мешала сахар в чае. Худенькое запястье с голубоватыми прожилками болталось в широком засученном рукаве. Интерес к гостям она, похоже, потеряла — или просто не умела думать о двух вещах сразу. Борясь с блаженным теплом, с накатившей сонливостью, с тем, что предметы на столе слегка двоились в глазах, Фил подцеплял вилкой кусочки картошки и ждал продолжения того разговора.

Напал на золотую жилу — не уходи, покуда не исчерпаешь. В этом доме знали что-то о цели их похода. Что-то, что им тоже нужно было знать.

Но разговор плавно тек, подогреваемый сладкой наливкой, которая появилась на столе вслед за двумя добавочными чашками. Мариус, теплый и дружелюбный, как ручной лев, расспрашивал вечерних гостей о том, где они живут и учатся, как зовут их родителей, и правда ли, что в столичном метро в туннелях родятся безглазые рыбы. Говорил в основном он один — девушка Лилия косилась на Ала и томно поправляла прядь волос, мать семейства следила, чтобы у всех всего хватало на тарелках, усатый сын пил чай и сурово фыркал в усы, а второй, помладше, вскоре удалился из-за стола вместе с дядькой Николаем, и они принялись что-то бурно обсуждать в углу. Кажется, они играли в шахматы.

Фил, взявший ведение разговора на себя — Алана совсем разморило, и он только глупо улыбался — честно отвечал истинную правду: что есть у него две сестры, что в горах весной очень красиво, и что рыб без глаз он лично в метро никогда не встречал, но все может быть, все может быть… Направить разговор в нужное русло казалось невозможным, и Фил, прихлебнув настойки, прогревающей изнутри до костей, хотел было уже задать вопрос напрямую, но хозяин успел первый.

— И куда же это вы едете-то через Преображенку? Мы ж, можно сказать, на самом краю, там за нами — горы одни… Да лес. А потом уже горские края начинаются…

— Сюда и едем, — бухнул вдруг Алан, просыпаясь — вернее, отрываясь от своей чашки. Фил дернулся и хотел ткнуть его в бок, но между ними сидел хозяин.

Рыжие брови Мариуса смешно задвигались. Голубые глаза его, дружелюбные, но одновременно очень хитрые и совершенно трезвые, так и впились в Эрихово глупое лицо.

— Сюда? А чего ж столичные господа в нашей Преображенке-то не видали? Дыра и есть, разве что молоко у нас хорошее… Да виноград, и тому еще не сезон.

— А мы человека одного ищем… Вернее, хотим про него чего-нибудь узнать, — дружелюбно поведал пьяный от настойки и теплой еды Алан, хлопая светлыми ресницами. Фил, хотя и был без очков, просто всей кожей увидел, как напрягся толстый Мариус. Движение ногой — пнуть под столом болвана, пнуть, чтобы замолчал! — пришлось, однако же, в ножку собственного стула, а пинок был хороший, и Фил едва не зашипел от боли.

— Такой один кардинал… Или епископ. Бывший, у которого здесь приход когда-то был, — продолжал, как ни в чем не бывало, солнечный Алан, глядя на того с совершенно телячьим выражением. Да что там — телячьим! Если нарисовать на стене два кружочка, получится точно его взгляд. Такой же осмысленный и всепонимающий.

Фил мельком подумал, что по странной причине убийство считается уголовным преступлением. Хотя, казалось бы, иногда это — просто осознанная необходимость!.. Но помышлять об убийстве было некогда — надо было срочно что-то делать. Мариус слегка откачнулся на стуле, так что у того затрещала спинка, за мгновение из приветливого хозяина-само-радушие превращаясь в сплошной айсберг. Девица Лилия приоткрыла рот. Супруга Мариуса в полной тишине с оглушительным звоном уронила чайную ложку. Шахматисты, тихо спорившие в углу, тоже оба замолкли и напряженно уставились в их сторону.