Конец веры.Религия, террор и будущее разума - Сэм Харрис

Хотя я не пишу трактат о духовности Востока, здесь уместно обратить внимание читателя на разительное отличие восточных священных текстов от западных. Чтобы продемонстрировать это отличие, я приведу несколько случайных цитат из буддистской литературы. Я выбрал, почти не читая, из первых попавшихся под руку книг. Пусть читатель попытается вспомнить: видел ли он хотя бы отдаленное подобие этому в Библии или Коране?

В настоящий момент, когда (твой ум) предоставлен самому себе и ничего не создает,

Осознание данного момента достаточно обыденное.

И когда ты смотришь на себя обнаженным взглядом (без дискурсивных мыслей),

Поскольку существует лишь такое чистое наблюдение, можно найти глубокую ясность, где нет наблюдателя, Но есть только голое осознание

(Такое осознание) пусто и совершенно чисто, и никакая причина его не породила

Оно подлинно и неподдельно, оно чисто и пусто и лишено двойственности.

Оно непостоянно, однако ничто его не породило. Однако это не просто небытие или уничтожение, поскольку оно ясно и реально.

Это не единая вещь, потому что она реальна и ясна и ее много.

(С другой стороны), это не множество вещей, поскольку оно неразделимо и имеет единый вкус Такое неустранимое самосознание не рождается от какой-либо причины вне его самого. Таково подлинное введение в реальное положение вещей. — Падмасамбхава[279].

Можно пробыть христианином, мусульманином или иудеем целую вечность и никогда не услышать чего-либо подобного о природе сознания. Случай ислама здесь особенно ярок, поскольку Падмасамбхава был буквально современником Мохаммеда[280]280. Хотя смысл приведенного выше отрывка, быть может, не всем ясен — это малая часть трактата о природе ума, наполненная буддистским жаргоном («ясность», «пусто», «единый вкус») — это строго эмпирический текст, а не метафизические спекуляции. Даже современная литература о сознании, в которой встречаются философия, когнитивистика, психология и наука о мозге, не может сравниться с точными феноменологическими описаниями священных буддистских текстов. Хотя мы не должны привязываться к догматам любой духовной традиции, нам не следует думать, что все традиции в равной степени обладают мудростью или истиной. Это не так. Жизнеспособный мистицизм нуждается в прямых инструкциях, которые должны быть столь же однозначными и бесхитростными, как инструкция по эксплуатации газонокосилки[281]. Некоторые традиции это поняли еще тысячу лет назад, другие — нет.

Большинство техник интроспекции для исследования подлинных свойств сознания называют медитацией. Когда мы говорим, что человек «погружен в медитацию», мы практически ничего не говорим о содержании его переживаний. Здесь под «медитацией» я понимаю любой метод, который позволяет устранить ощущение своего Я — тот дуализм субъекта и объекта в восприятии и мышлении, — в то время как сознание живо следит за потоком переживаний[282].

Самым первым препятствием для медитации является, конечно, размышление. Поэтому многие люди считают, что цель медитации — достичь состояния, когда в голове нет мыслей. Действительно, некоторые переживания на время избавляют нас от мыслей, но в медитации важно избавиться не от мыслей, а от нашей идентификации с ними, чтобы мы могли понять, откуда рождаются сами мысли. Западные ученые и философы обычно считают, что размышление — высшее проявление сознательной жизни и что ум без мыслей такая же нелепость, как рука без пальцев. Однако большинство восточных духовных традиций опирается на иное представление: хотя на практике мыслить иногда необходимо, именно неспособность видеть в мыслях мысли в каждый момент жизни создает у каждого из нас ощущение своего Я, а к этому Я привязаны веревкой все страдания и разочарования[283]. Это представление основано на эмпирических фактах, оно не есть плод философских спекуляций. Стоит избавиться от чар мыслей — и ты избавишься от дуализма субъекта и объекта, а одновременно радикальным образом меняется твое отношение к счастью и страданию, как их понимают люди. Этот факт о природе ума большинство западных ученых даже не пыталось рассмотреть.

Именно поэтому практика медитации вполне разумна и необходима. Человеку необходимо постичь природу сознания, но это постижение не сводится к возникновению новых мыслей. Как и любое другое умение, медитация требует совершенствования способностей восприятия и мышления, и потому задачу постижения сознания вне дихотомии субъект/объект легче будет выполнить под руководством эксперта[284]. Тем не менее — хотя бы в принципе — этот опыт доступен каждому.

***

Сейчас вы сидите и читаете эту книгу. Ваше прошлое — воспоминания. Ваше будущее — просто ожидания. И воспоминания, и ожидания могут войти в настоящий момент только в виде мыслей.

Разумеется, и само чтение — это особый вид размышления. Быть может, в уме вы слышите звук своего голоса, читающего эти слова. Однако вам не кажется, что данное предложение — это ваши мысли. Ваши мысли приходят без приглашения и отвлекают внимание от текста. Возможно, эти мысли связаны с прочитанным — скажем, вы думаете: «Разве автор не противоречит здесь сам себе?» — возможно, никак не связаны. Вы можете внезапно вспомнить о сегодняшнем ужине, о споре, произошедшем недавно, даже если ваши глаза смотрят на буквы. Всем нам знакома ситуация, когда мы прочли абзац или даже несколько страниц книги, не усвоив ни единого слова. Но немногие понимают, что в таком состоянии мы проводим большую часть жизни: мы воспринимаем настоящее — образы, звуки, вкус, ощущения данного момента — лишь смутно, через покрывало мысли. На протяжении всей жизни мы рассказываем себе истории о прошлом и будущем, мало интересуясь реальностью настоящего. Это значит, что мы живем, ничего не зная о свободе и простоте сознания, которое предшествует появлению мысли.

Ваше сознание, хотя оно остается загадкой для науки, обладает совершенной простотой, и это можно узнать на опыте. Оно просто стоит перед вами как вы сами и как все прочее, что вы замечаете. Вы видите эту книгу. Вы слышите множество разных звуков. Вы чувствуете положение своего тела в пространстве.

И иногда сюда на время вторгаются мысли о прошлом и будущем, а затем они снова уходят.

Если вы будете настойчивы в поиске субъекта вашего восприятия, вы явственно — хотя бы на миг — увидите, что его не существует. Все останется на месте — книга, ваши руки, — но иллюзорное разделение между познающим и познаваемым, между Я и миром, между внутренним и внешним исчезнет. Именно такой опыт на протяжении тысячелетий составлял самую суть духовности. Для его достижения нам не требуется верить во что бы то ни было. Нам достаточно пристально глядеть на то, что мы называем своим Я.

Когда человек хотя бы на миг увидел сознание, лишенное Я, целью духовной жизни становится все более полное освобождение внимания, чтобы это понимание становилось более устойчивым. И здесь духовность неразрывно связана с этикой. Во многих трудах по медитации говорится о том, что негативные социальные эмоции, такие, как ненависть, зависть и недоброжелательность, рождаются из дуалистического восприятия мира и поддерживают в нас этот дуализм. С другой же стороны, такие эмоции, как любовь и сострадание, готовят наш ум к медитации, так что под их влиянием нам становится намного легче концентрировать внимание. Нам легче освободить свое сознание от мыслей и просто пребывать в состоянии чистого осознания, если мы позитивно воспринимаем других людей и строим свои отношения на такой основе — в этом нет ничего удивительного. Судебные тяжбы, вражда, обманы или ситуация, когда тебя в наручниках доставляют на суд в Гаагу за преступления против человечности — все это не способствует регулярной медитации. Также всем известно, что чем меньше напряжения у человека вызывает собственное Я, тем менее вероятно, что в нем возникнут такие реакции, как страх или гнев. Ученые делают первые попытки проверить достоверность этого утверждения, однако любой человек, практикующий медитацию, уже проверил их на собственном опыте[285]. Хотя многие ученые, исследующие медитацию, видят в ней всего-навсего методику снятия стресса, феномен устранения Я уже, несомненно, привлек к себе внимание ученых, занимающихся фактами и экспериментами[286].

Как это бывает и в других областях знаний, интуитивные представления о духовности могут проверяться с помощью консенсуса. Если математики способны с удовольствием говорить об абстрактных вещах, прекрасно понимая друг друга (хотя они не всегда согласятся с вещами, которые интуитивно кажутся нам «очевидными»), атлеты могут с интересом говорить о радостях спорта, то это относится и к мистикам, которые могут уточнять понимание своих данных с помощью консенсуса. Таким образом, настоящий мистицизм может быть «объективным» — в единственном возможном смысле этого слова, — и мистику не нужно связывать себя никакими догмами[287]. Как предмет изучения духовный опыт ничем не уступает сновидениям, эмоциям, иллюзиям восприятия или даже самим мыслям[288].