Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал - Вера Камша

— Она Георгия Оллар, — отрезал Ракан, — и уродина в придачу. Значит, увидеть воскресший Талиг лично Оллар не рассчитывал?

— Да… Он еще сказал, что не хочет смотреть в глаза тем, кто соберет Талиг из обломков. Что он их не стоит…

— Трудно не согласиться. — Альдо принялся перебирать орденские цепи, потом поднялся, подобрал с ковра статуэтки и со странным тщанием водрузил на место. — Оллар приличного лакея и то не стоит, не то что Ворона… Что ж, все становится на свои места. Полагаю, ты сказал Фердинанду Оллару все, что о нем думаешь?

— Да, — кивнул Дикон. Он явно не договаривал. Робер на его месте тоже не спешил бы откровенничать.

— Похоже, ты был убедителен, — хмуро объявил сюзерен. — Фердинанд Оллар, Леворукий его побери, ночью повесился. Теперь доказывай, что ублюдку было стыдно смотреть в глаза Савиньякам…

— Не может быть, — прошептал Ричард, понимая, что Катари свободна, но не позволяя себе поверить услышанному. — Оллар умер? Это правда?

— Пойди и убедись. Как супрем. — Альдо сунул перо в чернильницу с такой силой, что оно сломалось. — Ну и удружил ты мне с толстяком! Надо хуже, да некуда. Теперь Ноймаринен коронует малолетку, ему только того и надо, а из Фердинанда сделает мученика… Самое мерзкое, что я вчера отправил курьера в Ургот. Распинался перед Фомой, что на наши с ним отношения не влияет придурь Савиньяка. Мне начхать, кому твой Эмиль присягал, но поди теперь докажи, что я не убийца, не лжец и не трус…

— Трус? — не понял Дикон. — Ты трус?!

— Забыл, что Суза-Муза устроил, когда я помиловал Ворона? Дескать, я испугался дуэли с кэналлийцем! Я испугался! Да если б не послы, не крыса эта агарисская и не жезл, Алва был бы уже в Закате…

— Не был бы, — устало перебил Робер, — но сейчас Ворон ни при чем. Дикону незачем смотреть на самоубийцу. Я схожу в Багерлее и все засвидетельствую.

— Ты не супрем, — Альдо не смотрел на Ричарда, и это было хуже всего, — и никогда им не станешь. Ты — Первый маршал, твое дело — воевать; проиграешь сражение — будешь наказан. Сегодня наказан будет Окделл. Супрем не должен опускаться до ссор с узниками. Супрем не должен превышать своих полномочий. Супрем должен уяснить, что он не сам по себе: захотел — поругался с Олларом; захотел — погулял под ручку со Штанцлером… Герцог Окделл, перед короной, перед законом все узники равны, а ты что творишь? Одних доводишь до самоубийства, а с другими мало что не целуешься… Тебе, часом, не Штанцлер подсказал потребовать у Оллара письмо?

— Нет! Мы с эром Августом ни о чем таком не говорили…

— А о чем говорили? — Альдо требовал ответа, но ответить означало подвести друга и выдать тайну королевы… Если сюзерен или Робер проговорятся, Катари все поймет. Она не простит ни герцога Окделла, ни эра Августа. Ричард щелкнул каблуками:

— Я прошу разрешить мне… удостоверить персону самоубийцы. И я прошу принять мою отставку.

— Тебе был задан вопрос. — Пальцы сюзерена выстукивали по крышке стола тревожную дробь. — О чем ты столько времени говорил с этим гусем?

— Это… Наш разговор носил… был личным. Граф Штанцлер выразил мне сочувствие в связи с постигшей меня утратой.

— Ты врешь, — глухо сказал Альдо. — Что ж, я давно подозревал, что преданность, настоящая преданность в нашем мире свойственна лишь собакам и… иноходцам. Можешь оставить свои тайны при себе, я не желаю их знать, но Штанцлера ты навещать больше не будешь. Если понадобится удостовериться, что он не сдох и не собирается вешаться, я отправлю к нему Карваля.

— Он не повесится, — вмешался Робер. На скулах Эпинэ горел нездоровый румянец — похоже, он опять заболевал. — Альдо, если тебе кто и верен, то это Дикон, но Штанцлера… герцог Окделл считает своим другом и другом отца, хотя тот, когда Эгмонт погибал, сидел в столице с…

— Со Спрутом, — закончил сюзерен. — Окделл может дружить хоть с гусем, хоть с павлином, но Повелитель верен анаксу и только анаксу. Истинные Создатели, что вы оба творите?! Повелитель Молний оправдывает Алву, словно… какой-нибудь захудалый дворянчик, лишь бы про него плохо не подумали! Маршал Великой Талигойи не в состоянии пристрелить свихнувшегося убийцу, который, между прочим, явился умирать… Повелитель Скал не делает ничего, когда должен делать, и мы имеем Дору и побег Алвы. Потом делает, когда его не просят, и мы имеем мертвого Оллара…

— Дору предотвратить мог только ты, а заговор Придда прозевали все. — Иноходец не только верен, он еще и справедлив! — Надо было не Халлорана тайком вызывать, а Карваля за кошками не гонять. Давенпорт, которого ловили… Он еще призрачней Сузы-Музы, от того хоть вирши имеются.

— Уймись, — чуть повысил голос сюзерен, — и займись делом, а еще лучше — пойди и выспись. На тебя гневаться и то не выходит. И не вздумай лезть в Багерлее. Это приказ.

— Хорошо, но пусть Оллара опознает какой-нибудь Карлион.

— Иди спать, маршал. Даю тебе восемь часов. На отдых!

— Альдо…

— Окделлу не пятнадцать лет, он повидал побольше Карлиона. Все, Эпинэ, пошел вон, иначе упеку в Багерлее. Отсыпаться…

— Не надо меня защищать. — Ричард посмотрел Иноходцу в глаза. — Я видел мертвых, и потом я пока супрем.

— Таковым и останешься, — неожиданно усмехнулся сюзерен. — Смерть Оллара не повод прогонять Окделла, и вообще… Чего бы вы оба ни натворили, других Повелителей у меня нет. И других друзей тоже, а у вас нет другого государя.

— И не будет, — твердо сказал Дикон. — Порукой этому наша кровь.

Птичий щебет, музыка, свет, смех… Островок красоты и радости в море смерти. Если б не Капуль-Гизайли, Робер вряд ли бы пережил эту зиму, сохранив рассудок. Иноходец спасался у Марианны и ее барона всякий раз, когда становилось невмоготу. Как сегодня.

— Эпинэ! — Радушный и раздушенный хозяин раскинул ручки с тщательно отполированными ноготками. — Мой дорогой Эпинэ! Именно сегодня и именно сейчас, когда я думал, не подать ли мне после ужина «Слезы радости»… Это судьба!.. Нет, это больше, чем судьба, это то, что в древности называли «неотвратимым». Мы будем пить «Слезы радости» и слушать мой новый концерт. Готти, уйди! Уйди, я сказал… Оставь мою пряжку… Несносное чудовище! Что подумает о тебе Эвро?

— К ноге, Готти! — Марсель Валме в роскошном камзоле цвета опавших дубовых листьев приветливо поклонился. — Герцог, вы появились удивительно вовремя. Мы думаем составить после ужина партию.

— Вынужден отказаться, — развел руками Робер, — к десяти должен быть во дворце.

— Ох уж эти маршальские обязанности! — скорчил рожу Валме. — Где был мой разум, когда я по доброй воле полез в ошейник?! Барон, как вы думаете, что на меня накатило?