Военный дневник. Год второй - Андрей Валентинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще до войны в западных штабах считали трех русских солдат равными одному своему. Уже финская война показала, что можно брать и пятерых.
Русская императорская армия тоже ничем не блистала, но соотношение было все-таки не таким, хотя и не один к одному.
22 НОЯБРЯ (637 ДЕНЬ)
Ночью обстрелы на юге, Запорожье и Одесса. Били «шахедами», часть наши перехватили. У нас вроде тихо, во всяком случае, пока. В Харькове поймали очередного шпиона. Будни войны.
* * *
Продолжаю продумывать «Стикс-ривер». Опять много лишнего приходит на ум. Пока: два харьковских эпизода (лето и поздняя осень 1919 г.), американский, вероятно, год этак 1928-й, и короткий эпизод в Галлиполи, как связка между двумя книгами.
Структура — мозаика, давно хотел попробовать.
Без диалогов, как и «Флегетон».
Но это пока планы.
* * *
Сборник поэзии — наши эмигранты, живущие в Австралии. Полистал, все надеялся найти чего-то про кенгуру. Пока не нашел, может, дальше будет? А о чем пишут? На жизнь жалуются. Нет, не на безработицу, не на голод, а как в старом анекдоте — морально тяжело. Молчали бы уже.
В 90-е эти страдальцы понаехали сюда и стали учить жизни. Правда, почти сразу же нарвались на предсказуемую реакцию и языки прикусили.
Наверно, и сейчас на жизнь жалуются и плачутся.
* * *
Смотрю ленту новостей. Оказывается, «Ван-Пис» дарит надежду на будущее. К новости прилагается жуткая рожа из самого страшного сна. Кто дарит? Что дарит?
Жизнь проходит мимо.
А новости фантастики? Вот, к примеру… «Человечество существует в резервациях, и у каждого есть свой идентификационный номер, а родная планета превратилась в одну из тысяч батареек, что питает жизненной силой высшие расы галактики».
Свят! Свят!
* * *
На улице мороз, снег, лед, тучи. Солнце лишь выглядывает.
По случаю холодов вынес кошачьему семейству колбасы. Прямо по классике: «Колбаса! Господин, отдайте ее мне!»
* * *
Заинтересовался (для работы) легендарной фигурой отважного белого разведчика полковника Двигубского. Может, пригодится. Почему легендарной? Потому что такого офицера в РИА пока что не обнаружено, а так не бывает. Знаем мы о нем из двух документов − воспоминаний Лукомского и его собственного (знаменитого!) отчета. Рискну предположить, что некто, найдя у Лукомского упоминание, сочинил этот отчет уже в 1990-е. Его содержание местами даже не намекает, а вопиет. Но сам образ использовать можно, почему бы и нет?
* * *
Погиб еще один студент Харьковского Национального университета. Командовал танком.
Атака дронами на юге, главная цель — Никополь. Обстрел Херсона, разрушен многоэтажный дом.
* * *
Это надо быть Гаем Ричи, чтобы Артура, символ, образец рыцарства, сделать уголовником. Режиссер слишком увлекся фильмами об ублюдках и сам от них многого набрался.
Я рад каждой его неудаче.
Вообще с фильмами об Артуре в Голливуде проблемы. Американцы не только в массе своей тупые, но и не представляют, что есть рыцарство. Их уровень — это ковбои Дикого Запада, попирающие трупы убитых индейцев. И супергерои в красных трусах.
* * *
Кстати, о пресловутой слезе ребенка от Достоевского. Она имеет прямое отношение к утопии, поскольку вроде бы речь идет о цене счастья всего мира.
Интеллигенты-недоучки (они все такие) цитируют обычно так: «Счастье всего мира не стоит одной слезы на щеке невинного ребенка».
После этого хочется спросить классика насчет медицинских прививок, допустим, от холеры или чумы. Может, не стоит? Ребенок и заплакать может.
Спрашивать, однако, не стоит. Классик был странен и рассуждал странно, но идиотом все же не был. Типичная цитата, вырванная из контекста. О чем беседуют братья Иван и Алексей? О церкви и религии. Христианство, если верить попам, требует, чтобы люди страдали. И дети страдали. Поэтому цитировать надо в целом:
«Понимаешь ли ты это, когда маленькое существо, еще не умеющее даже осмыслить, что с ним делается, бьет себя в подлом месте, в темноте и в холоде, крошечным своим кулачком в надорванную грудку и плачет своими кровавыми, незлобивыми, кроткими слезками к "боженьке", чтобы тот защитил его, − понимаешь ли ты эту ахинею, друг мой и брат мой, послушник ты мой божий и смиренный, понимаешь ли ты, для чего эта ахинея так нужна и создана! Без нее, говорят, и пробыть бы не мог человек на земле, ибо не познал бы добра и зла. Для чего познавать это чертово добро и зло, когда это столько стоит? Да весь мир познания не стоит тогда этих слезок ребеночка к "боженьке"…»
Итак, классик еще раз от души пнул христианство в его православном варианте. Медицинских прививок он не касался, их в виду не имел.
Достоевский совершенно не был толстовцем. Достаточно вспомнить разговор тех же братьев о помещике, который приказал засечь ребенка до смерти. Расстрелять — и вся недолга!
Так что вполне в рамках пролетарского, истинного, гуманизма. У Достоевского есть такой пассаж. Если он узнает о бомбистах, желающих убить царя, донесет ли? Нет, не донесет.
Правильно, писатель!
Бога нет, царя не надо,
Губернатора убьем!
Так что строим утопию ударными темпами.
* * *
Между прочим, Новая Атлантида (Бенсалем) Френсиса Бэкона — никакая не утопия, ее из перечня вычеркиваем и не учитываем. Там ничего утопичного (сословная монархия). Кроме всевластной академии наук, которая от души прогрессорствует, что несколько иное. Порядок этот установил некий мудрый король. Вот и все.
23 НОЯБРЯ (638 ДЕНЬ)
Ночные обстрелы и на севере, и на юге. У нас по области тоже. Из невоенного — опять пожары, почти неизбежное следствие похолодания.
Проезд в городе по-прежнему будет бесплатный с какими-то ограничениями. Впрочем, мне почти все равно, вопрос в том, брать ли еще одну «корочку» в город или нет.
Мороз. Тучи.
* * *
Более сорока лет мне лень было перевести песню C’est la vie de bohème, которую поет Бурвиль. Услыхал я ее на все той же пластинке «Под крышами Парижа». Не переводил, потому что французский учил и там почти все понятно. Но — почти.
Сейчас посмотрел перевод. Ничего
