Возьми меня с собой - Бочарова Татьяна Александровна

И он говорит ей о любви и нежности, жалуется на одиночество, гордится своим отцовством! А она, не далее, как еще сегодня утром, собиралась закрыть глаза на занятия своего любовника, благополучно жить с ним дальше, пользуясь всеми благами, которые он ей предложил!

Лера была настолько потрясена и раздавлена, что не сразу заметила стоящую на пороге кухни Машку. Видимо, ту разбудил телефон.

— Доброе утро! — улыбнулась она Лере.

— Доброе утро. Беги скорее умываться.

Лера постаралась взять себя в руки. За прошедшие три дня она не сказала ребенку и десятка слов. Бедная Машка никак не может взять в толк, отчего это мама все время молчит, хмурится или вполголоса беседует сама с собой.

Настю не вернешь, и фальшивое назначение из карты не вычеркнешь, как нельзя вычеркнуть все, что случилось за этот месяц. А так хотелось бы вычеркнуть его, вернуть то время, когда она по утрам бежала на работу, втайне мечтая об одном: скорей войти в восьмую палату, скорей увидеть Андрея, поймать его ждущий, внимательный взгляд!

Если бы только она могла поговорить с ним, сказать, что ни в чем не виновата, что сама стала жертвой изощренной и таинственной интриги, может быть, все удалось бы исправить?

Лера горько усмехнулась своей наивности. Какая теперь разница, виновата она или нет? Теперь, когда худшее, что могло быть, уже произошло, когда отчаяние и безнадежность толкнули ее в постель к врагу, к тому, кто ловко сплел вокруг нее свою паутину, кто уверенно идет по жизни, оставляя за спиной трупы.

Из-за этого чудовища у Леры теперь нет ни прошлого, ни будущего. Только настоящее, мрачное, как эта декабрьская мгла за окнами, полное страха и лжи.

Она кормила дочку завтраком и думала о том, как встретится через пару часов с Максимовым, как посмотрит ему в глаза, зная про него правду. А еще она — представляла, как потом, после работы, он снова зайдет в ординаторскую и спросит, готова ли Лера ехать с ним.

И ей придется ответить, что готова, потому что отныне у нее нет другого выхода: ей не уличить его, а стало быть, нельзя и обнаруживать, что она в курсе его деяний. Разве можно верить убийце? Может быть, Насте он тоже клялся в любви и преданности совсем незадолго до того, как столкнуть ее с пятого этажа?

Итак, она заложница Максимова. Но лучше сейчас не думать об этом. Позавтракать, выпить чаю, отвести Машку в садик, не опоздав при этом, против обыкновения. Улыбнуться ей на прощанье, пообещав забрать вовремя. А там она что-нибудь придумает.

Лера действовала строго в соответствии с разработанным планом: давясь, проглотила полтарелки гречки, выпила чаю и ровно без десяти минут восемь выпихнула Машку из дому.

Вьюга, очевидно, мела всю ночь, и кругом было белым-бело от снежных сугробов. В дальнем конце двора ожесточенно орудовал лопатой пожилой дворник, безнадежно поглядывая на снежные поля, пытаясь оценить объем работы, которую ему предстоит проделать в одиночку. Зима полностью победила распоясавшуюся было три дня назад весну, мороз пощипывал щеки, деревья стояли, склонив ветви под снежными шапками.

Кто-то из ребятни уже успел вылепить снежную бабу. Она стояла у самого подъезда, чуть кривобокая, с морковью вместо носа и глазами-угольками — точь-в-точь вчерашняя детсадовская няня. Машка с радостным визгом бросилась к ней, обняла за ледяные бока и вдруг остановилась, смолкла.

— Смотри, — она показала куда-то вдаль, в рассеивающуюся темноту. — Там папа.

Лера напрягла зрение. Действительно, поодаль, возле машинной стоянки, маячил какой-то силуэт. Лера взяла Машку за руку. Силуэт стал медленно приближаться. Вот стали различимы очертания ладной, подтянутой фигуры, одетой в лиловую куртку, джинсы и спортивную шапочку-петушок, и через секунду Лера узнала Илью.

— Здравствуй, — он стоял перед ней в своей излюбленной позе, слегка расставив ноги и заложив руки за спину. — Я вот… пришел Машу повидать. Мариша с Мишуткой вчера улетели в Норильск на похороны. У Марины отец умер. А я… сюда. Звонил вам, никто не подошел. Спали, наверное, а я боялся, что ты на работу рано уходишь.

— Понятно, — Лера кивнула. Появление бывшего мужа оказалось столь неожиданным, что она слегка растерялась. Вот, оказывается, кто трезвонил в седьмом часу утра.

— Манечка, иди ко мне, — ласково позвал Илья, вынимая руки из-за спины и протягивая их к девочке. В одной руке оказалась зажата большая шоколадка, в другой кукла Барби в блестящем длинном платье и с золотистыми кудрями.

Машка не двинулась с места, продолжая сжимать своей ладошкой Лерину руку, во все глаза глядя на Илью.

— Маня, иди, не бойся! Ты что, не узнаешь меня?

— Узнаю, — тихо проговорила Машка и сделала шаг за Лерину спину.

— Так выходи. — Илья продолжал улыбаться, но улыбка его сделалась вымученной и жалкой. — Я по тебе очень соскучился. А ты?

— И я соскучилась, — серьезно ответила Машка. — Только… — она замялась, задумалась о чем-то, наморщив лоб и сдвинув белесые брови домиком, — ты ведь в командировке.

— Был, — подтвердил Илья и присел на корточки, как делал всегда, когда хотел поднять дочку на руки. — А теперь вернулся.

— Нет. — Машка неожиданно помотала головой. — Не вернулся.

— Да как же? — засмеялся Илья. — Вот дурочка! Я вот он, здесь, значит, вернулся к моей Манечке.

— Нет, — твердо произнесла Машка и сделала еще шаг назад. — Ты в командировке. Я к тебе не пойду.

Илья хотел что-то возразить, но, приглядевшись к Машкиному выражению лица, осекся, замолчал. Потом поднялся во весь рост.

— На, возьми, — протянул он Лере шоколадку и Барби. Та молча забрала подарки, сунула в пакет.

— Все? — Она вопросительно посмотрела на мужа. — Мы спешим. Нам в сад к восьми.

— Подожди, — тихо попросил он. — Можешь отойти? На две минутки!

— Зачем?

— Нужно. Я тебя прошу.

— Маша, постой здесь, — велела Лера. — Поиграй со снеговиком. Я сейчас.

Машка послушно отошла назад, к подъезду. Лера вслед за Ильей сделана несколько шагов по направлению к машинной стоянке.

— Я слушаю. Что ты хотел сказать?

— Почему она так со мной? — В глазах Ильи была боль. — Ты ей что-то сказала?

— Как ты просил, про командировку.

— И больше ничего?

Лера почувствовала гнев.

— Думаешь, я стану издеваться над ребенком и рассказывать, какой отец мерзавец, бросил нас, ушел к другой женщине, усыновил ее ребенка и забыл про собственную маленькую девочку? В отличие от тебя, у меня есть совесть!

— Прости. — Илья сморщился, точно от удара. — Я не хотел тебя обидеть. Я просто не поверил… неужели она в свои пять лет способна так многое понимать?

— Ей почти шесть, — сухо сказала Лера. — И знаешь, в том, что произошло, нет ничего непонятного. Она видит, что ты исчез, и делает свои выводы. К тому же мы не в вакууме живем, вокруг люди, и у них довольно длинные языки. Всем закрыть рот я не могу.

— Я не думал, что она так быстро меня забудет, — убито проговорил Илья.

— Почему ты решил, что Маша тебя забыла? Она спрашивает о тебе каждый день.

— Правда? — Его лицо озарилось радостью.

— Правда, — смягчилась Лера, — но она не может страдать вечно, оттого что ты ее предал. Вот и защищается.

— Я так ее люблю, — совсем тихо проговорил Илья.

— Незаметно, — съязвила Лера.

— Прости, — повторил он и опустил глаза. — Все Маринка. Только заикнешься о том, чтобы вас навестить, сразу в слезы. А для меня ее слезы хуже горькой редьки. — Он словно поперхнулся последними словами, закашлялся, перешел на сорванный полушепот: — Как приворожила она меня. Слова не могу поперек сказать. Говорит: «Мишенька теперь твой ребенок, раз я тебе жена, и баста».

— А ты?

— Что — я? Мне иногда повеситься хочется, была бы веревка под рукой да мыла кусок.

— Ну веревку достать не проблема, — усмехнулась Лера.

— Лер, я серьезно. — Лицо Ильи исказилось от напряжения. — Тебе тяжко, я знаю. Но ты постарайся понять…

— Хорошо. — Она кивнула, чувствуя, как постепенно гнев и раздражение на мужа сменяется презрительной жалостью. — Я постараюсь. Чего ты хочешь?