Писатель в газете - Гилберт Кийт Честертон

Вот почему опасно подбрасывать эксплуататору такое ложное оправдание, что неимущая женщина сумеет воспользоваться правом голоса, тогда как неимущий мужчина не сумел этого сделать. Неимущему мужчине не дают пользоваться правом голоса, и делают это богачи. И неимущей женщине они помешают точно так же грубо и безоговорочно. Конечно, я не отрицаю, что в английском характере, как и в наследии, оставленном нам за последние пять веков, есть нечто такое, что делает английского рабочего по сравнению с большинством рабочих в других странах более терпимым по отношению к злу. Но это лишь незначительно смещает акцент моральной ответственности. Приведу одно сравнение, может быть, не совсем удачное. Если мы скажем, что, будь рабы–негры более образованными, они бы непременно восстали, это было бы разумно. Но скажи мы, что негры сами виноваты в том, что они сейчас находятся в Америке, а не в Африке, и это будет откровенной чепухой. Не меньшей чепухой было бы утверждать, что английские рабочие попали в кабалу к капиталистам исключительно благодаря собственной инертности. Капиталисты загнали их в рабские загоны, а цепи выковали весьма хитроумные кузнецы. И мы не должны замалчивать преступную изобретательность авторов этой системы. Сегодня на скамье подсудимых капиталист, и, во всяком случае насколько это зависит от меня, он не выйдет сухим из воды.

ИСКУССТВО И РЕКЛАМА

Я намереваюсь (конечно, если у читателя достанет терпения) посвятить две–три статьи пророчеству. Как все здравомыслящие пророки, равно и посвященные и мирские, я пророчествую лишь во гневе, полагая, что окружающее уродство заметно всем. И как все здравомыслящие пророки, я предрекаю в надежде, что предсказание мое не сбудется. Ибо пророчество истинного прорицателя подобно предостережению хорошего врача. А врач тогда лишь празднует победу, когда приговоренный к смерти больной возвращается к жизни. Грозное предзнаменование подтверждается в самый момент его опровержения. Снова и снова я повторяю, что мы должны крушить капитализм, и как можно сильнее. Оправдания, служащие капиталистам для маскировки, — это, конечно, оправдания лицемеров. Они лгут, разглагольствуя о филантропии. Лгут они и тогда, когда утверждают, что положением своим обязаны собственным организаторским способностям. Как правило, им приходится платить и тем, кто организовывает работу на шахте, и тем, кто спускается в нее. Они частенько лгут как о теперешнем своем богатстве, так и о своей былой нищете. Но вот когда они говорят, что стремятся к установлению «конструктивной социальной политики», это правда. И мы должны проводить в равной степени деструктивную политику, дабы разрушить их отвратительное, пока еще наполовину возведенное творение.

ПРИМЕР ИСКУССТВА

Теперь я намерен рассмотреть поочередно некоторые аспекты и сферы современной жизни и показать, что с ними станет, с моей точки зрения, в этом раю плутократов, в этой утопии золотого тельца, которой, похоже, закончится великая история Англии. Я намереваюсь поведать о том, что, по–моему, сделают наши новые хозяева — чистопородные миллионеры — с такими человеческими интересами и институтами, как искусство, юриспруденция или религия, если мы достаточно скоро не нанесем им превентивный удар. В доказательство я приведу пример с искусством.

Большинство из вас видели картину «Пузырьки», приспособленную для рекламы прославленного мыла, кусочек коего дорисован к картине [158]. Любой человек, обладающий чувством композиции (например, карикатурист из «Дейли хералд»), сразу же сообразит, что кусочек этот здесь не к месту. Он тут же заметит, что мыло губит картину как произведение искусства, словно им пытаются смыть краски. Не берусь судить, каковы были намерения Миллеса, просто не знаю. Для меня в настоящий момент важно лишь одно: картина рисовалась не для мыла, но мыло к ней дорисовали. Возможно, Микеланджело мог гордиться тем, что оказывал услуги императору или папе, хотя на самом деле, я думаю, у него было больше поводов гордиться самим собой. Но вряд ли сэр Джон Миллес стал бы гордиться услугой, оказанной мыловару… Именно в этом различие между его временем и нашим. Теперешние торгаши по–настоящему возомнили себя князьями торговли. Они стали открыто распоряжаться культурой государства, подобно тому как императоры и папы распоряжались в Италии. Во времена Миллеса под искусством понималось настоящее искусство, а реклама считалась второсортным ремеслом. Черная голова, нарисованная для рекламы чернения, служила грубой эмблемой, как вывеска на трактире. Голове достаточно было быть просто черной, и не более. Но художник, выставляющий портрет негра, должен был знать, что чернокожий человек не так уж черен, как его малюют. От него требовалось передать тысячи тонов — серых, коричневых, лиловых, — ибо не бывает абсолютно черных людей, как не бывает и абсолютно белых. Между искусством и рекламой проходила четкая демаркационная линия.

Что же произойдет?

Прежде всего, следствием успеха капиталиста (если мы позволим ему одержать верх) явится полное стирание этой демаркационной линии. Не будет больше иного искусства, чем то, которое служит целям рекламы. Я вовсе не утверждаю, что хорошее искусство исчезнет; реклама тоже могла бы быть и уже становится искусством. Можно, если хотите, сказать, что уровень рекламы значительно вырос… Но улучшение рекламы означает деградацию художников. Деградацией это можно назвать уже по одной очевидной и важной причине: художники будут трудиться не только для того, чтобы ублажать богатых, но и для того, чтобы приумножать их богатства, а это значительный шаг назад. В конце концов, и папа и князья получали обыкновенное человеческое удовольствие от рисунка Рафаэля или статуэтки Челлини. Князь платил за статуэтку, но не ждал, что она озолотит его. Мне почему–то кажется, что на картинах, которые папа заказывал Рафаэлю, не было мыльных брикетов. Ни один человек, знающий мелочный цинизм нашей плутократии, ее скрытность, азартность, ее пренебрежение совестью, не усомнится в том, что рекламный художник готов содействовать предприятиям, которые он не смог бы одобрить с моральной точки зрения. Он будет трудиться во имя распространения шарлатанских снадобий и сомнительных инвестиций… И на службу этому низкопробному предпринимательству он вынужден будет поставить величайшие и чистейшие добродетели интеллекта, данную ему власть привлекать внимание своих собратьев и благородную миссию прославления. Вот почему картина Миллеса в высшей степени аллегорична. Она пророчески показывает, чего ждут ростовщики от красоты еще не родившегося дитя. Такое восхваление правильнее было бы назвать лестью, а предпринимательство — «мыльным пузырем».

СЛОВЕСНОСТЬ И НОВЫЕ ЛАУРЕАТЫ

В этой статье я остановлюсь на двух–трех примерах, подтверждающих наипервейший и наиглавнейший факт нашего времени. Я имею в виду тот факт, что капиталисты в нашем обществе становятся его королями. В предыдущей статье я говорил об искусстве и рекламе. Искусство, указывал я, становится хуже уже просто потому, что реклама становится лучше… В этой статье пойдет речь об искусстве, в котором я разбираюсь лучше, — искусстве журналистики. Только в данном случае это искусство граничит с безвкусицей. Большая трудность англичан состоит в отсутствии у них, если можно так выразиться, демократического воображения. Мы легко представляем себе личность, но с трудом осознаем, что массы состоят из личностей. Наша система аристократична в том особом смысле, что на политической сцене всегда было ограниченное число действующих лиц. Глубина сцены всегда оставалась затемненной, хотя на самом деле там толпилось множество людей. Проблема гомруля, например, ассоциировалась не с ирландцами, а с «Великим стариком» [159]. Бурская война — не с Южной Африкой, а просто с «Джо» [160]. Забавный, но печальный факт — всякий выдвигающийся на первый план пласт политических лидеров попадает в выхваченный этим друммондовым светом круг на сцене и становится маленькой аристократией… Нечего и говорить, что такое почитание отдельных личностей приводит к деградации всех прочих участников спектакля. Мы губим Южную Африку, потому что спасти ее означало бы проявить неуважение к лорду Гладстону. У нас плохая армия, потому что было бы оскорбительно по отношению к лорду Холдейну иметь хорошую армию… Но этот странный личностный элемент, при всем потрясающем отсутствии в нем всякого патриотизма, стал проявляться в новой и курьезной форме, в другой жизненной сфере — сфере литературы, в особенности периодической. А форма, которую он принимает, служит еще одним примером того, как капиталисты все более откровенно становятся хозяевами и правителями в нашем обществе…

НИМБ ХОЗЯЕВАМ

…Работодатели начинают пользоваться не только властью, но и славой. За последнее время я встречал в нескольких журналах, причем журналах высокого класса, статьи нового типа. Литераторов нанимают для восхваления крупных бизнесменов, как некогда для восхвалений королей. Они не только отыскивают политические причины, оправдывающие коммерческие махинации — это уже проделывают довольно давно, — но они еще и находят моральные оправдания самим махинаторам. Они так воспевают хладнокровные умы и золотые сердца капиталистов, как до сих пор в Англии воспевали только таких романтических героев, как Гарибальди или Гордон. В одном великолепном журнале господин Т. П. О'Коннор, который, когда хочет, может писать как настоящий писатель, на нескольких страницах витиевато воспевает сэра Джозефа Лайонза — владельца сети кафе… К статье прилагается большой портрет этого подозрительного вида лавочника, отчего светский талант, о котором идет речь, кажется особенно поразительным. Другой литератор, должно быть знающий, что творит, поместил в газете хвалебный гимн г–ну Селфриджу. Нет сомнений, мода эта распространяется, и искусство словесности, доведенное до совершенства и отточенное Рескином и Мередитом, станет еще более утонченным, живописуя сложную душу Харрода или сравнивая бесхитростный стоицизм Маршалла с праведным очарованием Снелгроува.