Генерал Власов - Свен Штеенберг

Поначалу британцы вели себя безукоризненно. Личный состав корпуса получил возможность свободно перемещаться в районе Клагенфурта, о репатриации не было никаких разговоров. Однако 27 мая командиру 1-й дивизии полковнику Вагнеру приказали переместить своих людей в лагерь около Вайтенсфельда, и британский офицер дал ему понять, что это станет прелюдией к репатриации. Вагнер затем позволил всем делать то, что каждый считает правильным. Он с некоторыми другими немецкими офицерами сумел перейти через Альпы в Германию. Командование дивизией принял полковник Сукало с осознанием того, что каждый боец волен делать то, что считает нужным. На утренней заре собралась почти вся дивизия. Сукало тоже остался и возглавил марш личного состава в лагерь..

На пути туда нескольких человек спас британский майор, который спрашивал каждого солдата, где тот родился и не принадлежал ли к старой эмиграции. Те, кто ответили «да», были освобождены. Остальных через несколько суток передали Советам. Сам Паннвиц отказался спасаться, хотя его и не охраняли. Он объяснил это так:

— Мне пришлось разделить немало счастливых дней со своими казаками, и я останусь с ними в горькие времена.[248]

Вскоре его арестовали и передали Советам в Юденбурге. Остальных немецких офицеров корпуса под предлогом отправки в Германию собрали под Ноймарктом, после чего тоже под сильной охраной сопроводили к Советам в Юденбург.

Примерно в то же время, когда казачий корпус Паннвица пересекал австрийскую границу, группа Доманова подходила к Австрии с территории Северной Италии, завершая долгий и утомительный марш. Группа, насчитывавшая всего около 35 тысяч человек, включая женщин и детей, встала лагерем в широкой долине около Лиениа. Этим людям тоже поначалу предоставили свободу передвижения. Они полагались на клятву, данную британским офицером майором Дэвисом, что никто из них не будет репатриирован в Советский Союз.

28 мая офицерам приказали явиться на встречу с фельдмаршалом Александером, откуда они должны были возвратиться через несколько часов. Некоторых скептиков высмеивали представители старой эмиграции: королевский офицер не нарушит слова — такое просто немыслимо. И вот 2200 офицеров, в том числе и сам Доманов, поднялись на борт ожидавших их грузовиков. Похоже, только один 76-летний генерал П. Н. Краснов предчувствовал надвигавшуюся катастрофу. На прощание он сказал жене:

— Улыбнись еще разок. Мне всегда так нравилось, когда ты улыбаешься.

По дороге колонну окружили танки и всех отправили к Советам. Лишь горстка счастливчиков сумела спастись.

На следующий день майор Дэвис сообщил оставшимся, что их офицеры арестованы и не вернутся. Теперь все солдаты могут открыто высказать свое мнение, у каждого есть право на репатриацию. Поначалу люди были ошеломлены. Потом отправили делегатов к Дэвису с просьбой освободить офицеров. Они готовы следовать только за офицерами, ни один не хочет добровольно возвращаться в Советский Союз.

31 мая Дэвис избрал в качестве дня транспортировки казаков в пункт передачи. Поскольку на 31-е выпадал праздник тела Господня,[249] по просьбе католического духовенства Лиенца операцию отложили на следующий день. Над лагерем взвились черные знамена с надписью: «Лучше смерть, чем возвращение в Советский Союз». Когда Дэвис появился в лагере, ему заявили:

— Добровольно мы не поедем.

Дэвис объяснил, что он солдат и всего лишь подчиняется приказу.

Казаки начали голодовку. В казарме, переделанной в церковь, начались непрерывные молебны. Были отправлены послания римскому папе, Черчиллю, в Международный Красный Крест — все они закончили свой путь в корзинах для мусора в британской штаб-квартире.

В ночь 31 мая в лагере воцарилась мертвая тишина. То там, то тут мелькали в темноте человеческие фигуры. Группа в несколько сотен, пусть даже тысяч, человек еще могла бы скрыться, однако такое большое скопление людей — тридцать пять тысяч и среди них женщины и дети — было просто не в состоянии спастись бегством в покрытых снегом горах.

На рассвете дня принудительной репатриации началось богослужение перед бараками. В 8 часов появился майор Дэвис с колонной грузовиков. Вскоре после этого подтянулись бронемашины разведки и солдаты 8-го шотландского артиллерийского дивизиона. Через громкоговорители казакам было приказано начать погрузку в грузовики. Сопротивление бесполезно. Но никто не пошевелился. Люди принялись читать заупокойные молитвы — по себе самим. Священники подняли кресты, а молодежь окружила стариков, детей и женщин.

Британцы двинулись на толпу, палками и резиновыми дубинками отбили от нее часть людей и загнали в грузовики. Детей вырывали из рук матерей, избивали даже женщин и священников. Напуганная толпа отпрянула назад. В давке рухнул воздвигнутый для священнослужителей помост, погребая под собой множество собравшихся. Наконец окружавшая лагерь ограда из колючей проволоки не выдержала натиска, и охваченная паникой толпа хлынула прямо к мосту через реку Драва и в лес в горах за ней.

Хотя бронемашины успели перегородить дорогу, многим тем не менее удалось перейти мост. Женщины и дети падали в Драву и тонули, некоторые казаки убивали членов своих семей, а потом кончали с собой. Британские отряды принялись ловить беглецов по лесам — выстрелы гремели среди деревьев. Тех несчастных, кто остался в лагере, загнали в грузовики. Многие падали без сознания, поскольку провели без пищи по нескольку суток. Наконец в 3 часа дня через громкоговорители объявили о прекращении операции на текущий день — «солдаты устали».

Насчитали 134 погибших. На берегу Дравы появилось небольшое кладбище, за которым и по сей день ухаживают те из казаков, которым удалось остаться в Лиенце. На следующий день репатриация продолжилась вплоть до окончания операции. Тридцать семь генералов, большинство из которых принадлежали к старой эмиграции и никогда не являлись советскими гражданами, 2200 офицеров и около 30 тысяч казаков были выданы Советам.

Генерал Шкуро сорвал с груди британский орден и швырнул его на землю перед британским офицером. Он попросил дать ему пистолет, чтобы не попасть живым в руки Советов. Полковника Кулакова, легендарную фигуру времен Гражданской войны, человека с ампутированными нижними частями обеих ног, советские войска попытались захватить в санатории в Восточном Тироле. Он и горстка казаков сражались до последнего патрона и полегли все до единого человека. Несколько дней спустя Паннвиц и казачьи генералы самолетом из Бадена через Вену были отправлены в Москву. Фельдмаршала Шёрнера везли вместе с ними, но обращались с ним, в отличие от казачьих генералов, как подобает.[250]

17 января 1947 г. газета «Правда» опубликовала бюллетень Военной коллегии Верховного суда СССР, в котором сообщалось, что «атаман Краснов П. Н., генерал-лейтенант белой армии Шкуро А. Г., генерал-майор белой армии Султан-Гирей Клыч, генерал-майор белой армии Краснов С. Н., генерал-майop белой армии Доманов Т. И., а также генерал германской армии, эсэсовец фон Паннвиц Гельмут» признаны виновными в том, что «по заданию германской разведки» вели вооруженную борьбу против СССР «посредством сформированных ими белогвардейских отрядов» и проводили «активную шпионско-диверсионную деятельность» и что приговор к смертной казни через повешение приведен в исполнение.

Эпилог

Вскоре после репатриации казаков британцы передали советской стороне 162-ю тюркскую дивизию, сосредоточенную в лагере около Таренто. Там тоже имели место и самоубийства, и гибель людей в ходе отчаянных попыток спастись бегством. Русскому корпусу и 2-й украинской дивизии генерала Шандрука повезло больше, их не стали возвращать принудительно как целые части, поскольку они состояли преимущественно из представителей старой русской эмиграции.[251]

По подписанному в Ялте 11 февраля 1945 г. соглашению, Соединенные Штаты и Великобритания обязались (позднее к ним, подписав отдельный договор, присоединилась и Франция) производить репатриацию, если придется, то и насильственную, тех, кто являлся гражданами Советского Союза на 1 сентября 1939 г., а также и тех, кто, будучи 22 июня 1941 г. (и позднее) военнослужащими Красной Армии, были затем схвачены в немецкой военной форме или добровольно сотрудничали с врагом.

Однако на практике выдавали и большое количество людей, никак не подпадавших под эти условия. Множество казаков, женщин, детей и стариков, равно как и эмигрантов первой волны, никогда не являвшихся советскими гражданами, были в нарушение всех правил переданы СССР. Поначалу такие акты репатриации еще как-то объяснимы с точки зрения победной эйфории, ненависти к Германии и ко всем тем, кто, как это казалось, пособничал нацистам. Однако соглашением никак нельзя объяснить более поздние выдачи, которые продолжались вплоть до 1947 г. Тут уже налицо прямые нарушения международного права и Женевской конвенции в отношении военнопленных.