Неизвестные Стругацкие. От «Отеля...» до «За миллиард лет...»:черновики, рукописи, варианты - Светлана Бондаренко

Тендер не ответил.

— А что вы скажете, — продолжал он, — если я вам сообщу: Малыш знает такие термины, как нуль-пространство, квази - переход, курвиспат, и очень неплохо разбирается в технике приближенных вычислений… Сами понимаете, я его этому не учил.

Снова воцарилось молчание. Затем Вандерхузе сказал:

— Ну… что на это скажешь?

Рукописный вариант на обороте страницы:

— А что вы скажете, — продолжал он, — на такое сообщение. Малышу известны такие слова, как «нуль-пространство», «квазипереход», «курвиспат» и так далее. Смысла их он, конечно, не знает, но произносит точно и без запинки.

Мы молчали.

— И, наконец, самое главное. Что вы скажете, если я вам сообщу, что Малыш совершенно недвусмысленно утверждает, будто он является единственным обитателем этой планеты. Малыш решительно требует, чтобы мы немедленно ушли. Когда мы уйдем?

— Нагло врет, — гулко произнес Вандерхузе.

Следующий рукописный вариант:

Теперь меня трудно удивить. Я сообщу вам гораздо более странные вещи. Во-первых, Малыш… Да! Его зовут Малыш. Это не перевод его имени, не найденное мною соответствие. Он так и назвал себя: Малыш. Так вот, Малыш, наш космический Маугли, который впервые в своей сознательной жизни сталкивается с живыми людьми, говорит уже почти бегло и понимает все, что говорят ему.

Воцарилось молчание.

— Что значит — бегло? — недоверчиво спросила Майка. — Это после четырех часов обучения?

— В том-то и дело, что еще до нашей встречи ему были известны около трехсот наших слов, в том числе такие слова, как «нуль-пространство», «квазипереход», «курвиспат» и так дал ее. Конечно, смысла их он не понимал, да и сейчас не понимает, но произносит он их бегло и без запинки.

И последующий вариант практически уже не отличается от окончательного:

Сегодня меня, знаете ли, трудно удивить. За эти четыре я наслышался такого… Кое-что нуждается, конечно, в проверке. Но вот вам два фундаментальных факта, которые, так сказать, уже теперь лежат на поверхности. Во-первых, Малыш… его зовут Малыш… уже научился бегло говорить и пони практически все, что говорят ему. Это мальчишка, который всю свою сознательную жизнь ни разу не общался с людьми!

— Что значит — бегло? — недоверчиво спросила Майка. — После четырех часов обучения — бегло?

— Да, после четырех часов обучения — бегло! — торжествующе подтвердил Комов — Но это во-первых. А во-вторых, Малыш пребывает в совершенной убежденности, что он — единственный обитатель этой планеты.

Две главы, шестая и седьмая, в которых рассказывается о первых шагах общения с Малышом, настолько сильно отличаются от окончательного варианта (отличаются не только описанием, но и сюжетно), что лучше будет привести их полностью.

Он явился на следующее утро в девять пятнадцать бортовому времени. Мы — Тендер, Дик и я — сидели за столом в кают-компании, а Вандерхузе нес вахту в посту УАС. Он появился в дверях, вцепившись правой рукой в косяк и поджав левую ногу. Наверное, целую минуту он стоял так, разглядывая нас по очереди сквозь прорези своей мертвенной маски. Тишина стояла такая, что я слышал его дыхание — мерное, мощное, свободное, как работа хорошо отлаженного механизма. Вблизи и при ярком свете он производил еще более странное впечатление. Все в нем было странным: и поза — по-человечески совершенно неестественная и вместе с тем непринужденная, и блестящая, словно лаком покрытая, зеленовато-голубая кожа, и поразительная диспропорция в расположении мышц и сухожилий, о которой говорил давеча Вандерхузе, и мощные коленные узлы, и необыкновенно узкие и для ступни ног. И то, что он оказался не таким уж маленьким, всего, может быть, на полголовы ниже Дика. И то, что на пальцах левой руки у него не было ногтей. И то, что разглядывать человека он начинал не с лица, а с рук. И то, как он представился нам.

— По-вашему, я — Малыш, — произнес он высоким звонким голосом, в котором я без труда узнал голос Дика.

В соответствии с инструкцией Тендера мы должны были чуть приподнять руку над столом и назвать свои имена. Дик так и сделал, а я, малость растерявшись, дал маху — улыбнулся. Не умею я знакомиться и не улыбнуться при этом. Он сейчас же заметил мою улыбку, и лицо его ожило. Я был награжден целой серией ужасающих гримас, мгновенно сменяющих друг друга. Затем лицо его снова застыло, и он повторил: «Дик» — голосом Дика — и «Стась» — моим голосом.

— Мы сидим за столом, — сообщил ему Тендер. — Сидим в мягких креслах. Ты хочешь сидеть так же?

— Нет, — сказал он и отлепился наконец от косяка. — Я устал сидеть, я буду стоять. Я сидел по всему болоту.

Он скользнул вдоль стены и остановился около экрана видеофона.

— Что это? — спросил он.

— Видеофон, — ответил Тендер.

— Да, — сказал он. — Да. Картинки. Все движется, и ничего нет. Как сполохи.

— На столе еда, — сказал Тендер. — Хочешь поесть?

— Еда — отдельно? — непонятно спросил он и приблизился к столу. — Это еда? Почему непохоже?

— Непохоже на что?

— Непохоже на еду. Непохоже одно на другое.

— Все-таки попробуй, — посоветовал Тендер, пододвигая к нему поднос со всеми возможными сладостями, какие только смог изобрести мой повар.

Тогда Малыш вдруг упал на колени, уперся руками в стол и открыл рот. Мы молчали, опешив. Малыш тоже не двигался. Глаза его были закрыты. Это длилось всего несколько секунд. Затем Малыш вскочил и объявил:

— Это не может быть еда. Это мертвое. Я понимаю, это ваша еда. Но это не моя еда.

Тендер опомнился.

— Смотри, как надо, — сказал он.

Он протянул руку, взял меренгу, нарочито медленным движением поднес ее ко рту, откусил осторожно и принялся демонстративно жевать. По мертвенному лицу Малыша пробежала судорога.

— Нельзя! — сказал он взволнованно. — Нельзя ничего брать в рот. Будет плохо! Будет больно!

— А ты попробуй, — предложил Тендер.

— Нет, — сказал Малыш и даже отступил на шаг и присел одну ногу. — Не буду. Давай будем говорить. Расскажи, когда вы отсюда уходите.

— Сейчас трудно сказать, — мягко ответил Тендер. — Мы уйдем, когда ты расскажешь о себе, что знаешь ты, а мы расскажем о тебе, что знаем мы.

— Ты говорил это ночью. В темноте.

— Я повторяю это сейчас.

— У меня мало времени. Я не хочу, чтобы вы здесь были долго.

— Почему?

— Без вас хорошо. Сейчас не совсем хорошо. Когда вы уйдете, снова будет хорошо. И не возвращайтесь.

— Мы мешаем тебе?

— Мне тоже. У меня все время заботы. Куда вы ходите, вы смотрите, что будет завтра. Что будет, если вы не уйдете. Когда я думаю, что будет, если вы не уйдете, мне делается совсем дурно. Вы умеете думать о том, что будет?

— Умеем. Мы всегда об этом думаем. Нам совсем не хочется, чтобы кому-нибудь было дурно.

— Вам очень не хочется?

— Очень не хочется.

— Тогда уходите сейчас же. А я как-нибудь потерплю.

— Значит, ты не очень хочешь, чтобы мы уходили?

— Сейчас не очень хочу. Но я знаю, что когда вернусь домой и стану думать о том, что будет, тогда очень захочу.

— А как ты думаешь, почему ты похож на нас?

— Мы образовались в одном месте. В одной точке. Все образуется в одной точке, похоже. Есть разные точки. Ест такие точки — они наверху — из них все падает сюда. Есть точка, из которой упал я, упали вы. Есть точка, из которой… — Он замолчал и вдруг скрутился в какой-то невообразимый узел, так что лицо его, чудовищно исказившееся, какое-то сплющенное, с вываленным до отказа языком, выглядывало из-под колена. Испустив серию щелкающих и свистящих звуков, он принял прежнее положение. — Вот такие, — сказал он. — Есть точка, из которой падают горячие камни. Есть точка, из которой падает вода. Множество капель, и все одинаковые. Это очень совершенная точка. Это идеальная точка…

— А где же все эти точки? — спросил Тендер.

— Не знаю. Горячие камни, я думаю, падают из солнца. А может быть, это звезды, но я сомневаюсь: звезд больше, чем камней. Многие точки просто не интересны. Точка, в которой образовались я и вы, конечно, интересна. Я не знаю, где она. А ты знаешь?

— Знаю, — сказал Тендер.

— Расскажи, — потребовал Малыш.

Тендер принялся рассказывать. Малыш слушал со своим обычным мертвенным лицом, но глаза его широко раскрылись, и он, по-моему, даже дышать перестал. Сначала он сидел неподвижно — на левой пятке, уперев правую ногу в левое колено. Потом резко откинулся на спину и лег совсем по-человечески, заложив руки под голову. Потом снова скрутился в узел и принялся раскачиваться, быстро-быстро дрожа пальцами рук. Все движения его были неуловимо стремительны и в то же время плавны. Он словно переливался из одной позы в другую. К тому моменту, как Тендер закончил объяснения, он висел под потолком, как будто прилипнув к нему спиной каким-то непостижимым способом.