Джип, ноутбук, прошлое - Константин Костинов

– Я вижу, что стихи. А вот на стихах что?

Сверху на папке лежал пистолет. «Сэвидж», немного похожий на «парабеллум», пистолет, из которого застрелили Распутина. Не из этого самого, конечно, этот не принадлежал Пуришкевичу…

Купил его для Юли Руслан не из-за этого, а потому что там, где он его покупал, на тот момент из понравившегося были только «сэвидж» и длинномордый «браунинг» 1900 года. «Браунинг» Руслан взял себе, он сейчас лежал в кармане шубы. Потому что навряд ли маньяк или уличный грабитель станет ждать, пока он расстегнет на себе амуницию.

«Знания у вас, Руслан Аркадьевич, – переделал Лазаревич цитату из Камши, – как шкура у леопарда – пятнами. Вот из какого пистолета застрелили Гришку – ты помнишь, а есть ли в России кто-нибудь, кто может придумать танк, – нет».

– Ты сам сказал держать его под рукой.

Сказал, конечно… Руслан так и не сумел пока придумать, как вычислить маньяка, – если это, конечно, был маньяк, а не некие флуктуации исторического потока. Как он точно помнил единственное место, где они обсуждали и Мациевича, и Чуковского, – фабрика Фрезе. Значит, подслушать их могли только там, а значит, на роль «Русского Потрошителя» попадали все работники фабрики. И как понять, кто из них убийца, если бейджика с такой надписью не носил ни один? От тоски Руслану даже вспомнилась прочитанная в глубоком детстве история о том, как большевики вычислили того, кто сдавал информацию жандармам.

Подкинуть каждому подозреваемому дезу и посмотреть, на какую отреагирует неизвестный противник? Сразу же идея натыкается на два обстоятельства. Во-первых, в подозреваемых – целая фабрика. Не будешь же подходить к каждому и этак невзначай говорить: «А вы знаете, в будущем вон тот человек станет известным еще-не-придумал-кем. Откуда я это знаю? Так ведь я… это… Просто знаю – и все, короче». Во-вторых, пугает реакция убийцы. Фактически такой дезой отправляешь человека на смерть, к чему Руслан морально готов не был.

Остается носить с собой пистолет, быть всегда рядом с женой и надеяться, что она сумеет выстрелить, если окажется с маньяком один на один.

Реакцию Юли Руслан мог предсказать не всегда. Знакомые – очень хорошие или очень глупые – иногда интересовались, зачем он связался с такой… Определения колебались от «импульсивная» до «дура полная». Руслан улыбался и помалкивал. Он свою жену знал лучше любого другого и знал, что ее взбалмошность всегда до определенного предела, за которым Юля становится четкой, собранной и деловитой.

А что странная… Кто без странностей? Вспомнить хоть глаза тех, кто видит, как он, Руслан, пьет сладкий чай с селедкой.

И самое главное – Юля была умна. Как в обычном бытовом смысле этого слова, чем выгодно отличалась от загорело-пережаренных девиц, которых ему одно время усиленно советовали друзья, так и в том смысле, который подразумевает строгий костюм и очки.

– Анюта! – Руслан скользящим шагом придвинулся к дочери, сидевшей в другом кресле над книгой. – Ты чего такая кислая?

– Не кислая.

– Может, сходим в цирк на выходных?

– Нет, – покачала головой девочка, – не хочу.

– А чего ты хочешь?

Аня подняла голову:

– Папа, я вот думаю… А сколько мне теперь лет?

– Э…

Вот этот вопрос Руслану пока в голову не приходил. Аня родилась пятнадцатого июля, они выехали в июне 2012 года и приехали в 1910 год в сентябре. День рождения пропал.

– Если мы день рождения не отмечали, – подмигнул дочери Руслан, – значит, тебе по-прежнему десять лет. Но мы должны были его отмечать, значит…

– Значит? – не поняла Аня.

– Мы перенесем его!

– На куда?

– На первое декабря!

– Ура!!!

Девочка прыгнула из кресла и повисла на шее отца.

– Ура!!! – Она чмокнула его в щеку и спросила: – А подарки будут?

– Будут! Особые пожелания есть?

Аня сразу погрустнела.

– А нельзя, – тихо спросила она, – назад вернуться?

У Руслана дернулся глаз.

– Нельзя.

– Тогда… Я потом придумаю, ладно? – хитро посмотрела она на отца.

– Хорошо, Анюта.

– Любимый муж, – Юля все-таки убрала со стола пистолет и повернулась к ним, – ты чего такой веселый?

После прибытия двигателя Пузырева работа над автомобилем, уже, казалось бы, прочно вставшая, закипела. Рассчитали необходимые размеры корпуса и рамы, заказали все необходимое на других заводах – шестерен при всем желании в кузнице не выкуешь, – автомобиль начал приобретать некий облик…

Честно говоря, из-за того, что двигатель на него был поставлен просто огромный, а пропорционально увеличивать размеры корпуса не захотели, теперь «Фрезе-1» напоминал отрубленную голову крокодила: длинная морда моторного отсека и короткая «голова» салона.

Был спор из-за дифференциала: ставить или нет. В итоге сошлись на том, что без него, конечно, хуже управляемость и выше износ шин, но, с другой стороны, они все же строят внедорожник, которому по шоссе не гонять, а, наоборот, ездить по тем грязевым полосам, которые в России по осени называют дорогами. В итоге понадобится дополнительная фича вроде отключения дифференциала. А какой смысл сначала ставить механизм, усложняющий и удорожающий машину, а потом ставить еще один, еще больше повышающий сложность и стоимость, для того чтобы отключать первый?

Пузырев частенько заглядывал на фабрику – вспомнить хоть тот бой, который пришлось с ним выдержать, чтобы оставить за собой патент на полный привод. Хитрый Иван Петрович напомнил об обещании помочь ему патентами в обмен на двигатель и наотрез отказывался получать только лицензию на право использования. В итоге сошлись на лицензии, на поставках двигателей в необходимом количестве и на проданном за бесценок патенте на зеркало заднего вида: Пузыреву оно почему-то очень понравилось.

Стоит сказать, что Пузырев не собирался сидеть стервятником у них на шее: совсем недавно он сообщил, что нашел человека, ученого, имеющего некоторое представление о теории двигателей внутреннего сгорания, и теперь связывается с ним, чтобы пригласить в Питер. Все-таки мощность двигателя нужно было увеличивать.

– Как чего веселый? Жена закончила свое эпохальное произведение! Когда в редакцию понесешь?

– Никогда.

Руслан поднял брови и сел на подлокотник Аниного кресла.

– В смысле?

Юля подошла и села на второй подлокотник:

– Знаешь, Руслан… Я сначала подумала, что можно отнести стихи в редакцию, напечатать под своим именем, может быть, даже прославиться… А потом подумала: «А оно мне надо?» Если, предположим, я стану известной писательницей, то просто так на лаврах почивать не смогу – люди-то будут ждать, что я еще что-нибудь напишу. А я что, буду разводить руками и рассказывать про ушедшую музу? Звание писателя – это, знаешь, такой хомут, который литературному воришке и шею сломать может. А во-вторых…

Юля взглянула на дочку (о смерти Чуковского Аня уже знала) и продолжила:

– Руслан, Корней погиб из-за нашего появления. Так что теперь переписать его стихи и выдать за свои… Все равно что ограбить покойника. Я не стану этого делать.

– Тогда что же ты собираешься делать вон с той стопкой бумаги?

– Да очень просто. Отнесу жене. Скажу, что ее муж тайком баловался поэзией… Пока еще не придумала. Пусть печатает от его имени. Пусть Корней Чуковский продолжает жить, хотя бы в стихах. И дети узнают его стихи, и Айболита, и Мойдодыра, и… и вообще… Это будут ЕГО стихи. Его, а не ловкой воровки чужого таланта.

Рациональность, подумал Руслан в который раз, это хорошо. Но и об этике забывать не стоит.

Он вспомнил свои сомнения насчет того, стоит ли помогать Российской империи победить в Первой мировой. Все-таки не самое идеальное государство…

Потом он понял. Он помогает выиграть не императорской России, не государству, а просто России, той стране, которая, крути – не крути, его родина. В ней может быть самая разная власть, она может тебе не нравиться, но страна остается ТВОЕЙ страной. Можно бороться против власти, раз уж она так тебя не устраивает, но нельзя из-за своей ненависти к власти позволить погибнуть стране. Это все равно что попасть в сорок первый год и отказаться помочь стране только потому, что у власти – большевики и Сталин, который, по твоему мнению, кровавый тиран. Мол, пусть погибнут миллионы, но я не запачкаю рук, помогая диктатору.

Помогая выиграть Первую мировую, он помогает не Николаю Второму, не дворянской верхушке, которая сидит слишком высоко, чтобы рассмотреть проблемы простых людей. Он помогает людям, тем, кто в другой реальности погиб под огнем пулеметов, был отравлен газами, разорван шрапнелью. Изобретатель не сгорит в броневике, футболист не будет застрелен в штыковой атаке, музыкант не упадет вместе с самолетом. Люди будут жить.

Руслан улыбнулся. Он внезапно понял иронию истории.

Если он в самом деле сможет повернуть течение времени так, что Первая мировая будет выиграна, то этим подложит императору большущую свинью.