Злые чудеса - Александр Александрович Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь плавно и перейдем к следующей истории, как и все остальные, невымышленной.
Как я клеветал на НКВД
Людям, не заставшим перестройку в сознательном возрасте, а уж тем более родившимся после того, как она сошла на нет, невероятно трудно представить себе тогдашний разгул брехни и откровенной клиники, ливнем хлынувший на головы и в умы широких масс, в большинстве своем свято верившим любому вымыслу. Интернета, хотя это и кажется нынешней молодежи невероятным, не было. От слова «совсем». Какие-то эмбрионы, зародыши уже существовали, но не было ничего отдаленно похожего на нынешний интернет с его немалыми возможностями анонимно нести любую дурь и сыпать оскорблениями, за которые в реале «диванные хомяки» были бы биты кулаками, а то и ногами.
Роль нынешнего интернета играла пресса, журналы и газеты. Торжествовала очередная придумка М.-С. Горбачева, «гласность» – как все, что он запускал в народ, вскоре обернувшаяся печальной клоунадой, а то и неприкрытой шизофренией. Это был золотой век газетного дела, который никогда уже не вернется. Газеты выходили миллионными (так!) тиражами, у киосков «Союзпечати» теснились огромные очереди, в точности как нынче за последними моделями айфонов. Печатному слову свято верили не только интеллигенты, которым по жизни положено быть невежественными дурачками, но и те самые широкие массы. Были, конечно, и толковые публикации, срывавшие покровы с некоторых тайн советских времен, обнародовавшие то, что замалчивали долгими десятилетиями. Но поднялся и девятый вал самых дурацких выдумок, принимавшихся за правду. Причина проста: люди давненько уж разучились логически мыслить. Логическое мышление – вовсе не какое-то непостижимое простым человеком искусство, ему можно научить, как математике или езде на велосипеде. При Сталине, после Отечественной, логика появилась в школьных программах, и ей уделялось не так уж мало места и времени. Убрал ее оттуда Хрущев, возможно, по очередной дурости, на которые был мастер, а возможно, и из циничного политиканского расчета: человеку, обученному мыслить логически, ни за что не впарить тот бред, которым щедро накормили в перестроечные годы.
Вот и катилась лавина противоречащего элементарной логике бреда. Кто-то расчетливо врал, преследуя далеко идущие политические цели (ставшие ясными к осени 1991-го, когда противодействовать было поздно), кто-то цинично зарабатывал денежку откровенной брехней, немало было и откровенной клиники – субъекты, которым самое место в психушке, получали в полное распоряжение страницы газет с миллионными (так!) тиражами. Никто иной, как кумир перестройщиков академик Сахаров как-то меланхолично признал: многие перестроечно-диссидентские горлопаны нуждаются в пристальном внимании психиатров (естественно, многие это не принимали на свой счет, искренне веря, что речь идет о других). После того как отшумел восхитительный по своему идиотизму майдан, именовавшийся «Всесоюзный съезд депутатов Верховного Совета СССР», щедро транслировавшийся по телевидению, кто-то остроумный, оставшийся неизвестным, сочинил анекдот:
«Психиатр и кэгэбэшник из „пятерки“ пьют пиво, смотрят по телевизору очередную трансляцию помянутого майдана и периодически восклицают:
– Вот этот – мой!
– А вот этот – мой!»
Анекдот родился не на пустом месте, а на самой доподлинной реальности. История имеет свойство повторяться. В феврале 1917 года после отречения последнего российского императора немаленькая толпа «возмущенного народа» подступила к петроградской штаб-квартире Охранного отделения, разгромила его и старательно сожгла архивы, в первую очередь картотеку секретных сотрудников, то бишь платных стукачей. Необходимо уточнить: небольшое здание на Фонтанке, 16 никогда не имело вывески, и городовой у входа не торчал, и сотрудники Охранного ходили на работу исключительно в штатском, так что подавляющее большинство питерцев и понятия не имели, что за контора помещается в неприметном домике. Так что нетрудно догадаться, что это был за «возмущенный народ».
К слову, в Красноярске в те же времена случился вовсе уж трагикомический анекдот. Жандармское управление Енисейской губернии (как именовался Красноярский край до революции) было по российским меркам небольшим. Соответственно, и «барабанов» у него имелось несравнимо меньше, чем в Москве или Питере. А потому и не составилось толпы «возмущенного народа». Архив в целости и сохранности попал в руки февральских победителей, социалистов всех мастей (социалистических партий тогда было больше, чем блох на барбоске). Они в темпе создали комиссию по выявлению «провокаторов» (как тогда не вполне правильно социалисты именовали платных осведомителей). И быстро выяснилось, что один из членов комиссии как раз и есть агент жандармерии с приличным стажем…
Так что нет ничего удивительного в том, что после бесславного крушения ГКЧП к главному зданию КГБ на Большой Лубянке собралась немаленькая буйная толпа, которую некие активисты умело науськивали на штурм здания и… правильно, уничтожение архивов. Дело могло кончиться немалой кровью: сотрудники КГБ встали у окон с табельным оружием, готовые в случае прорыва в здание стрелять на поражение. Однако полупьяную толпу кто-то конкретный грамотно переключил на иную цель – памятник Дзержинскому. Как из-под земли появился автокран (мимо проезжал, ага) – и монумент свалили с пьедестала. Удовлетворенная этим эффектным зрелищем толпа разошлась догоняться, больше не пытаясь ворваться в здание, так что архивы остались в целости. Прямых свидетельств, конечно, не дождаться, но лично я не сомневаюсь, кто блестяще провернул эту, без сомнения, импровизацию.
Мы так никогда и не узнаем, кто именно под рабочим псевдонимом старательно стучал в Контору, а потом числился среди знатных перестройщиков. Ни одна спецслужба таких архивов не рассекречивает (если только они вообще еще целы). Именно так обстояло и в нашем Отечестве и во всех без исключения бывших социалистических странах. Пользуясь цитатой из моего же давнего романа – «К чему допускать несерьезных людей к серьезным бумагам?».
К слову сказать, лично я с давних пор уверен, что засекречивание архивов «пятерки» пошло только на пользу. Самому мне опасаться было нечего – нет, не был, не состоял. Тут другое…
Был недолгий момент во времена угара перестройки, когда всякий, кому пожелается, мог прийти в КГБ и потребовать, чтобы ему дали ознакомиться с его досье. И приходили. И знакомились. Вот и я по жгучему любопытству заявился в «серый дом». Точно знал неисповедимыми путями, что досье на меня имелось. Правда, тощенькое – с диссидентами я не водился ввиду отсутствия таковых в Сибири, но литературу из разряда запрещенной почитывал вовсю (главным
