Наедине с собой или как докричаться до вас, потомки! Дневниковые записи 1975-1982 - Леонид Гурунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1939 году в журнале “Литературный Азербайджан” напечатали мою повесть о Нагорном Карабахе. Я из Карабаха, родился и рос там, каждый год бывал на родине и считал, что неплохо знаю свой край.
И каково было мое удивление, когда я получил письмо от Шагинян, в котором она меня сильно ругала за незнание края, о котором пишу.
“Вы пишете, – цитировала она меня, – “карабахские горы в большинстве голы и только верхушки их увенчаны небольшой рощицей – цахатаком, издали напоминающих пышний гребень удода”. Где это вы увидели в Карабахе голые гора? – писала она мне, – Карабах – маленькая Швейцария, он весь в зелени. Вы, наверное из Мартунинского района, где мало лесов, и бедность своего района приписали всему Карабаху. Не годится. Неприменно поезжайте, посмотрите весь Карабах, исправьте свою ошибку”…
Я действительно происходил из Мартунинского района, который был беден лесами, и не знал других районов. Воспользовавшись советом Шагинян я немедленно объездил весь Карабах, убедился в правоте слов писательницы и при повторном издании повести внес исправления. За эту оплошность при первой же встрече мне крепко попало от Мариэтты Сергеевны.
3
Мариэтта Сергеевна любит море. Особенно любит она Каспий, его знойные песчаные берега.
Как-то, было это уже после войны, пользуясь приездом писательницы в Баку, мы с поэтом Амо Сагияном решили преподнести ей сюрприз – взяли машину и, приехав к ней в гостиницу, потребовали, чтобы она отправилась с нами на море, в Бузовны. В это время Шагинян переводила “Сокровищницу тайн” Низами Ганджеви и наотрез отказалась ехать с нами. Мы были непоколебимы, и Мариэтта Сергеевна в конце концов уступила.
На море мы открыли в Шагинян новое, не знакомое нам доселе увлечение. Оказывается, она страстная любительница ракушек, и немедленно принялась за дело. Мы были рады чем-нибудь служить ей и тоже принялись охотиться за ракушками.
Ракушек набрали целую кучу. Они переполнили портфель, который оказался при ней, заполнили наши карманы, но все же всех собранных ракушек разместить не могли.
Мы с Сагияном искренне жалели, что не знали об этой страсти Шагинян, не запаслись достаточно емкой посудой.
Солнце нещадно припекало, мы изрядно проголодались, да и ракушек собрали немало, пора домой, но Шагинян не торопилась. Увидев далеко- далеко в степи какую-то пристройку, она спросила нас, что это там.
Мы не знали, Шагинян пристыдила нас.
– Как же так? Не знаете, что у вас под носом делается?
В следующую минуту, забыв о своих ракушках, по щиколотки утопая в горячем песке, она двинулась через степь в сторону домика. Делать нечего, мы увязались за ней.
Пристройка оказалась конторой только что вступившего в строй нового месторождения нефти.
Шагинян немедленно достала толстую тетрадку, карандаш, включила слуховой аппарат, – она от рождения слышит плохо – пристроилась на донышке опрокинутого ведра и принялась за работу. В ожидании ее мы долго бродили перед конторой.
Солнце уже зашло, от голода у нас кружилась голова, но Шагинян и не думала выходить из конторы. Мы решили напомнить о себе. Но когда вошли, застали ее за жаркой беседой. Шагинян, не обращая на нас внимания, продолжала разговор и все записывала в тетрадь.
Так закончилась давнишняя мечта Шагинян: провести день на море, отдохнуть.
А через день-другой мы прочитали в одной из центральных газет страстное слово писательницы о нефтяниках молодого, только что родившегося промысла.
4
Это было в Ростове. По кладбищу среди могил идет женщина. Оглядывается по сторонам, чего-то ищет.
– Вот здесь мать у меня похоронена. Рядом туя стояла. А теперь ее нет. Может, я ошибаюсь? – говорит она спутнику, сопровождающему ее.
Женщина ходит взад и вперед, снова возвращается на прежнее место.
– Нет, туя стояла здесь. Если ее срубили, должно же от нее что-нибудь остаться, – говорит она уверенно, начиная новые поиски.
Вскоре туя нашлась. Она действительно оказалась срубленной, из земли торчал только полусгнивший пенек.
Женщина достает перочинный нож, отрезает от корня кусок и прячет в портфель.
– Дам на химический анализ. Если этот пень – корень туи, значит могила здесь.
Женщина эта была Мариэтта Шагинян. Эпизод, приведенный выше, может и придуман. Мне рассказали об этом другие, но он характерен. Анализировать, изучать, активно вмешиваться в жизнь- непременные черты характера писательницы.
Деятельный исследователь и летописец современности, писательница очень часто не ограничивается острым словом, энергично и смело вторгается в жизнь.
В Башкирии, рассказывают, Мариэтта Шагинян познакомилась с изыскателями, которые должны были определить направленные трассы Магнитогорск – Куйбышев.
Существовало три варианта этой будущей дороги. Министерство путей сообщения склонялось к “южному варианту”, удешевляющему, на первый взгляд, строительство. Но “северный вариант” имел свои преимущества, он развязывал производственные силы богатых районов Южного Урала и Башкирии.
Шагинян страстно включается в этот спор специалистов, и, в конечном счете побеждает “северный вариант”.
С любовью и благодарностью будут помнить жители Башкирии и Урала об энергичном и неутомимом поборнике “северного варианта”.
А вот другой случай.
В 1927 году М. Шагинян едет в Армению в качестве корреспондента “Правды”. В это время на реке Дзорагет шло строительство одной из первых гидростанций в республике.
Мариэтта Шагинян переезжает в Дзорагэс. Четыре года проводит писательница среди строителей, живет в бараке, где “не было никаких удобств, сквозь щели в крыше выглядывали звезды”, спит в шубе, ездит верхом на лошади.
Строительство шло медленно, не доставало нужного оборудования.
Шагинян отправляется в далекое путешествие в Киев и другие города, проталкивает застрявший в пути строительный материал.
Она не остается в стороне и от технического обсуждения проекта стройки, вникает в спор инженеров, едет в Ленинград консультироваться с крупнейшими специалистами-гидравликами, ведет культурно-массовую работу среди жен строителей и одновременно пишет роман о строительстве – “Гидроцентраль”, который публикуется в “Новом мире”.
Оперативность была невероятная, еще строительство шло, еще не просохли сваи на строительной площадке гидростанции, а роман уже читали и перечитывали. Он стал любимой книгой читателей. Благодаря активному участию в жизни стройки Шагинян сумела создать правдивую историю строительства Дзорагэс.
За действенную помощь, оказанную писательницей строительству Дзорагэса, в 1932 г. она была награждена орденом Трудового Красного Знамени.
Впоследствии, вспоминая об этих днях, Мариэтта Шагинян замечает: “Гидроцентраль” – это не только написаггая книга, но и пережитый кусок жизни”. Эти слова в равной мере можно отнести ко многим ее книгам, да и ко всему ее творчеству.
И не случайно, что по многим ее статьям выносились правительственные постановления и решения.
Вообще Армения в творчестве Шагинян занимает значительное место.
Писательница постоянно выступает с очерками и статьями, а после войны садится за книгу “Путешествие по Советской Армении”, которая впоследствии удостоилась государственной премии. Книга эта – своего рода энциклопедия жизни и быта армянского народа в прошлом и, особенно, в настоящем. “Я хочу, чтобы всякий армянин, где бы он ни был, прочитав эту книгу, захотел приехать в Армению, увидеть ее, дышать ее воздухом, ощущать под ногами ее землю. Если удастся моей книге так взволновать сердце армянина, буду считать, что я не даром прожила свою жизнь”.
Мариэтта Шагинян не ошиблась. Книга эта получила теплый отклик в душе не только армянского читателя. Переведенная на многие языки, она стала достоянием миллионов и миллионов читателей.
Кто-то по заданию от Совинформбюро я посетил писательницу в Москве. Она тогда жила на Арбате. Надо было дать о ней очерк.
Мариэтта Сергеевна по узкой крутой лестнице повела меня на свою мансарду. Здесь была ее библиотека. Я должен сказать, что такой библиотеки нигде более не встречал. Ей позавидовала бы любая городская библиотека.
Шагинян куда-то торопилась, нельзя было терять ни минуты. Мы уселись за круглый стол. Без обиняков я приступил к делу, но Шагинян медлила с ответом. Она все время смотрела на мои “пустые” руки.
– А где у вас орудия производства? – наконец спросила она. Я кинулся шарить но карманам, но в них, как на зло, не оказалось ни ручки, ни огрызка карандаша. Не оказалось при мне и записной книжки.
Мариэтта Сергеевна спустилась по лестнице, через минуту вернулась, неся в руках толстую тетрадь и карандаш. Передав их мне, она заметила:
– Никогда не расставайтесь с записной книжкой. Не давайте пропасть тому, что вы увидели, узнали. Писатель без записной книжки – не серьезный писатель.