Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома - Темби Лок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но моя тревога была сильнее моих размышлений о природе. Она переросла в бесформенную амебу, присосавшись ко всем возможным сценариям Судного дня – от затонувшей лодки до Зоэлы, которую начнет тошнить от морской болезни, я потеряю сознание из-за жары или мою кредитку «Американ Экспресс», и мне придется мыть посуду в местном ресторане, чтобы оплатить обратные билеты на паром, идущий в Чефалу. Внезапно мне захотелось вернуться обратно на землю, обратно в Алиминусу, в безопасный дом Нонны. И тут меня осенило: пришло осознание того, кем могла быть эта овдовевшая я. Я была либо наивной, либо своенравной, а то и все вместе взятое. Чем я вообще была одержима, делая такое? Мне уже было не двадцать лет, у меня не было партнера, на которого я могла положиться. И я взяла с собой в длительное путешествие без дополнительной компании взрослых маленького ребенка. Не было свободной пары рук. Я внезапно сильно забеспокоилась, что мы находились очень далеко от кухни Нонны и от общества. Мы были окружены людьми, которые нас не знали, и находились в таком месте, где инстинктивно не чувствовали себя защищенными. Где благополучие Зоэлы зависело не только лишь от меня. Если что-нибудь случится – болезнь, несчастный случай, потеря документов, – в Алиминусе в моем распоряжении был город, чтобы оказать помощь. И там у меня определенно была возможность развлечь Зоэлу время от времени, побаловать ее мороженым, если она вдруг впадала в уныние, и даже понести ее на руках, если она устанет. Я сделала огромный рискованный шаг и запаниковала, едва мои ноги оторвались от твердой поверхности. Запаниковала так сильно, что подняла голову Зоэлы со своих коленей, залезла в сумку и выпила ативан.
Немецкие и французские семьи сидели вокруг нас в лодке вместе с молодыми итальянскими парочками, желающими посильнее загореть, лежа на черном вулканическом песке. Мы с Зоэлой находились среди кучки американцев, по большей части подростков-старшеклассников с засаленными волосами и в мятых шортах, которые они достали из рюкзаков, чтобы путешествовать по Европе. Мы были единственными цветными людьми.
В открытом море, в лодке, полной незнакомцев, я стала предельно внимательной к тому, насколько беззащитны мы с Зоэлой, – к несовершенству структуры нашей жизни и невозможности справиться с любой дополнительной трудностью. Я посильнее прижала ее к себе и мысленно отправила молитву к небесам.
Первое, что я заметила, когда мы добрались до Стромболи, – порт. Его сильно отстроили по сравнению с тем, что я видела двадцать лет назад. А следующим я увидела Рокко, мою однодневную интрижку, только постаревшую на два десятилетия. Его было несложно пропустить. Он расположился около портового бара. И все его признаки были на месте – «Веспа», та же фигура, то же лицо, только все немного изношенное. Я глупо хихикнула. Саро, ты издеваешься надо мной с небес.
Увидеть в порту Рокко, приветствующего туристов, было словно посмотреть в зазеркалье, на нахальную параллельную вселенную. И в этой вселенной двадцатиоднолетняя я сделала другой выбор. Я выбрала Рокко, свой однодневный роман, и эта полуночная возня на черном песке пляжа превратилась в жизнь, где я разносила туристам пиво в летний сезон и гладила его белье в межсезонье. Рокко был трехмерной, бронзовой от солнца, предостерегающей сказкой. Подходящей под любое романтическое клише: милые девочки, всегда влюбляющиеся в недоступных плохих парней; итальянские жиголо, выслеживающие, словно на охоте, американских студенток, – мы были и тем и другим. Только он определенно там и остался. Один взгляд на него – и я крепче обняла Зоэлу.
Я хотела предупредить ее, что мужчины, сидящие на «Веспах», – словно мороженое, которое выглядит фисташковым, а на вкус – как анчоусы. Но я решила, что это разговор для другого раза, далеко в будущем.
Вместо этого я удивилась чувству, которое заползло в меня едва различимым, неуловимым ощущением несправедливости. Как так вышло, что этот мужчина все еще был здесь спустя двадцать лет? Вся жизнь прошла для меня с захватывающей дух любовью, браком, ребенком и смертью. Так много кардинальных перемен. А он все еще стоял здесь, такой же неподвижный и постоянный, как вулкан позади него. Я почувствовала укол смутного негодования в животе, глядя на Рокко. Он был больным местом, наглядной разграничительной линией моей жизни до появления Саро и моей жизни после. Его присутствие еще больше подчеркивало отсутствие Саро.
Я глубоко вздохнула, постаравшись расслабиться и отнестись к этому проще. Ладно, Вселенная, я поняла. Ты очень изобретательна.
А затем я устремилась вдоль пристани, держа за руку Зоэлу, подальше от возможного зрительного контакта с Рокко. И через несколько шагов внезапно воодушевилась, ощутив себя внутренне увереннее. Я так далеко привезла свою дочь. Я сделала это. Одна. Мои прежние сомнения растаяли, и я почувствовала себя сильной. Словно, может быть, только может быть, я смогу сориентироваться в трудностях моей новой жизни и не потеряться. Или в крайнем случае мы с Зоэлой могли бы побыть на острове вдали от дома и вернуться обратно. А может, это во мне заговорил ативан.
Я сжала ее ладошку и указала вперед, на вершину вулкана:
– Милая, это действующий вулкан. Первый, который ты видишь в своей жизни.
Она вскользь взглянула на него и повернулась ко мне:
– А как долго мы еще будем здесь, мамочка? Я проголодалась.
Ну разумеется, у детей есть свои приоритеты, в которые не входят вулканы и воспоминания о романах на одну ночь.
Я пообещала пиццу и мороженое, магические слова, способные поменять настроение любого адекватного человека. Затем мы отправились в город по узкой улице, ведущей вверх, которую я помнила еще с прошлых лет. Я знала, что по дороге нам попадутся места, где мы сможем поесть, благодаря небольшому количеству туристов, которые шли в том же направлении. Если ничего больше не случится, то нам хотя бы предстоял отличный обед на острове. Теперь, когда мы оказались здесь, мне было уже не так важно, что весь поход я затеяла из-за вулкана. Поход, по крайней мере тот, который я совершала внутри себя по территориям утрат, уже начался.
Через полчаса мы расположились
