Практические занятия по русской литературе XIX века - Элла Войтоловская

Закон жизни — ее обновление. «Младая роща» во «…Вновь я посетил» является образом новой жизни, пришедшей на смену прежней. Пушкинская роща не шумит еще, а скорее шелестит и шепчет. Шипящий звук «ш» сменяется свистящим звуком «с», повторяющимся в этих 6 строках 14 раз, сопровождающие его звуки «з» и «щ» усиливают этот шелест.

Сожаление вызывает у поэта стоящий вдали, «как старый холостяк», «угрюмый их товарищ» — одинокое дерево. Оно не подчинилось вечному закону обновления жизни, и вокруг него «по–прежнему все пусто». Поэтому оно угрюмо и одиноко[275]. Пушкин радостно встречает молодое поколение и шлет ему привет. Он выносит слова: «Здравствуй, племя» в отдельную строку, обращая их не только к роще, но и к людям.

Следующая строка после интонационной паузы начинается эпитетами, относящимися к племени: «Младое, незнакомое!» Поэт говорит здесь о неизбежном обновлении всего живущего и приветствует будущее. И вместе с тем в этом философском стихотворении звучит и нечто другое. В конце стихотворения, со знакомой и близкой каждому человеку тоской, Пушкин говорит о том, что сам не увидит будущего:

…не яУвижу твой могучий, поздний возраст,Когда перерастешь моих знакомцевИ старою главой их заслонишьОт глаз прохожего.

Нет, не только к деревьям обращается Пушкин. Он прощается с людьми, с жизнью. И в то же время и для себя и для всех нас находит слова утешения:

Но пусть мой внукУслышит ваш приветный шум, когда,С приятельской беседы возвращаясь,Веселых и приятных мыслей полон,Пройдет он мимо вас во мраке ночиИ обо мне вспомянет.

Но более значительная судьба ждет Пушкина–поэта. Об этом с гениальным предвидением сказал он в стихотворении «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…». С гордостью, с потрясающей силой говорит поэт о своем месте в будущей жизни:

И славен буду я, доколь в подлунном миреЖив будет хоть один пиит.

«По всей Руси великой» прославит его всеобщая благодарная память народов за «чувства добрые», пробужденные свободной лирой, за то

Что в мой жестокий век восславил я свободуИ милость к падшим призывал.

21 августа 1836 г. — дата перебеленного списка стихотворения «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…». В замечательной книге, посвященной этому стихотворению, М. П. Алексеев говорит о тяжелом периоде жизни поэта, в который оно было создано. Широко было распространено мнение, что угасло дарование поэта и умолкла его муза[276]. Ссылаясь на переписку Карамзиных и другие документы эпохи, автор подробно рассказывает о том угнетенном состоянии, в котором был Пушкин в конце лета 1836 г. «И литературные, и домашние дела поэта находились в полном беспорядке»[277]. «Едва ли мы погрешим против истины, если предположим, что стихотворение «Я памятник себе воздвиг» мыслилось поэтом как предсмертное, как своего рода прощанье с жизнью и творчеством в предчувствии близкой кончины»[278]. «Горацианско–державинские черты» этого стихотворения, по мнению исследователя, были навеяны воспоминаниями о посланиях Дельвига лицейского периода.

М. П. Алексеев предполагает, что «Памятник» был вызван и мыслями о Дельвиге, который первый предсказал поэту бессмертную славу. Еще в лицее, в 1815 (?) г., Дельвиг написал стихотворение «Пушкину», в заключительной строфе его он писал:

Пушкин! Он и в лесах не укроется,Лира выдаст его громким пением,И от смертных восхитит бессмертногоАполлон на Олимп торжествующий!

Пушкин в «Памятнике» сохранил традиции Горация и Державина — любимых поэтов Дельвига. По–новому зазвучала в «Памятнике» мысль о внуке, который «обо мне вспомянет».

Это не философское раздумье, а гениальное провидение будущего. В стихах Пушкина, относящихся к трагическому периоду жизни, к последним ее месяцам, не могло быть той философской сосредоточенности, какую мы чувствуем в стихотворении «…Вновь я посетил». «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» — пророчество поэта, выраженное в чеканных поэтических формулах.

Стихотворение «Была пора: наш праздник молодой…»

(19 октября 1836 г.), посвященное двадцатипятилетию лицея, написано за три месяца до гибели Пушкина. Оно не было закончено поэтом. Пушкин читал эти стихи на празднике, но дочитать его товарищам не смог. Он разрыдался. В стихотворении имеются почти те же слова и мысли, что и во «…Вновь я посетил»: «…Недаром — нет! — промчалось четверть века! Не сетуйте: таков судьбы закон; Вращается весь мир вкруг человека, — Ужель один недвижим будет он?» Однако о неумолимости закона времени здесь говорится с болью и горечью: «Прошли года чредою незаметной. И как они переменили нас!»

Это стихотворение следует сравнивать не с окончательным текстом «…Вновь я посетил», а с его черновыми вариантами, в которых не было примиренности. И в михайловских черновиках, и в стихах о лицейской годовщине поэт вспоминает о различных моментах своей жизни. Но здесь он говорит и о друзьях, которые шли с ним рядом и пережили те же события времени, те же исторические потрясения.

В заключение следует назвать новые работы, посвященные стихотворению «…Вновь я посетил». Н. Л. Степанов выразил идею стихотворения «…Вновь я посетил», его философский смысл. Пушкин, пишет он, раскрыл основную мысль стихотворения в заключительных словах его: «Это идея вечного обновления природы, идея бессмертия, понятая в ее материалистическом смысле. Материя не исчезает, явления природы и человек, как часть ее, бессмертны, так как в природе все диалектически изменяется: на смену старому вырастает новое. Эта философская идея выражена Пушкиным в образе неизменно обновляющегося леса»[279]. Свой содержательный анализ стихотворения «…Вновь я посетил» В. Г. Маранцман начинает сравнением со стихотворением «Брожу ли я вдоль улиц шумных» (1829). Автор рассматривает оба произведения в свете значения финала, «который заново открывает нам все увиденное и заставляет, мысленно вернувшись к началу, охватить общим взглядом сюжет»[280]. В стихотворении 1829 г. умиротворение дается только в финале, где сказано о том, что жизнь в целом не подвластна смерти, что она «не прекратнма»[281]. В финале стихотворения «…Вновь я посетил» тоже «звучит энергия и радость», но «это не только радость вечного обновления жизни, но и признание того, что человек не исчезает бесследно»[282]. Природа и человек возро'ждаются в жизни следующих поколений: и зеленая семья сосен, и внук поэта — наследники прошлого.

В анализе В. Г. Маранцмана проходит мысль о том, что человеческая память сохраняет в себе уходящее (нет няни, но память о ней живет). Память переживает смертного человека, и прощание с жизнью оборачивается встречей с будущим: «внук… «вспомянет» о поэте»[283]. Финал стихотворения «…Вновь я посетил» «утверждает беспредельность жизни, преодолевает трагедию смерти силой человеческой памяти, человеческой общности, подсказанной гармонией природы»[284].

Очень хорошо и верно о философской лирике Пушкина сказано в небольшой статье Е. А. Маймина «О философской лирике А. С. Пушкина»: «В своих стихах Пушкин не бывает отвлеченным. Его лирические пьесы и его поэтические идеи всегда возбуждены фактами конкретной действительности и никогда не порывает с ними связи. Это придает философской лирике Пушкина особенный характер и особенное очарование. Очарование земного, близкого, понятного и очень нужного. Всякому человеку — нужного»[285].

Стихотворение «…Вновь я посетил» Е. А. Маймин рассматривает в таком понимании философской лирики Пушкина: «В стихотворении удивительным образом сочетается простота и безыскусственность повествования, простота образного выражения и высокие, сдержанно торжественные в своем звучании мысли о жизни, о смерти, о вечном. Эта лирическая пьеса Пушкина не столько даже философская, сколько мудрая — и возвышенно–ясная в своей мудрости» [286].

2. О значении поэтической образности в лирике говорил еще Л. Толстой, по мнению которого искусство писать стихи заключается в умении находить точные образы.

Из опыта общения с действительностью, из особенностей характера поэта возникают мысли, идеи. Белинский писал, что ученые мыслят силлогизмами, а поэт — образами. Образ — это художественная мысль, которая является своеобразной формой познания мира. У нее существует своя оригинальная логика, свой особый принцип обобщения. Образное осмысление мира для стихов и для прозы в сущности одинаково.