На семи холмах. Очерки культуры древнего Рима - Юрий Павлович Суздальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Цицерон называл Катулла и его литературных единомышленников «неотериками» — поэтами нового направления. Это название закрепилось за ними в истории литературы. Неотерики увлекались поздней греческой лирикой эпохи эллинизма, центром которой была Александрия, столица Египта.
Александрийская поэзия уделяла основное внимание личной жизни человека. Это сближало с александрийскими поэтами Катулла и его друзей. Они писали подражания греческим лирикам, заимствовали у них темы и стихотворные размеры. До нас дошли изящные, написанные в духе александрийской лирики небольшие поэмы Катулла — эпиллии «Брачная песнь», «Аттис», «Свадьба Пелея и Фетиды», «Волосы Береники».
Катулл смотрел на поэзию прежде всего как на источник наслаждения, забаву и развлечение. Стихотворения должны блистать отделкой, игрой мысли, неожиданной концовкой. Катулл считал, что в стихах можно писать о чем угодно, было бы ярко, остроумно, занимательно. Задача поэта — насмешить, растрогать, удивить, создать настроение.
Когда два приятеля Фурий и Аврелий, известные далеко не нравственным поведением, стали упрекать Катулла, что он сочиняет грубые и неприличные стихи, поэт дал им резкую отповедь:
По стихам моим, легким и нескромным,
Вы мальчишкой сочли меня бесстыдным.
Сердце чистым должно быть у поэта,
Но стихи его могут быть иными.
Даже блеску и соли придает им
Легкой мысли нескромная усмешка.
Веселит она — только не мальчишек,
А мужей бородатых, долгой жизнью
Утомленных и к страсти охладевших…
(Пер. А. И. Пиотровского.)
Мысль Катулла о том, что жизнь поэта должна быть безупречной, а стихи его могут быть нескромными, была подхвачена многими римскими поэтами, в том числе Овидием и Марциалом.
Катулл развивал традиционные темы александрийской лирики — любовь и дружба, вино и веселье. Во время дружеской пирушки нужно беспечно веселиться, незачем разбавлять водой крепкое фалернское вино:
Пьяной горечью Фалерна
Чашу мне наполни, мальчик:
Так Постумия велела,
Председательница оргий.
Ты же прочь, речная влага,
И струей, вину враждебной,
Строгих постников довольствуй:
Чистый нам любезен Бахус.
(Пер. А. С. Пушкина)
Традиционные темы греческой лирики наполнялись в творчестве Катулла живительными соками реальной жизни. Он использовал греческие стихотворные размеры, сюжеты и мифы. Однако он создавал не литературные подражания, а живые сцены — в общественных банях или цирюльнях, в книжных лавках или на улицах Рима. То, что было для многих поздних поэтов только литературной традицией, составляло реальное содержание жизни Катулла. Любовь и ревность терзали его сердце. Дружба играла исключительную роль в его жизни. Вино лилось рекой во время дружеских пирушек. Бурно и безнравственно проводила свои дни золотая молодежь Рима, в кругу которой вращался Катулл. Он нередко иронизировал над своим праздным образом жизни:
От безделья ты, мой Катулл, страдаешь,
От безделья ты необуздан слишком.
От безделья царств и царей счастливых
Много погибло.
(Пер. С. А. Ошерова.)
Катулл едко высмеивал своих литературных противников. Поэму сторонника архаической поэзии Волюзия «Анналы» он называл «худшим вздором дряннейшего поэта»:
Вы ж не ждите! Живей в огонь ступайте,
Вздор нескладный, нелепица и бредни,
Хлам негодный, Волюзия «Анналы»!
(Пер. А. И. Пиотровского.)
Высокопарной героической поэме бездарного Волюзия Катулл противопоставляет изысканный и тщательно отделанный эпиллий «Смирна», над которым его земляк и товарищ по кружку неотериков Гай Гельвий Цинна трудился много лет:
Книжки Волюзия в Падуе, где родились, и погибнут,
Скумбрий на рынке купец будет завертывать в них.
Тоненькой книжкой — изящной поэзией друга горжусь я.
Пусть рукоплещет толпа пышных словес кирпичам!
(Пер. А. И. Пиотровского.)
Поэзия в Риме получила очень широкое распространение. Каждый образованный римлянин упражнялся в сочинении стихов, много внимания этому уделялось во время школьного обучения. Появилось множество графоманов, бездарных писак, воображавших себя поэтами. Они выпускали свои вирши в роскошных изданиях. Катулл, который особое значение придавал форме поэтических произведений, высмеивал подобных рифмоплетов:
Суффен красив, воспитан, говорить мастер.
Вдобавок к остальному он стихи пишет.
По тысяче, по десять тысяч строк за день
Кропает, не как мы, на черновых свертках —
На царских хартиях, чтоб переплет новый,
Чтоб скалки новые, чтобы вышито красным,
Свинцом расчерчено, начищено пемзой.
Стихи прочесть попробуй, и Суффен важный
Покажется бродягой, пастухом козьим.
Такая перемена! Вот стихов сила!
Никак не верится! Такой хитрец, умник,
Умней всех умников, из хитрецов — хитрый
Становится последним дураком сразу,
Чуть за стихи возьмется…
(Пер. А. И. Пиотровского.)
Ближайший друг Катулла Лициний Кальв подарил ему в шутку стихи их литературных противников — к празднику Сатурналий римляне обычно обменивались дружескими подарками. Катулл готов возненавидеть своего друга, как Ватиний, которого Кальв публично изобличил в преступлениях:
Если б глаз моих ты милей мне не был,
Кальв любезный, тебе за твой подарок
Я воздал бы Ватиниевой злобой.
Что я сделал, сказал я что дурного,
Чтоб казнить меня стольких виршеплетов
Пачкотней?..
Боги, боги! Чудовищная книга!
И ее ты, злодей, прислал Катуллу,
Чтобы друг твой на месте сразу умер
В самый день Сатурналий, в лучший праздник?
И Катулл готовит своему другу страшную месть: он хочет скупить в книжных лавках произведения самых бездарных графоманов, чтобы подарить всю эту пачкотню своему коварному приятелю:
Не пройдет тебе, хитрый, шутка даром!
Спозаранку обегаю все лавки.
Книги Цезиев всяких и Аквинов
И Суффена отраву соберу я —
Вот каким отплачу тебе подарком!
Вы же прочь убирайтесь поскорее,
Прочь, откуда взялись на зло и скуку,
Язва века, никчемные поэты!
(Пер. А. И. Пиотровского.)
Борьба
