Волк среди волков - Ханс Фаллада

— Вы хотите отнять у нас деньги? Стоит ли? Для вас это такой пустяк! Вы разве не барон фон Берген?

— Коридорный! — сказал незнакомец. Он стоял великолепный, в пурпуровой, затканной желтым пижаме, слишком роскошной для его желтого, больного лица.

— Коридорный, налейте в семь бокалов коньяк. Я считаю до трех. Кто не выпьет, получит пулю в лоб. Ну, готово?!

Устремив на господина Штудмана молящий о помощи взгляд, Зюскинд приготовился наливать согласно приказу.

— Что за шутки? — недовольно спросил Штудман.

— Извольте выпить! — приказал гостеприимный гость. — Раз… два… три! Пейте!! Слышите? Вы должны выпить!

Он опять перешел на крик.

Все смотрели на Штудмана, Штудман медлил. Незнакомец крикнул еще раз:

— Пейте! До дна! — и выстрелил. Закричали не только женщины. Будь Штудман один, он мог бы отважиться на борьбу с незнакомцем, но забота о растерявшихся слугах, о репутации гостиницы требовала осмотрительности.

Он обернулся, сказал спокойно:

— Что ж, пейте! — Поглядел с подбадривающей улыбкой в испуганные лица слуг и выпил сам.

Коньяк в бокале для шампанского — потребуется несколько очень больших глотков. Штудман быстро осушил свой бокал, но он слышал, как другие за его спиной давились и фыркали.

— Пить до дна! — задиристо приказал незнакомец. — Кто не выпьет, будет расстрелян.

Штудман не решался обернуться, ему нельзя было отвести глаза от незнакомца; он все надеялся, что тот на мгновение отвлечется и тогда можно будет отобрать у него оружие.

— Вы стреляли в потолок, — сказал он вежливо. — Благодарю за осторожность. Могу я теперь узнать, зачем вам нужно поить нас допьяна?

— Для меня важно не пристрелить вас, хоть и это было бы мне нипочем. Для меня важно, чтобы вы напились. Никто не уйдет живым из комнаты, пока здесь не будет выпито все до капли. Кельнер, налейте теперь шампанское!

— Прекрасно, — сказал Штудман, которому важно было поддерживать разговор. — Это я уже себе уяснил. Мне только интересно было бы узнать, почему мы должны напиться?

— Потому что я хочу позабавиться. Пейте!

Чья-то рука сунула в руку Штудмана через его плечо бокал с шампанским. Он выпил, затем сказал:

— Значит, потому, что это вам в забаву. — И с напускным равнодушием: Полагаю, вам известно, что вы душевнобольной?

— Я уже шесть лет, как под опекой и посажен на цепь, — сказал так же равнодушно гость. — Кельнер, теперь опять… ну, скажем, по полстакана коньяку. — И словно в пояснение: — Я не хочу слишком торопиться, удовольствие надо растянуть. — И опять равнодушное пояснение: — На фронте я не мог выносить стрельбу, все стреляли только в меня. С тех пор стреляю я один. Пейте!

Штудман выпил. Он почувствовал, как алкоголь легким туманом затянул его мозг. Уголком глаза, не поворачивая головы, он видел, как коридорный Зюскинд проскользнул в другой конец комнаты, крадется к двери в ванную. Но барон тоже это увидел.

— К сожалению, заперто, — сказал он с улыбкой, и Зюскинд, огорченно пожав плечами, снова исчез из поля зрения своего шефа.

Потом Штудман услышал, как одна из женщин тихо взвизгнула за его спиной и как зашушукались мужчины. "Осторожно, старший лейтенант! Осторожно!" прозвучало в нем, и в голове у него опять прояснилось.

— Понимаю, — сказал он. — Но как же мы удостоились чести пить с вами здесь, в отеле, когда вы содержитесь в учреждении закрытого типа?

— Сбежал! — коротко рассмеялся барон. — Они там такие губошлепы. Вот будет ругаться старик, тайный советник, когда меня опять изловит. Я, между прочим, успел наделать приятных дел, не говоря уже о стороже, которого я стукнул по кумполу… Что-то медленно у нас идет, — буркнул он вдруг. Слишком медленно. Еще коньяку, кельнер. По полному бокалу!

— Я попросил бы шампанского, — рискнул возразить Штудман.

Но это был ложный шаг.

— Коньяку! — закричал тем свирепее гость. — Коньяку!.. Кто не выпьет коньяку, пристрелю!.. Мне все равно, — многозначительно обратился он к Штудману. — У меня графа пятьдесят первая, мне ничего не будет. Я дворянин, имперский барон фон Берген. Ни один полицейский не посмеет ко мне прикоснуться. Я душевнобольной… Пейте!

"Это добром не кончится, — думал в отчаянии Штудман, в то время как маслянистая жидкость медленно лилась ему в горло. — Бабы там сзади уже хихикают и смеются. Через пять минут он и меня доведет до такого состояния, какое ему нужно, и будет любоваться, как здоровые, точно обезумевшие скоты, ползают на четвереньках перед душевнобольным. Надо уловить момент…" — Напрасная надежда. Неотступно внимательный, сумасшедший стоял у двери, готовый нажать взведенный курок, и не допускал ни единой оплошности.

— Наливайте! — приказал он опять. — По бокалу шампанского, чтобы освежить рот.

— Правильно, хозяин, правильно! — воскликнул кто-то; кажется, лифтер. Остальные одобрительно рассмеялись.

— Вы дворянин и рыцарь, — снова пробует Штудман. — Вношу предложение выпустить из комнаты хотя бы обеих женщин. Из нас же остальных никто не попробует тем временем выйти, даю вам честное слово…

— Выгнать дам?.. Не пройдет! — запротестовали сзади. — Верно, Миццекен? Мы не каждый день так мило и благородно веселимся…

— Слышите? — улыбнулся насмешливо барон. — Пейте!.. Теперь опять коньяку. Садитесь же, наконец! Так, хорошо, на диван. Впрочем, можно и на кровать! Вы тоже сядьте, любезный господин директор! Живо! Думаете, я шучу? Стреляю! Вот! — Раздался выстрел. Крики. — Так… выпейте сперва еще. Теперь устраивайтесь, как вам удобней. Сюртуки на стулья, воротнички долой, а ты, девочка, скинь фартук… Да, можете спокойно снять и блузки…

— Господин барон! — возмутился Штудман. — Мы не в борделе. Я отказываюсь…

И при этом он чувствует, что под влиянием спирта воля и действия у него идут вразброд: сюртук уже висит на спинке кресла, он развязывает галстук…

— Я отказываюсь… — еще раз слабо возражает он.

— Пейте! — закричал барон. И насмешливо: — Через пять минут вы перестанете отказываться. А теперь шампанского!

Раздался грохот, звон разбитого стекла. Коридорный Зюскинд повалился поперек стола, потом упал на пол. Он лежал и хрипел, по-видимому, без чувств…

Заведующий винным погребом сидел на кровати и смеялся, тиская толстой лапой грудь девицы. Немолодая уборщица обняла одной рукой мальчишку-лифтера, другой — боя; она раскраснелась и, казалось, уже ничего вокруг себя не видела.

— Извольте пить! — бесновался сумасшедший. — Теперь вы, господин, наливайте! Шампанского!

"Еще три минуты, и я пропал, — подумал Штудман, потянувшись за бутылкой. — Через три минуты я буду не в лучшем виде, чем остальные…"

Он почувствовал в руке холодное и твердое горлышко бутылки, и вдруг в голове у него совершенно прояснилось.

"Это же так легко…" — подумал он.

Бутылка с шампанским обернулась ручной гранатой. Он отступил и сплеча запустил бутылку в голову господина в красном. Прыгнул сам вслед за ней.

Барон выронил ключ и пистолет, повалился, закричал:

— Вы ничего не смеете со мной делать! Я душевнобольной! Я по графе пятьдесят первой! Не бейте меня, не надо, вас привлекут к ответу! У меня есть свидетельство на право охоты!

А фон Штудман в пьяном азарте без устали колотил злосчастного безумца и думал между тем, все больше свирепея: "Как это я попал впросак! Он же просто трус, из тех, что на фронте кладут в штаны при звуке барабана! Мне бы с первой же минуты съездить его по морде!"

Потом ему стало противно лупить и лупить это мягкое, трусливое, хнычущее существо, он увидел рядом на полу ключ, поднял его, встал, шатаясь, отпер дверь и вышел в коридор.

Толпившиеся в холле посетители, которых загнала сюда разрешившаяся ливнем гроза, затряслись в перепуге, когда увидали наверху, на широкой, застланной красными дорожками парадной лестнице шатающегося мужчину в одном жилете, в разодранной рубашке и с окровавленным лицом. Сперва его заметило только несколько человек, и среди них водворилась выжидательная тишина; а там стали оборачиваться и другие и пялить глаза, точно не веря себе.

Человек в жилете стоял, покачиваясь, наверху, на первой ступеньке лестницы, он пялил глаза сверху на толпившихся в холле и, казалось, не давал себе отчета, где он и что происходит. Он бормотал что-то невнятное, но внизу становилось все тише. Из кафе отеля отчетливо доносились звуки струнного оркестра.

Ротмистр фон Праквиц, поднявшись с кресла, в изумлении пялил глаза на представшее пред ним видение.

Служащие отеля смотрели вверх, пялили глаза, хотели что-то предпринять, но не знали что…

— Кретины! — кричал сверху пьяный. — Сумасшедшие! Думают, у них свидетельство на право охоты, но я их поколочу!..

Он крикнул еще раз, слабее, глазевшим снизу: