Смерть с отсрочкой - Крис Хаслэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Выходи, — шепнул Кобб Сиднею. — Мы у заставы. На дороге солдат с фонарем, за ним барьер ярдах в двадцати. Не знаю, сколько там человек. Постараюсь проехать. Зайди с фланга подальше, прикрой. Пошел! — Он отступил в сторону, обжег взглядом Виллафранку. — Одно слово, цыганская морда, и я тебе яйца отрежу. — Майор громко рассмеялся, но не над пленником, заталкивая дергавшееся и дымившееся тело капрала подальше в кузов, потом пошел к кабине. — Не стоит благодарности, капрал! — весело крикнул он. — Садитесь, я вас подвезу. — Махнул подручному мясника, все еще стоявшему с лампой на дороге. — Посторонись, доставка идет! — Кобб сунул пистолет капрала Кройцу через сиденье. — Берешь левого, я правого, а малыш наши задницы с фланга прикроет. Всех кладем.
Парень с лампой повернулся к машине спиной, направляясь к барьеру. Грузовик потащился за ним, слабо гудя клаксоном. Сегура зевал, Солас начинал задумываться, что происходит.
— Уберите барьер, — приказал Кобб, высунувшись из кабины.
Солас медленно пошел к водительской дверце, понимая, что что-то не так, но не видя никакой конкретной угрозы. Нерешительно балансируя на самом краешке жизни, встал пыльным ботинком на ступеньку, истертую тысячью ног. Простой человек, не прислушивающийся к инстинктам, просто помедлил, переступая порог бытия. Лишь немногие обладатели особого гена, звериных талантов, которым нельзя научиться, избегают падения в бездну. Солас же был обычным человеком.
— В чем дело? — спросил он водителя, крепко стиснув ружейный ремень.
— Черт меня побери, если знаю, — пожал плечами Кройц и выпустил ему в лицо две пули.
Когда Солас рухнул на спину, солдат с лампой замер, как бы разбух в прицеле Сиднея, который свалил его выстрелом в спину на дюйм ниже ремня. Сегура спас себе жизнь, нырнув в тень хижины на дорожной обочине, где был устроен наблюдательный пункт. Открыв рот, со свинцовыми от страха ногами, он повизгивал, пока Кобб поливал его из автомата и пролетавшие мимо пули с треском рвали воздух. Бывший семинарист метнулся мимо хижины в темноту на склоне, слыша, как один враг кричит другому, кажется, по-английски:
— Малыш! Я одного упустил. Найди и убей! Кройц, прикрой меня в хижине!
Сидней на сбитых болевших ногах в сандалиях на веревочной подошве пробежал мимо павшего рекрута.
Кобб жестом подманил его назад.
— Он туда побежал. Ничего не оставляй на волю случая.
Сидней оглянулся на свет, бросился в тень за хижиной. Крутой склон, еще купавшийся в гаснувшем лунном свете, поднимался к горному хребту, бледному под звездами. Он прислушался к горам, стараясь уловить шорох щебня, разглядеть на почве след зверя. Ни звука, ни движения. Выйдя из укрытия, низко пригнувшись, быстро перебежал за освещенную сторону огромного валуна размером с дом, прикусил губу, затаил дыхание, высматривая движение. Полная тишина и спокойствие намекали, что солдат мертв, ранен или залег в ожидании. Напряженно ожидая внезапного выстрела в темноте, Сидней оглядел скалу, увидел брошенную винтовку, улыбнулся, зашагал вперед, как егерь, подбирающийся к раненой лисице, чувствуя вместо страха осторожную уверенность. Сегура примостился под камнем в нескольких футах от брошенного ружья, с ужасом сознавая, что совершил чудовищную ошибку, с ужасом слушая приближавшиеся шаги Смерти. Шорох сброшенного камешка известил о близком конце, он, дрожа, повернулся к своему убийце лицом, ободрав щеку о камень. Увидел тощего юношу, вероятно, не старше себя, припавшего на одно колено и целившегося из винтовки ему в голову. Выражение его лица напоминало католическую икону: пустое, бесчувственное, твердое как камень. На колене стоял человек, бесстрастно выполнявший свой долг, безбожный большевик, принимающий все на веру, не слушающий доводов разума. Никаких переговоров и просьб, никакой жалости. Онемевший от страха Сегура закрыл глаза, бормоча «Аве, Мария», совершая более настойчивую и поспешную литургию, чем хотелось бы при скончании жизни. Но Смерть не приходила, а когда он открыл глаза, молодой человек исчез.
Сидней Стармен только что принял первое самостоятельное и сознательное решение в ходе Гражданской войны в Испании.
Кобба не обрадовало бегство солдата.
— Слабину дал, малыш, — упрекнул он. — Я привык считать тебя способным. — Он прошел мимо грузовика к задыхавшемуся на дороге подручному мясника, наклонился над ним, осматривая рану, крикнул через плечо: — Отказался от пуль дум-дум?
Сидней тряхнул головой:
— Кончились. Стрелял круглыми пулями.
— Как я уже сказал, — вздохнул Кобб, — был у тебя талант и пропал. Вытащи труп из кузова, пока я этим займусь. — Он присел на корточки, заговорил с парнем, принялся объяснять: — Пуля моего соратника раздробила тебе позвоночник. Если не истечешь кровью до смерти, не умрешь от инфекции, никогда уж не сможешь ходить. Ни танцевать, ни трахаться — никогда, я тебя уверяю, — и по парку не будешь прогуливаться. — Он поднял пистолет. — Никогда не научишь своих ребятишек удить рыбу, играть в мяч, никогда не поведешь дочь к венцу по церковному проходу. Отныне твоя жизнь, юноша, превратится в сплошное страдание и унижение, и я хочу тебя избавить от этого. — Он встал, уткнул дуло в затылок потрясенного парня. Тело подскочило от выстрела и шлепнулось на землю, разорванное, безжизненное. — Двумя этими ты мне обязан, малыш, — кивнул Кобб, засовывая пистолет в кобуру и оглядываясь на Кройца, который появился из-за каменного укрытия. — Где ты был, мать твою?
Немец вытаращил на него глаза:
— Перерезал телефонный провод. На случай, если вернется тот, которого оба вы не убили.
Кобб проигнорировал язвительный намек.
— Видишь тридцать четвертый вон там? Возьмем с собой. Никогда не знаешь, когда тебе понадобится пулемет.
Из-за скалы высоко над пропускным пунктом дрожавший Сегура смотрел, как грузовик направляется к северу, как уменьшается в бледных лучах рассвета карикатурная улыбчивая свинья в мясницком фартуке на задней дверце. Ждал, пока не удостоверился, что машина уехала, после чего поплелся неверным шагом по козьей тропе к следующей заставе, шепча обещания Богу.
Ник заглушил мотор, привалился к рулевому колесу, закурил сигарету. Они покинули гостиницу два часа назад после неимоверно ужасного завтрака, скудость которого объяснялась фактом отъезда Гваделупе в город, якобы на похороны отца. Ленни отрапортовался нетрудоспособным, поэтому Ник с Сиднеем отправились в усадьбу «Кипарисы» без него. Ник задумчиво сделал долгую затяжку, медленно выдохнул, выпустив дым в холодное ясное утро. Потом взглянул на Сиднея:
— Место то самое, да?
Старик нервно сглотнул.
— Да.
— А вон дом. — Ник указал сквозь деревья на стоявший у крошечного каменного домика винно-красный «сеат». И открыл дверцу.
— Что вы делаете? — крикнул Сидней.
— Собираюсь нанести визит, мистер Стармен. Пойдемте… — Он потопал ногой по дороге. — Пройдемся по пути воспоминаний.
— Сядьте! — прошипел Сидней. Одинокая ворона уже протрубила тревогу. Скоро ли ее подхватят собаки?
Ник с полуулыбкой вытаращил на него глаза:
— В чем проблема? Только не говорите, что вы истребили жившую здесь семью. — Высказывание задумывалось как шутка, но вдруг показалось вполне правдоподобным. — Нет, надеюсь?
Сидней покачал головой:
— Нет, конечно. — В строгом смысле слова. — Садитесь сейчас же. — Он спрятался в пальто, когда грубая деревянная дверь домика открылась внутрь.
На порог вышла молодая женщина, прикрыв рукой глаза под утренним солнцем, и сощурилась, разглядывая фургон.
— Она сама идет, — объявил Ник.
— Ох, боже! — простонал Сидней, но Бог никогда не стоял на его стороне.
Однако Он явно стоял на стороне Аниты Ромеро Молино, пусть даже только в смысле внешнего вида. Она подходила к границе участка, по-прежнему держа руку козырьком над глазами, как бы отдавая честь, а прямые черные волосы развевались на ветру, как анархистский флаг.
— Поехали, мистер Крик, — взмолился Сидней, но его водитель был уже на полпути к дому.
— Вам нужна помощь? — спросила Анита.
Ник тяжело сглотнул, шаркнул подошвой. Глаза у нее были зеленые, как трава после дождя.
— Простите, — сказал он. — Я не говорю по-испански.
Девушка нахмурилась:
— Англичанин?
— Да. Это ваш дом?
Она прекрасна, подумал Ник. Необычайно, неслыханно великолепна.
— Почему вы спрашиваете?
Хороший вопрос. Он оглянулся на фургон, потом снова посмотрел на девушку.
— У меня в машине сидит старик, который когда-то здесь останавливался.
Девушка покачала головой:
— Не здесь, сеньор. Только не здесь.
Ник вздернул брови.
— Ну, по крайней мере, он так думает. Это было очень давно, летом тридцать седьмого года.