Путин – исполнитель злой воли - Юрий Скуратов

Далее. Отстранен от следствия Георгий Чуглазов, главный следователь по делу «Мабетекса», почти полностью изменен состав швейцарской комиссии, российско-швейцарской, по сотрудничеству. Это ставит под угрозу вообще доверие российской стороне. Сейчас вопрос о доверии один из самых главных. Возник скандал в Bank of New York, встал вопрос о возврате денежных средств, похищенных из России. Но как же к нам будут относиться зарубежные коллеги, без помощи которых эту цель не реализовать, если у нас идет кадровая чехарда с руководителями правоохранительных органов, если они видят творящийся правовой беспредел в отношении Генерального прокурора, если им наглядно демонстрируют, что у нас есть каста неприкасаемых коррупционеров, для которых закон не писан. Сегодня ставится вопрос так: главная причина дестабилизации правоохранительных органов это отсутствие легитимного Генерального прокурора.

Уважаемые члены Совета Федерации, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как поверхностна и наивна такая постановка вопроса. Все изложенное выше говорит о том, что наряду с взятием под контроль финансовых ресурсов идет целенаправленный процесс превращения Генеральной прокуратуры, следственных и оперативных подразделений МВД и ФСБ в послушное, управляемое не законом, а волей администрации президента учреждение, которое выполнит любой, подчеркиваю, любой политический заказ, если это понадобится. И с появлением легитимного, но ангажированного администрацией президента Генпрокурора этот процесс будет продолжен еще более ускоренными темпами, потому что для власть предержащих это вопрос жизни и смерти.

И последнее. Уважаемые члены Совета Федерации, на апрельском заседании Совета Федерации, несмотря на весь драматизм моего положения, я в силу необходимости соблюдения следственной тайны и служебной этики не мог в полном объеме сказать вам об истинных причинах желания президента и его администрации любой ценой устранить меня с занимаемой должности. Сейчас, когда информация о возможной причастности президента и его семьи к коррупции, о наличии зарубежных счетов, об использовании в личных целях денежных средств сомнительных коммерсантов, получающих подряды на реконструкцию Кремля, и многое-многое другое стало достоянием не только российской, но и мировой общественности, вам ясно, что в вопросе о моей отставке основным является личный интерес президента и его семьи. Иначе говоря, маски сброшены. Ситуация предельно упростилась. Или мы вместе с вами попытаемся остановить вал коррупции и спасти остатки авторитета нашей страны в мировом обществе, а я готов работать при вашей поддержке, или Совет Федерации пойдет дорогой, намеченной ему кремлевскими коррупционерами. Выбор за вами, уважаемые члены Совета Федерации. Благодарю вас за внимание».

Я почувствовал, что выступил удачно. Как мне потом сказали, эта речь добавила мне примерно 25 голосов.

Даже Лужков, обычно скупой на похвалу, и тот заметил:

– Я впервые слышал речь настоящего Генерального прокурора.

А дальше было голосование. С ошеломляющим результатом: 98 – против отставки, 52 – за отставку, 2 – воздержались.

Реакция Кремля на собственный провал была соответственная: на меня усилили информационный нажим. Доренко, Сванидзе, Шеремет буквально выворачивались наизнанку, стараясь услужить своим хозяевам и утопить меня в грязи. Из пыли вытащили даже Паколли – он тоже появился на телеэкране.

Особое бешенство у кремлевских «горцев» вызвала моя фраза насчет «возможной причастности президента и его семьи к коррупции». Шабдурасулов заявил, что администрация президента обратится в суд. Правда, уже прошло много времени, а она не обратилась в суд до сих пор и не обратится никогда.

На следующий день на Западе прошло сообщение, что «Банк дель Готтардо» подтвердил факт выдачи гарантий президентской семьи по трем карточкам.

Мои коллеги из Генпрокуратуры пригласили меня на допрос: что я имел в виду под словом «семья»?

– Только то, что подразумевает гражданско-правовое понятие: семья это ячейка общества.

– А что вы имели в виду под словом «коррупция»? – заинтересованно спросили коллеги.

– Коррупцию и имел в виду. Деньги на оплату покупок, сделанных семьей Ельцина, поставлял Паколли. За это Паколли получил очень выгодные подряды на ремонт Кремля, его лично приглашал к себе Ельцин, присвоил ему звание заслуженного строителя России… Это и есть коррупция.

Собственно, действительно, зачем я все это говорил? Да затем, чтобы Совет Федерации принимал решение со знанием дела. Ведь Ельцин обратился к сенаторам, руководствуясь не общественными, а личными интересами… А с другой стороны, я еще очень мягко высказался о президентской семье, вставил слово «возможной» – о «возможной причастности президента и его семьи к коррупции»…

15 октября я выиграл судебный процесс. Мосгорсуд признал незаконным решение о продлении сроков следствия, и я через два дня попытался выйти на работу.

На территорию Генпрокуратуры меня не пустили, милиционер, который раньше отдавал мне честь, лишь виновато развел руки в стороны.

– Не имею права!

– Почему?

– Таково указание руководства.

В это время по первому этажу Генпрокуратуры бегал Розанов и всматривался в окна: впустят меня на «подведомственную» ему территорию или нет?

Не пустили. Стало противно. И горько.

К этой поре в прокуратуру приехал Березовский – его пропустили вместе с машиной. Об этом я уже рассказывал.

Милиционер, который задержал меня в проходной, получил месячный оклад, его начальник Бродский, отвечающий за «неприкосновенность» территории, именное оружие, Розанов – орден.

Я же от этого режима не получал ничего. Кроме одного – звание заслуженного юриста. Но эта награда – сугубо профессиональная. И дают ее не за угодничество, не за ложь – совсем за другие вещи.

За что я боролся?

Часто мне задавали вопрос, почему я вздумал бороться против огромной государственной машины, почти не имея шансов на успех? Один известный олигарх сказал мне:

– Неужели вы не понимаете, что Ельцин может сделать с вами что угодно: он – царь!

Я боролся не за себя. Если бы я искал хорошей спокойной жизни, то давным бы давно уехал послом в Финляндию или в Данию либо стал членом Конституционного суда, как мне предлагал Юмашев. На одной из последних встреч люди Ельцина в обмен на мой отказ от борьбы и спокойный уход с должности предлагали пост постоянного спецпредставителя президента по связям с правоохранительными органами зарубежных стран, прекращение уголовного дела и широкую информацию в СМИ, что кассета – поддельная.

Я отказался от предложения.

Ведь поругана была моя честь, поругана честь моей семьи. А честь я обязан защитить. Как обязан и держать удары, какими бы сильными и болезненными они ни были. Дальше. Есть закон, и закон я обязан был защищать. Ведь без соблюдения законности любое государство обречено на гибель. Уступить преступникам я просто не имел права. Если уступил бы шантажу, то показал бы плохой пример своим коллегам, я тогда запятнал бы честь прокурорского работника. А ведь на меня смотрели многие, у многих прокуроров на периферии – была такая же, как у меня, несладкая жизнь.

Конечно же, я допустил ряд просчетов – кое-где мне не хватило воли и твердости. Особенно в начале моей работы. В частности, в ситуации с коробкой из-под ксерокса, но это – наука.

Прокуроры во многих странах мира играют ведущую роль в борьбе с беззаконием. Карла дель Понте показала всему миру, что Швейцария не должна быть только страной банковской тайны, должна быть и страной, которая объявила войну коррупции в международном масштабе. Прокурор Германии Кай Нэм дал команду допросить Гельмута Коля, несмотря на огромнейшую популярность этого человека в стране: раз Коль нарушил закон, значит, должен ответить. Кеннет Стар допрашивал Билла Клинтона. Эти люди стали на сторону закона – закона, а не политической целесообразности.

В России это делать сложнее. Россия пока еще не превратилась в правовое государство.

Много разочарований принесли и мои бывшие друзья. Трусость, желание усидеть в своем кресле и ради этого – готовность пойти на все, в том числе на подлость и предательство, всегдашнее стремление услужить. Не ожидал я этого от своих друзей, которым столько раз помогал… Как они не понимают, что мир не ограничивается, скажем, Покровкой, Лубянкой и Большой Дмитровкой, как же они будут смотреть мне в глаза в будущем?

В то же время радовали встречи с простыми людьми, – в них, и только в них, я находил и нахожу поддержку.

Ныне я пришел к выводу, что обычными правовыми средствами ни оргпреступность, ни коррупцию в России не победить – справиться с ними может только власть – обладая государственной властью, можно этих гадин раздавить.

Лишь власть способна решить, быть России правовому государству или нет. Но если власть сама завязана на преступлениях, как это было при Ельцине, то стать нам правовым государством она не даст никогда.