Тихое вторжение - Дмитрий Володихин

– Значит, ты еще слабее, чем я думал. Не помнишь ни рожна. Дубина, как же ты в поводыри-то к нему пошел? Ты, стружка обоссанная?

Тот ничего не ответил на оскорбления Клеща. Тогда я подал голос:

– Цугцванг, душегуб. Хочешь, дай ему команду, пусть убьет меня. Мне тоже похер.

Это, ребята, враньё. Мне очень даже не всё равно, выберусь я отсюда или нет. Все клеточки мои вопят: «Жить!» Но это же мразь, падаль ходячая, при ней только дай слабину, и она на тебе ездить захочет. Никогда я им своей слабины не покажу. Лучше сдохнуть.

– Тогда о чем торг? – спросил поводырь и сделал какое-то резкое движение.

В ту же секунду пальцы призрака нажали сильнее, и у меня перед глазами поплыло.

Кто-то вскрикнул, послышалась ругань…

– Всё! Всё! Больно. Не надо! Всё, больше не стану дергаться, – жалобным голосом сообщил поводырь.

Пальцы у меня на горле дали глотнуть чуть больше воздуха.

– Уби-ить гада? Нельзя, хозя-айка придет. Но потом, потом-потом придет. Уби-ить? Плохо. Не на-адо. Или на-адо?

Это еще что за пакость? Никак, отрок, держащий меня за глотку, осведомляется, будет ли полезным делом свернуть мне шею?

Пот льет с меня градом. Изо всех щелей. Если поводырь даст команду. Я хотя бы врежу напоследок его гаденышу…

– Сынок, тюш!

И я по тону понимаю: прямо сейчас мне не станут ломать позвонки.

– Тогда такой торг, – произносит Клещ как-то скованно, чувствую, что-то с ним не то, – тебе жизнь и нам жизнь. Он уходит. Мы уводим тебя.

– Не знаю, получится ли. Как он без меня?

– Не ври, не ври, – закипает Клещ, – на нем разгрузка с четырьмя контейнерами для артефактов. С ними он может передвигаться. Без тебя он одуреет, но не уснет.

– У-н-н-н-н… – глухо застонал поводырь. Видно, Клещ нажал ему на то место, где в нем проделали нештатную дырку.

Призрак опять зашипел у меня за спиной.

– Хорош-шо, – поводырь и сам шипит, только не от гнева, а от боли. – Я попробую отправить его к Филу, в Зону.

– Смотри, не ошибись. Я тебя читаю, как раскрытую книгу. И щадить не стану, ты для меня – дерьмо.

Поводырь тяжело вздохнул. Так тяжело, что даже мне, внизу, стало слышно.

– Неужели – всё? Четыре года я…

– Базлы – на потом. Работай! – заткнул его Клещ.

Тот потряс головой, пытаясь сконцентрироваться. Его здорово потрепали сегодня. Закрыл глаза, думает. Команду составляет.

– Сынок… отяй! Фил ту цал! Фил ту цал! Фил – твоё высшее. Фил – твоё высшее. Фил ту цал! Бурч!

Пальцы у меня на горле малость ослабили хватку, но не убрались. При желании я мог бы…

– Э-э-э-н-нь… – визгливо запричитал сверхсталкер, – э-э-э-н-нь… Ум где? Ум где мой? Э-э-энь… не бу-удет ум-а-а-а-а… Э-э-э-н-нь…

Того и гляди расплачется и начнет пинать игрушки, пускать сопли, лупить кулачонками по дивану. Еще, наверное, станет орать: «Не ха-ню-ю-у-у!!!» Вот только сначала все-таки прибьет меня от избытка чувств. Поломает как ненужное и незабавное. Как бы мне его все-таки…

– Сынок! Фил – ум! Фил ту цал! Отя-ай, отя-ай! Бурч!

Что-то скрипнуло справа от меня… хлопнула дверь… Грохот бытовой мелочи, падающей со стола в соседней комнате…

– Я мог его достать… – уныло сообщил Толстый.

О! О! Больше никто не душит меня! Меня не душат, ребята! Кажется, сегодня меня еще не заберут на тот свет… Очень славно, я, в общем, не тороплюсь.

Сверхсталкер исчез. Больше нет его в комнате.

Весь бой до отхода пятнистого – минуты четыре. Контроль над происходящим я сохранял первые секунд пять. Понимание происходящего – первые секунд десять и кусочек в самом конце. А готовились сто лет…

– Не знаю, как тебя зовут, бобёр, но ты не мог его достать, – произнес Клещ. – Он знал, что ты уже очнулся от нокаута. Не огорчайся, ты… эй, как тебя зовут?

– Зови Толстым…

И тут Клещ громко завыл.

– Тим, салажонок, иди сюда… быстро… Держи гадину на прицеле, только или сюда… Меня малость подрезали…

– А… призрак-то где?

– Только что убил еще двух спецназовцев и очень быстро уходит. Не перехватишь уже… Иди же ты сюда!

Я медленно поднимаюсь наверх, ни на секунду не отводя автомат с фигуры поводыря. Подхожу поближе. Наручников у меня, ребята, нет. Дома забыл, на супружеском ложе. Поэтому я просто фигачу поводырю автоматом по голове.

Тот падает. Я подбираю его автомат – от греха – и вижу, как сползает по стене Клещ. И насколько пропитана кровью его правая штанина. Он закрывает глаза, и я его не тороплю. Не надо соваться Клещу под ноги, когда его продырявили, он не любят, чтобы кто-то видел его боль.

Судя по всему, призрак, бросив нож из очень неудобного положения, почти не видя Клеща, закрытого поводырьим телом, все-таки попал. Не убил. Но задел серьезно. По сероватой коже Клеща разливается бледность.

Я велю Толстому сходить за Бекасовым.

– Сладкое и много. Перевяжу себя сам. Тащи сюда сладкое.

– Толстый, – говорю я, – ты как? Переломы, раны? Это из тебя крови выхлестало?

– Нет… Я локоть разбил, колено болит и на башке шишень набухает, а так – ничего. Бражников готов. Бражников… А Михайлов…

– Костя, Потом Михайлов. Тебе жена в вещмешок сладкое положила?

– Да. Пирожки с курагой. И запеканку. Только там, наверное, всё в кашу сейчас…

– Шоколадку, конфеты?

– Такого она не кладет.

– Срочно вынь всё и дай… эксперту. Клещом его звать.

– Помню.

– Дай ему… всю сладкую кашу, какая у тебя есть.

– А…

– Ясно, Костя?

– Ясно.

Он принялся стягивать с себя вещмешок, рыться в нем… А я пошел на кухню. Упаси господь, никто из этих гадов не потребляет сахар. Тогда – паршиво.

В дом вваливается старлей Бекасов и его ребята, человека четыре сразу.

– Где противник? Наши действия? – требует от меня офицер. – Я обрываю связь, а ответа нет!

Какие, мля, теперь наши действия… Я пропереть не могу, какие тут были действия, кто по кому и когда стрелял, а он хочет, чтобы я определил, какие действия будут…

Плечо болит, зараза, еще тоже радость!

– С кем связываетесь-то?

– С лейтенантом Бражниковым.

– А нужно было вызывать меня. Так положено во время этой операции. Бражников вон там лежит, он вам точно не ответит.

Бекасов смотрит и глазам своим не верит.

Надо включаться. Никто за меня тут командовать не станет. А если станет, то, следовательно, грош мне цена.

– Товарищ старший лейтенант! Сюда врача, срочно. Боевое охранение проверить. Сдается мне, вы найдете шесть солдат мертвыми. Хорошо, если только шесть.

– Снаружи никто не стрелял.

– Не перебивать! Слушать приказ! Врача – сюда. Охранение – проверить. Вызвать по рации еще одного медика! Может, кого-то он откачает… Никого, кроме врача, без моего личного приказания в комнату не допускать! Назначить старшего, который выполнит эти указания, сами останьтесь здесь!

Он живо отдал распоряжения. А я пока сбегал на кухню… о, есть сахар. Спасибо, Господи! Набрал стакан воды. Поднялся наверх, к Клещу. Он там с невероятной скоростью уплетал всё, что ему принес Толстый.

– Какие будут дальнейшие приказания, товарищ военсталкер? – осведомился Бекасов.

Старается. Облажался со связью, решил без мутных гражданских обойтись, а теперь заглаживает вину.

– В первую очередь… всё, что вы здесь увидите, относится к понятию «секретно». Ничему не удивляйтесь и ничем увиденным ни при каких обстоятельствах ни с кем не делитесь. Иначе нарветесь на неприятности по службе. Второе. Вам перед операцией выдали наручники, хотя спецназу они по жизни на хрен не нужны. На втором этаже лежит раненый шибздик, которого мы тут поймали, лежит без сознания. Но это очень хитрый шибздик. Может, он уже очнулся или очнется прямо сейчас…

– Еще нет. Но скоро, – уточнил Клещ, едва оторвавшись от жратвы.

– Так. Осторожно подойдите и нацепите наручники. Потом разорвите ему штаны – там, где ширинка, – и приспустите ниже колен.

Надо отдать старлею должное. Видит, что в комнате живого места нет, всё снизу доверху пулями исковыряно. Видит, что сослуживец его, лейтенант Бражников, валяется в луже крови, и, кажется, ему кирдык. Слышит, что солдат его неведомо кто положил. Но он получил приказ и выполняет его без лишних вопросов. Вон, завозился над телом поводыря. Сейчас ничего другого и не надо.

Клещ забрал у меня сахар, забрал воду, принялся хрустеть рафинадными кубиками, изредка скупо отхлебывая из стакана. А я оглядываю поле боя, пытаясь понять, кто, кого, чем…

На полу валяется стальная чурка тяжелого пулемета «Утес» без станка. Из нее торчит лента с патронами. Вот чем приложил меня сверхсталкер, вот чем он мне, зараза, в плечо въехал… Только почему он нас из нее не расстрелял в упор и только разок гавкнул из коридора, а потом заглох? Я уж не удивляюсь, как он эту дуру таскал и как отдачу гасил. В дуре двадцать пять килограммов, не считая боезапаса, калибр у нее 12,7, предназначена она для борьбы с бронетранспортерами и БМП, а не для камерных разборок на даче. Нет, парни, я не удивляюсь, тварюга, за пять минут уложившая столько народу, еще и не на такое способна. Но почему призрак почти не стрелял? И, кстати, какого буя мы ржали как сумасшедшие?