Бездна - Александр Авраменко

Тяжёлые бомбардировщики медленно, для истребителей, ползли по небу. И чего им бояться? Откуда НИИ подойди — всюду торчат стволы многочисленных крупнокалиберных пулемётов. И не один, не два самолёта — ТРИСТА! Да если кто осмелиться противостоять такой силище, то его враз прошьёт добрая сотня стволов! англичане пёрли самоуверенно, словно на параде. Иван потянул рукоятку управления на себя, и его машина послушно полезла вверх. Наглые бритты ещё не встречались с их новыми машинами. И теперь самоуверенных гордецов ждала расплата за Баку и Грозный.

Выше. Выше. Ещё выше. Звук мотора слегка изменился, а «соловей», как назвали наддув пилоты, запел чуть громче. Пора! Машина чуть качнулась и опустив нос устремилась к земле. Иван наметил себе самого первого, с нарисованной на носу голой шлюхой. Газ до упора! «МиГ» камнем, подгоняемый не только силой двигателя, но и земным притяжением, мчался на врага. Его силуэт вырастал с ужасающей быстротой в визире прицела. Пора! Мощь отдачи полного залпа тряхнула машину с такой силой, что колени чуть не сорвало с педалей, удержали ремешки, которыми унты пристёгивались к ним. Огненные трассы устремились вниз, обгоняя стремительную молнию перехватчика, и врезались прямо в фюзеляж «семнадцатого» — пилот не поверил своим глазам, когда мощный бронированный корпус внезапно раскрылся, как бутон одуванчика, и оттуда брызнуло пламя и непонятные обломки. Бомбардировщик словно провалился в воздухе и истребитель едва успел среагировать, направив машину в открывшийся просвет. Воздушные стрелки англичан не успевали среагировать на мчащиеся с ураганной скоростью советские машины. Сила инерции вынесла «МиГ» вновь на высоту, пилот осмотрелся, торопливо пересчитывая своих — все на месте. Рядом послушно пристроился ведомый. Потянулся было по привычке показать рукой следующую атаку, но спохватился, нажал рукой тангенту:

— Следующий заход, орлы. Идём — в лоб!..

Глава 26

На пути в Париж!

— Убрать перископ!

Взвыли моторы, и густо смазанная тавотом сигара поползла вниз. Лодка шла на смертельный риск, но дело того стоило: только что Фёдор Видяев рассмотрел среди бушующих на поверхности волн медленно ползущий войсковой конвой. Добрых два десятка транспортников. Эсминцы охранения. Густо дымящий прорыватель, на которые шли либо приговорённые к смертной казни преступники, либо полные отморозки. И даже небольшая авиаматка. Впрочем, из шторма она была вполне безопасна — это только русские могли в такую погоду запускать свои самолёты, невзирая на смертельный риск. А цивилизованные французы — никогда. Вопрос атаковать или не атаковать не стоял. Другое дело, что из-за такого волнения торпеда могла либо просто уйти мимо, либо внезапный шквал мог обнажить лодку, и тогда она станет лёгкой добычей для британских эсминцев. Впрочем, в любой момент её и так могли засечь сонарами, и тогда… Видяев даже передёрнул плечами, вспомнив, как они торпедировали нахального англичанина в Белом море. Скрежет рвущихся переборок, хлопки лопающихся ламп, и даже, как ему показалось в гидрофоне, вопли умирающих «Томми»… Но там — новые полки, а то и дивизия нелюдей, рвущихся напиться человеческой крови, стереть с лица земли очередной город, сжечь живьём его жителей, на кону — судьба страны, его семьи, поэтому, невзирая на риск надо атаковать, чуть помедлив, он отдал приказ:

— Приготовиться к атаке!

Мгновенно эти слова разнеслись по лодке, застучали каблуки торопливо разбегающихся по своим местам краснофлотцев, чуть сильнее, казалось, завыли электромоторы. Лодка медленно, крадучись выходила на позицию, акустик, высунувшись из своей кабины крикнул:

— Шум винтов усиливается, проходит к северу.

Видяев молча кивнул. Томительно поползли секунды, пока «щука» маневрировала.

— Глубина — пятнадцать. Старшина, дифферент на нос — два градуса. Поворот семь градусов.

— Есть!

— Так держать!

— Есть так держать!

Фёдор торопливо повернулся к штурманскому столу.

— Что там?

— Торпедный треугольник рассчитан!

— Всплыть на десять метров! Перископ поднять!

Чуть слышно завыли тяговые, и сигара поползла вверх. Он вжался взглядом в линзы и даже отшатнулся — настолько близко оптика приблизила тронутый ржавчиной, крашеный шаровой краской борт, усеянный громадными заклёпками, практически дистанция пистолетного выстрела! С такого расстояния выпускать торпеду опасно. Что делать? решение пришло мгновенно — поднырнуть под эсминец и бить сразу их кормового и носового торпедного аппарата.

— Первый — пятый аппараты к стрельбе изготовить!

— Первый аппарат — готов!

Через мгновение:

— Пятый аппарат — готов!

Фёдор поднёс к глазам часы, отсчитывая секунды.

— Глубина — двадцать пять метров, погружение! перископ убрать!

Бухание и звон винтов стали невыносимыми. Кое кто даже зажал уши.

— Первый, пятый аппараты — пли!

Он словно физически увидел, как рванули рычаги спуска, как замолотили винты воду и хорошо смазанные смертоносные игрушки выскользнули из своих труб, стремительно ввинчиваясь в воду.

— Пятнадцать. Тринадцать… семь…

Штурман монотонно отсчитывал секунды.

— Одна, ноль, минус один, минус…

Неужели промах?! Командир внутри весь сжался, но в этот миг ударил гулкий взрыв, за ним — другой. С треском лопнула лампа от близкого взрыва, обдав всех осколками даже через защитную решётку.

— Срочное погружение. Моторам — стоп. Акустику — слушать!..

— Есть шум погружения. Слышу металлический скрежет, похоже, ломается корпус. Точно так, товарищ командир!

— Штурман, занесите в журнал: потоплены транспорт водоизмещением восемь тысяч тонн и эсминец охраны. Время, координаты.

— Есть, командир!..

…На мгновение солнце затмила яркая вспышка — брызнули в разные стороны обломки самолёта, мимо фонаря пронеслась гигантская плоскость с ещё вращающими винты моторами. Иван не успел даже охнуть, как его «МиГ» пронёсся мимо уродливого облака дыма, оставшегося на месте взорвавшегося на собственных бомбах «Б-17»… Победа была полной. Начал его полк, затем подоспели ещё, нагрянула и невиданная доселе в этих местах эскадрилья «Фокке-Вульфов» из немецкой авиашколы под Казанью. В воздух было поднято всё, что могло летать: от курсантов лётный школ, до практически всех авиационных частей Люфтваффе и СССР. В эфире стоял сплошной гул от мата русских пилотов и коротких отрывистых команд немцев, до завываний горящих в ослепительном пламени авиационного бензина англичан и американцев. Ожесточение боя достигло высшей стадии. Небо было перечёркнуто огненными трассами снарядов и пуль, распорото в клочья винтами и осколками. Землю изрыли шрамы от падающих с неба обломков самолётов. Из дыма и пламени время от времени выныривали купола спасающихся лётчиков. И не раз и не два нос истребителя склонялся в сторону парашютиста и короткая трасса обрывала жизнь неудачливого агрессора. Или того перерезало пополам, или разрывало на части разрывом крупнокалиберного снаряда, а то и вспыхивал купол, и тело камнем летело к земле, чтобы превратиться в окровавленный мешок костей. Их, этих пилотов, никто из своих не осуждал — все знали, ЧТО принёс родной земле враг, а многие из лётчиков потеряли свои семьи ил других близких в той мясорубке уничтожения, которую организовали англичане и французы…