Последний наследник Триады. Том 3 (СИ) - Магарыч Григорий

— Чем мы должны будем заплатить в ответ? — спросил я у мужчины в конце разговора.

— Император не называл ничего конкретного, — отозвался Игнат. — Он лишь дал понять, что иметь должника такой величины, как вы, Константин Шагайн-Громов, дорогого стоит.

— Вот как.

Впрочем, всё это можно было трактовать как отмашку Романова, по которой мы должны были начать подготовку к смотринам.

Пока Грибников готовил документы к продаже и переоформлению района, в котором жили безродные, я принялся готовить Юрия Громова ко встрече с Подольскими. Парень за месяц в заточении успел побледнеть, немного схуднул и зарос. Пришлось возиться около трёх дней, чтобы отмыть его и привести в норму. Сложности добавляло и то, что парню не было разрешено выходить на свет.

Тем не менее, как только поступило ответное письмо от Эдуарда Подольского, мы расселись в автомобиль и направились в сторону земель графа. Тот по наставлению Романова готовил свою дочь к нашему приезду.

Мы прошли в богатое поместье под сопровождением слуг и расселись по своим местам. Через пару минут к нам прибыли хозяева: сначала Эдуард со своей супругой, а затем и сама Людмила. Высокая крепкая девушка с широкими бёдрами и румянцем на щёках.

Она тихо прошла в комнату, положила перед нами чашечки с кофе и присела между своими родителями. Вела себя так, как подобает дочери графа — скромно, но в то же время горделиво. Не смотрела в нашу сторону. Не разговаривала — уткнулась глазами в свою тарелку и слушала.

— Ну-с, — Эдуард Подольский оглянул нас с братом. — Приветствую вас, господа Громовы. В последнее время кто только о вас не говорит. Как добрались?

— Без происшествий, — отозвался я.

— Это хорошо, — степенно кивнул Эдуард. — Знавал я вашего отца. Сильный был лидер для своей семьи. Соболезную.

Я кивнул в ответ. На самом деле, Эдуард и вся его семья знали о том, что у нас с Юрием была дуэль, в ходе которой он как бы погиб. Граф знал, что я не тороплюсь афишировать возвращение брата, поэтому старался внимания на этом не акцентировать. Говорил о смерти отца и прочем, как бы уходя от этой темы.

— А кто из вас, собсно, Юрий? — спросил Эдуард. Юрий поднял руку. — Расскажи о себе, сынок.

И Юрий начал рассказывать. Притом делал это с энтузиазмом; он словно понимал своё положение и хотел заполучить расположение Людмилы всеми возможными способами. Я к тому времени поддакивал, даже если ловил брата на лукавстве.

— Та-акс, ну хорошо, — задумался Эдуард Подольский и поглядел на дочь. — Людмила у нас единственная доченька, поэтому мы не хотим отдавать наше солнышко в плохие руки.

— Мы понимаем.

— Я, значится, вот что хочу сказать. Подольские далеко не простой графский род, господа. Мы не любим людей, которые действуют против людей, устанавливающих законы. Поэтому спрошу прямо. Как-то вы связаны с контрабандой?

— Мой брат является значимой персоной в Архангельском Дозоре, господин Подольский, — с наиграным возмущением заявил Юрий. — И сейчас он глава княжеского рода. Его слово для меня — закон! Конечно, никакой контрабанды в нашем роду не было, нет и быть не может!

— Точно?

— Абсолютно, вот вам мой крест! — Юрий перекрестился.

Ах, льстец. В чём он действительно хорош, так это в способности расположить к себе.

— Хорошо, верю, — смягчился в лице Подольский и приобнял дочь. — Иди, солнышко, пообщайся с парнишкой.

Ещё бы ты нос воротил после просьбы Императора.

В общем и целом, никто из молодых не выказал несогласия. Юрий вполне себе симпатичный молодой парень, который вполне подходил Людмиле. Пара хорошо смотрелась. Не знаю, насколько всё было искренне, но для меня важно было другое. А именно союзничество и дальнейшее партнёрство наших семей.

Когда мы возвращались домой, я объяснил брату, что он может чувствовать к Людмиле всё, что угодно, но стоит ему поднять на девушку руку, либо же прилюдно унизить, как я тут же выгоню его из рода. Тот сказал, что и не думал о таком, ибо девушка и впрямь ему понравилась.

Впрочем, я был в хорошем расположении духа, поэтому принял его слова за чистую монету. Ощущал, как череда проблем, конфликтов и интриг медленно отступала.

Да и Юрий как никто иной разбирался в делах рода Громовых, потому мог в компании с Грибниковым решить многие из проблем. Я был уверен, что он будет следовать моей воле на протяжении тех периодов времени, пока у нас есть общий враг. Оттого становилось чуть спокойнее.

Глава 24

Аристарх Оболенский стоял у стены и мирно помалкивал, сцепив руки в замок перед собой. Столп Империи боялся и слово лишнее сказать. Всё потому, что перед ним, за круглым столом, сидели все четверо членов Старостата Архангельского Контрольного Пункта Дозора, которые выслушивали от Его Величества всё то, что так долго копилось у Оболенского.

Напряжение в воздухе можно было ощутить физически. Разговоры этих людей велись на таких высоких тонах, что, казалось, одно лишнее слово Аристарха Оболенского сможет стереть его с лица земли.

—…немыслимо! — господин Тулаев сокрушался в возмущении. — Вы в своём уме, Ваше Величество⁈ Вы собираетесь опыт променять на сомнительный талант? Наши заслуги перед Империей несравнимы с жалкими выпадами Константина Шагайна!

— Вы не можете разжаловать действующий Старостат в одночасье! Я буду жаловаться в министерство! — не менее яро негодовал Георгий Лазарев. — Народ выйдет на улицы, если это случится! Вам лучше убить нас, чем унижать таким способом!

— Покажите мне хоть одно доказательство вашего участия в самоуничтожении зоны пропуска тумана, и я на глазах всей Империи принесу свои извинения! — ещё громче сокрушался Пётр Романов. — Старые вы негодяи! Врать вздумали⁈

И все осеклись. Не каждый раз встретишь Императора в таком состоянии.

— На это потребуется время, мы не можем… — Харитонов не договорил, наткнувшись на грозный взгляд Императора.

— Вы ввели меня в заблуждение, выдав желаемое за действительность! — хлопнул ладонью по столу Романов. — За лжесвидетельство о происходящем на фронте люди проводят десятки лет в заточении, но вас, господа, ждёт лишь разжалование! Точнее, у вас есть выбор, либо вы лично и прилюдно оглашаете Шагайна Старостой Дозора за заслуги перед Империей и избегаете всевозможных репрессий, либо записываете своё имя в список предателей!

После сказанного в помещении настала гробовая тишина. Но напряжения от этого не убавилось. Аристарх Оболенский, глядя на всё это, совсем съёжился. Будто стало холоднее. Такого напряжения ещё не испытывал ни один из членов Старостата.

А Романов говорил по делу. За всё то время, пока солдаты очищали и восстанавливали крепость Контрольного Пункта Дозора, эти четверо вели себя так, словно не Константин, а именно они самолично отправились в туман, перебили всех тварей и показали людям как надо работать. Словом, почивали на лаврах, которых не было. Ещё и возомнили из себя невесть знает кого — настолько, что сами начали верить в свою же ложь.

А когда вскрылась правда, начали возмущаться. Аристарху было смешно на это смотреть.

— Ваше Величество… — хотел-было вставить Харитонов, но тут же был прерван.

— Я всё сказал! — Император поднялся на ноги. — Через неделю вы, негодяи такие, всем составом должны быть в Московии! Вручение будет проводиться официально!

— Но это вызовет массы протестов! Он молод, глуп и неопытен!

— Не вы-ызовет, если вы честно признаетесь народу, что именно Шагайн в одиночку уничтожил целую зону пропуска тумана, вернул около десятка гектар земли Империи и отдалил границы аномалий от Архангельска! За такое столпа дают, а он попросил вашу должность. Скажите ему спасибо!

— Вот же… — заиграл желваками Харитонов. — Мелкий вредитель.

— Молчи, Харитонов. Лучше молчи, негодяй! — пригрозил пальцем Государь. — В такое время не должно быть места личной неприязни! Молодость ваша далеко позади, пора бы начать искать себе преемников, а не зады свои лживые тут греть!