Ворон и роза - Сьюзен Виггз

— Лорелея, — тихо позвал он.

— Уже наверху.

Она сидела в окружении молодой листвы на деревянной площадке, ловко усроенной между ветвями старого дерева, и лукаво поглядывала на него сверху. Ее ноги, смехотворно маленькие, обутые в замшевые сапоги, висели прямо над его головой.

На изгибе ствола Дэниел обнаружил ветку, за которую можно было ухватиться, и забрался наверх. Он двигался осторожно из страха сбить это шаткое сооружение на землю.

— Привет, — сказала она и поправила прядь волос на его виске.

Он отчаянно желал, чтобы ее легкие прикосновения не оказывали на него такого странного действия.

— Привет, — Дэниел осторожно присел на краешек площадки, стараясь находиться как можно дальше от Лорелеи. Зеленый юнец со своей девушкой и то более смел. Дэниел был почти уверен в том, что у него дрогнет голос.

— Я хочу попросить тебя кое о чем. И хочу, чтобы ты как следует над этим подумала.

— Я слушаю, — она моргнула своими огромными карими глазами, с нетерпением ожидая продолжения.

Дэниел нахмурился и отвел в сторону взгляд.

— Лорелея, ты когда-нибудь размышляла о любви между мужчиной и женщиной?

Девушка сжала обеими руками его руки.

— О любви? — лицо ее стало удивленным, а улыбка такой радостной, как восход солнца. — Ты хочешь сказать, что мы — влюбленные?

— На самом деле, я…

— О, я это знала! — она подняла его руки и прижала к своей груди. Дэниел почувствовал, как сильно бьется ее сердце, тычась в грудную клетку под его пальцами, словно слепой щенок в мягкое вымя матери. — Я это знала.

— Но подожди. Мы…

— Я так рада, что мы можем, открыто разговаривать. Я думала об этом две недели, удивляясь, почему чувствую себя странно, когда смотрю на тебя.

— Не будь…

— Иногда мне было так больно, я уже думала, что заболеваю.

— Единственное, что ты…

— Послушай, когда отец Джулиан показал мне письмо от Фуше, я испугалась, что у тебя в Париже много любовниц. Конечно же, так оно и есть. Но, вероятно, теперь они для тебя ничего не значат, потому что ты здесь, со мной.

Ему невыносимо было слышать ее признания. Не имея иной возможности остановить поток ее слов, Дэниел обхватил руками ее нежное лицо и крепко поцеловал.

На мгновение он забыл обо всем, растворившись в неистовой страсти, которую Лорелея даже не пыталась скрыть, когда прижалась к нему, принимая его ласки.

Зловещий треск площадки заставил Дэниела вспомнить о цели их встречи. Он нехотя оторвался от розовых мягких губ. Каштановый локон шаловливо упал ей на щеку, и Дэниел легким движением убрал его точно так же, как несколько минут назад это сделала Лорелея.

Ему придется вновь обмануть ее, жестоко обмануть. По крайней мере, он должен дать ей шанс повернуть назад.

— Лорелея, ты неверно поняла меня. Мужчины такие, как я, не влюбляются.

Дэниел ожидал разочарования, потока упреков, даже слез. Вместо этого девушка прижалась к нему, уткнувшись в его куртку, и рассмеялась.

— О, Дэниел. Какие нелепости ты говоришь, — она отодвинулась назад, уперла свои кулачки в бока и передразнила его: «Мужчины такие, как я, не влюбляются». — Девушка вновь весело рассмеялась: — Ну, конечно же, влюбляются. Ты же влюбился!

— Лорелея, ко мне это не относится.

— Относится, — нежные пальчики легко погладили его щеку. — Я наивная. Но вовсе не тупая и бесчувственная. Я же чувствую твою любовь, когда ты обнимаешь меня. Когда целуешь, — Лорелея коснулась губами его губ. — Дева Мария, какой удивительный вкус у твоих губ.

— Лорелея, не надо…

— Я могу сказать тебе. Это смесь меда и вина.

— Черт возьми, ты выслушаешь меня или нет? — Дэниел в отчаянии запустил пальцы в свои волосы и взъерошил их. — Любовь — это не какой-то экзотический вкус или легкое трепыхание в твоей груди.

— Я знаю, — с ее лица сползла улыбка, и оно стало очень серьезным. — Ты прав. Это самое сложное, самое удивительное из всех человеческих чувств, такое глубокое и всепоглощающее, что глупо даже пытаться описать его.

— О Боже, — не стараясь больше ничего объяснить Лорелее, Дэниел устало закрыл глаза.

Она обняла его за шею. Ее прикосновение опалило его огнем, который ему уже никогда не погасить.

— Просто согласись с этим, Дэниел. Ты — суровый человек. Тебя ранили. Но тебя можно вылечить.

Он не мог заставить себя сейчас признаться ей, что в его сердце не осталось ничего, что можно было бы вылечить. Но и не мог оставаться равнодушным к ее легкому, как перышко, прикосновению.

— Вот так, Дэниел, — Лорелея облизала губы. Видение ее маленького розового язычка привело его в трепет. — Мы влюбились друг в друга. — Что мы будем теперь делать?

Дэниел знал, что спорить с ней бесполезно. Кроме того, она избавила его от необходимости лгать. Он вздохнул и произнес:

— Мы поженимся.

ГЛАВА 11

Пугливо озираясь на дверь, Лорелея за полночь торопливо складывала свои вещи в рюкзак, любовно задерживая каждую из них в дрожащих от страха и возбуждения руках.

Запасной комплект крепкой, теплой одежды. В прошлом году Сильвейн вырос из пары шерстяных брюк. Умелые руки отца Гастона перешили их на ее хрупкую фигурку. Она погладила пальцами пояс брюк, который украшали вышитые розы. Над рукоделием отца Гастона подшучивали, но он упорствовал, желая придать ее одежде хоть что-то женственное.

Девушка уложила брюки на дно рюкзака и взяла в руки молитвенник. Эту книгу подарил ей отец Джулиан в день ее конфирмации[18]. Настоятель собственноручно вывел ее инициалы на переплете из телячьей кожи. Лорелею переполняло чувство любви и благодарности к этому строгому человеку, который воспитывал ее с младенчества и заменил ей отца. У Лоре леи было тяжело на сердце. Ее тайный побег с Дэниелом обидит отца Джулиана. Но разве у нее есть выбор? Она не могла оставаться здесь и постоянно терзаться мыслями о том, что кто-то из обитателей приюта мог быть убийцей. Не могла и согласиться уехать в монастырь и позволить до конца дней своих заточить себя там. Ей остается уйти с Дэниелом, последовать зову своего сердца.

Следующими Лорелея бережно упаковывала свои записи вместе с несколькими медицинскими инструментами, подаренными отцом Ансельмом. Самые ценные его подарки нельзя было упаковать в рюкзак. Она носила их в своем сердце и памяти. Старый каноник научил ее различать добро и зло, ценить человеческую жизнь выше всех других ценностей.

Он дал ей знания на всю жизнь. Девушка положила в рюкзак щетку для волос, искусно вырезанную из рябины, со щетиной дикого кабана, подаренную ей в прошлом году отцом Эмилем. На обратной стороне щетки было вырезано маленькое ветвистое дерево. Лорелея подозревала, что это было Дерево Свободы — символ революционеров, сохраненный отцом Эмилем со времен его пребывания в Париже.