Твердые орешки - Ефим Петрович Чеповецкий

Все замолчали. Вовку словно холодной водой окатило. «Этого еще не хватало! — со страхом подумал он. — Сделают из меня вора, а потом оправдывайся!» — И Вова почувствовал, как на лбу выступил холодный пот, а в животе зашевелились макароны. Теперь и слезы сами брызнули из глаз, и он заплакал навзрыд.

— Вот-вот, он вам и слезы и истерику закатит! Все они умеют! — продолжала тощая тетка с авоськами.

Вова закрыл лицо руками и вдруг над ухом услышал старушечий голос:

— Господи, жалости в людях нет! Бога не боятся! Дитя, может, сутки хлебушка во рту не держало…

Вова приоткрыл один глаз. Перед ним стояла маленькая старушка и протягивала ему кусок булки с маслом.

— Ешь, милый, ешь! — приговаривала она, тыча горбушкой в рот.

Вова скосил глаза на толстый слой масла и почувствовал, что макароны уже подбираются к горлу. «Надо бежать!» — подумал он. Но было поздно. В круг вошел милиционер и, как все милиционеры, сказал:

— В чем дело, граждане? Что здесь происходит?

Тощая тетка обрадовалась и снова затараторила:

— Милиция во всем разберется! Ниточку потянет — клубок размотается. Всех их, голубчиков, переловят!..

Милиционер посмотрел на тощую тетку, потом на Вову и строго спросил:

— Ты чей будешь?

Вова очень пожалел, что затеял всю эту историю. Ему захотелось домой, к маме и бабушке. Он открыл рот, чтобы во всем сознаться, но старушка с булкой его опередила:

— Беспризорник он, мил-человек. Круглый сирота, приютить некому…

Старушка это не выдумала: ведь он сам заявил, что беспризорник. Если сейчас он скажет, что всех обманул, то люди рассердятся. И он заревел на всю улицу, выкрикивая: «Мама! Ма-ма!»

— Беспризорник?! — удивился милиционер, и на лице его появилась растерянная улыбка. — Вот это да!.. Интересно! Что же мне с тобой делать?.. Постой, постой! — спохватился он. — В шестом отделении, кажется, есть детская комната. Ну-ка, пошли!

Вова покорно пошел за милиционером и даже сам протянул ему руку. Вскоре показалось здание милиции. Милиционер завел Вову в комнату дежурного и доложил:

— Вот, товарищ старший лейтенант, беспризорника привел! — При этом он пожал плечами и улыбнулся.

Дежурный, разбирая какие-то бумаги и не глядя на Вовку, сказал:

— Сейчас займемся, — потом громко позвал: — Варвара Степановна! Варвара Степановна!

Из соседней комнаты быстро вышла маленькая юркая женщина и вместо «здравствуйте» на ходу сказала:

— Конечно, это мой контингент! Я как чувствовала, что сегодня кого-нибудь приведут.

Вову она почему-то назвала «контингентом» и шумела и суетилась так, как будто в милицию привели не одного, а по крайней мере сотню беспризорных.

— Согласно плану мы ребенка сперва обработаем, потом он примет пищу, а затем, по культурной линии, покажем ему кинофильм «Чапаев», — сказала Варвара Степановна.

Вова перестал что-либо понимать. Ему грозили какой-то «обработкой», а потом собирались почему-то показывать «Чапаева».

Но он примирился со всем и молчал.

«Обработкой» оказалось обычное купание под душем. Причем Варвара Степановна беспокоилась: не слишком ли горяча вода? Не холодна ли?

«Прием пищи» означало съесть сладкий пирог с маком и запить его киселем. Тоже не страшно.

А когда дело дошло до «Чапаева», то дежурный категорически запретил показывать кино одному человеку. Варвара Степановна протестовала. Она говорила, что ее контингенту положено кино, и она не виновата, что беспризорники нынче вывелись. Варвара Степановна своего добилась… И хотя Вовка раз десять смотрел Чапаева и знал картину наизусть, он опять с не меньшим удовольствием следил за событиями на экране.

И вот когда фильм подходил к концу и Чапай с Петькой отстреливались от беляков с чердака, в комнату вошел старшина милиции и коротко бросил в темноту:

— Пришли родители!

Вовка не знал, радоваться ему или плакать. Пока он думал, зажгли свет, и в комнату вошла мама, бабушка и дворник дядя Петро. Вовка заревел и бросился к маме. Обнимая сына и прижимаясь к нему мокрыми щеками, мама говорила:

— Милый ты мой! Глупый ты мой! Да как же ты мог такое придумать? Мы уже с ног сбились…

Бабушка стояла рядом и краешком платка вытирала слезы. Дворник дядя Петро, почтительно сняв шляпу, стоял у дверей и повторял:

— Дело ясное! Дело ясное!

Когда все они выходили из милиции, Вова сердито посмотрел на бабушку и сказал:

— Это ты во всем виновата! Наговорила мне про беспризорников…

— Тюлень ты! — ответила бабушка. — Я тебе рассказывала про старые времена. Теперь у нас давно беспризорников нет…

Дома с Наташкой оставался папа. Когда пришли домой, он крепко обнял Вовку и поцеловал его прямо в нос. Одна Наташка не волновалась. Она голышом лежала на постели, болтала розовыми ногами и пускала пузыри своим беззубым ртом.

Вова посмотрел на нее и увидел, что у нее очень смешной чубик и большие красивые глаза. Он почувствовал, что любит ее и его тоже все любят и никто не собирался о нем забывать. Сначала он хотел об этом сказать родителям, но потом передумал и, сложив ловко пальцы, показал Наташке зайца.

Митрофан с подушкой

На шестой день после открытия смены, когда третий отряд после завтрака ожидал на своей линейке вожатого, по лагерю прошел слух: «Прибыл новенький!» Вожатый Виталий подошел к своему отряду и, тяжело вздохнув, глядя куда-то в небо, сказал больше для себя:

— Ох, братцы, наградили нас, кажется, твердым орешком!

А вскоре показалась старшая вожатая. Она направлялась прямо к ним. За ней перекатывалась маленькая полная женщина. Рядом шел рослый, плотный паренек с румянцем во все щеки. Все это никого не удивило бы, если бы у паренька к чемодану не была привязана большая подушка.

— Вот так так! — сказал Витя Боре. — У него небось в чемодане и зонтик, и калоши, и грелка припрятаны?

Девчонки прыснули и собрались в кучку, а Вадик Шишкин, дружок Вити, добавил:

— И соска, наверное…

Тут уж все расхохотались.

— Сейчас же замолчите! — с трудом сдерживая улыбку, сказала старшая вожатая и обратилась к Виталию: — Примите Митю Кухленко в отряд. А вы, ребята, запомните: Митя впервые в пионерском лагере. Поэтому наших обычаев еще не знает. Познакомьтесь с ним и подружитесь.

Митина мама в это время обследовала