Живое и мертвое. Ученик мага - Михаил Костин

— Не храбритесь. За пределами Вероллы есть власть, которая подчиняется Консорциуму.

— Вы идеализируете, дорогой Бруно. Вне Вероллы есть местечковая власть, которая фактически не подчиняется никому, но делает реверансы и идет на уступки Веролле. Заметьте, я говорю о Веролле, а не о Консорциуме. Они согласятся с любой властью, которая здесь сидит, лишь бы им не ломали привычный уклад. Не делали хуже. Консорциум не имеет реальной власти дальше столицы. И малограмотный маг, умеющий включить вечером фонари, пользуется зачастую не меньшим уважением, чем градоначальник.

— Мы не знаем этого наверняка и обо всех городах.

— Я знаю, — жестко отрезала Ионея.

Старик поглядел на нее с уважением.

— Вот потому вы и лидер, — сказал он, выдержав паузу. — Вы лидер для всех наших магов, жаждущих хоть толики свободы. И для всего народа, который встанет не против магов, а, скорее, против Консорциума.

Лана наблюдала за ними молча, со стороны. Ионея годилась старику не в дочки даже, а во внучки, но тот смотрел на нее с неизмеримым уважением, как на человека не только равного, но и во многом поднявшегося выше. А Бруно был не просто старше. Если верить слухам, он по праву считался одним из самых сильных магов ОТК и имел вход практически во все кабинеты Консорциума.

Ионея на слова старика лишь легко рассмеялась.

— Бросьте, Бруно. Я для них только символ. Если уж кто и руководит ими, то вы. Вы мои глаза, уши и руки в этом городе все эти годы.

— Нет, — помотал головой старик. — Им нужен лидер. И этот лидер не я, а вы.

— Ерунду вы говорите, ерунду. Не бывает никаких повстанческих лидеров. Бывает только гнет обстоятельств, и тогда приходит человек, который дает толчок тому, что само давно назрело. Символ. Знамя. Портрет. Как угодно. Я не оружейных дел мастер. Я не разбираюсь в оружии. Я лишь тот палец, который спускает курок. Пуф! Не было бы меня, думаете, этого не произошло бы? Произошло бы. Просто немного позже.

— Возможно, вы и правы, — кивнул старик. — Но только эти маги вечером придут не ко мне. Они придут к вам. И пойдут они не за мной, а за вами. Потому что вы — лидер.

— Нет, — улыбнулась госпожа. — Потому что я — символ.

Лана слушала их и молчала. Все звучало и выглядело странно.

А вечером в огромной зале тайком собрались маги. Десятки, сотни магов. Лана смотрела, как появляются все новые и новые лица, и не верила, что в одном городе, пусть даже в Веролле, может быть столько магов.

Они заполняли все свободное пространство и тихо переговаривались. И огромный зал гудел грозно и устрашающе, словно улей. А потом вышла госпожа, и все сразу умолкли. Она заговорила о гнете, свободе и переменах. О том, что, когда нечего терять, когда власть требует невыполнимого, государственная пирамида переворачивается. И что они уже готовы перевернуть ее, потому что им нечего терять. Потому что жить в тюрьме невыносимо, особенно, если тюрьма эта ограничена не стенами каземата, а границами ОТК.

Она говорила и говорила, а маги, каждый из которых в отдельности был самолюбив и амбициозен, слушали ее, превращаясь в толпу, готовую по одному движению ее руки сровнять с землей всю Вероллу. Но Ионея сказала, что разрушать надо избирательно и с умом, убирать только лишнее, чтобы было из чего потом строить новое. А после прозвучал день, когда…

И Лана обрадовалась и испугалась. Испугалась, потому что это было совсем скоро. И обрадовалась потому, что это было совсем скоро, и, если все пройдет успешно, возможно, Консорциум потеряет власть прежде, чем его сошлют на острова. А тогда, пусть Ионея считает ее дурой, пусть погонит прочь, но пусть только поможет освободить его. Или вот Лорд Бруно и другие маги. Ведь не бросят же они своего собрата в тюрьме.

8

Статья не выходила. Напрасно О'Гира сидел над ней весь вечер и всю ночь. Материалы были, наброски были. Имелись изящные, загодя заготовленные фразы. Легкие и насмешливые. За такие не получишь нагоняй, потому что не сказано ничего предосудительного, но между строчек каждый первый прочтет то, что он зашифровал. За это его и любили, за это и прощали ему все. За то, что он легко между строк поливал грязью те стороны жизни, которые не нравились ни одному трезвомыслящему человеку, и тех людей, что за этим стоят. Он делал это тонко, зло и изящно, с цинизмом и иронией. Делал.

Санчес потер виски и встал из-за стола. Затравка к циклу статей, крючок, который подцеплял читателя, была написана и сдана еще днем. Завтра, вернее, уже сегодня утром это прочитают. Завтра, вернее, уже сегодня днем в редакции от него ждут вторую статью. А лучше и третью. И дальше весь цикл.

Цикл статей, которых нет.

Он прочитал пару строк, набросанных до того, и скомкал лист. Ерунда. Все не то и все не так. Почему? Ведь и слова гладкие, и тема острая. И герой статьи живой. Вот оно. Герой не живой. Главное действующее лицо недопонято. Что-то он не прочувствовал в этом простоватом и глуповатом приставе. Воспринимал его все время как дурня, у которого в голове со школьной скамьи осталась только история Консорциума, а из работы он почерпнул лишь нехитрые навыки и набор должностных инструкций.

Надо наведаться к приставу.

Решив так, журналист умылся, сгоняя подступающую после бессонной ночи дрему, взял блокнот и вышел вон.

Отдел Магического Надзора оказался закрыт для сторонних людей. Не помогли даже документы и свежая газета со статьей за его авторством. Сидящий на вахте служака был непреклонен.

— Ну, тогда хотя бы попросите господина старшего пристава подойти сюда, — попросил Санчес.

— Как звать? — смилостивился вахтенный.

— Ниро. Старший пристав Отдела Магического Надзора.

Служака кивнул и уткнулся в какую-то толстую тетрадь, исписанную именами и номерами. Наконец поднял на журналиста сердитый взгляд.

— Не значится такой, — произнес он так, будто перед ним стоял шпион.

— Смотрите внимательнее, — настаивал журналист.

— Не значится, — повторил служака, не глядя в тетрадь. — Со вчерашнего дня. Ждите.

И, встав из-за конторки, удалился.

Ждать пришлось недолго. Служака вернулся через несколько минут. За ним следовал хорошо одетый господин с улыбкой скорпиона.

— Деранс, — протянул он руку, улыбаясь настолько приторно, что возникало желание смыть эту приторность уже со своего лица, будто она могла прицепиться, — капитан Жорж Деранс. А вы?

— Санчес О'Гира, — отрекомендовался журналист.

В масляных глазках капитана мелькнуло узнавание. Безусловно, он слышал фамилию и знал, чем чревато появление подобного человека.

— Пройдемте, — приглашающее махнул рукой Деранс, пропуская журналиста в недра отдела.

Санчес полагал, что капитан поведет его к себе в кабинет, но тот отвел его на диванчик здесь же, в вестибюле.

— Итак, господин журналист, вас интересует мой подчиненный, — с наигранной ласковостью начал капитан и Санчес понял, кому пытался подражать Ниро. — Дело в том, что он арестован и будет осужден, потому вполне понятен мой интерес к вам. Вы его друг?

— Я бы так не сказал, — покачал головой журналист.

— Я так и думал, — еще гаже улыбнулся Деранс, намекая на то, что у пристава под следствием вряд ли найдутся друзья, и Санчес поймал себя на желании стукнуть гадостного капитана по ухмыляющейся роже.

— Вы неверно меня поняли, — холодно сказал журналист. — Я просто не знал вашего пристава настолько, чтобы назвать его другом. Он попадал в сферу моих профессиональных интересов. Он вел дело до недавнего времени, я собирал материал для ряда статей о вашей службе. Хотя не скажу, что он был мне несимпатичен.

Глаза капитана снова замаслились, но это было наносное. Санчес чувствовал, что в голове капитана идет мыслительный процесс. Деранс что-то высчитывал, просчитывал, поворачивал так и эдак. А еще он опасался журналиста. Еще не боялся, но уже относился с излишней осторожностью. Это Санчес почувствовал сразу.

— Вот как, — произнес капитан. — Вы знаете, это было не самое лучшее дело и не самое грамотное исполнение, господин О'Гира. Я бы не хотел, чтобы по этому поводу писались статьи и наша работа оценивалась по такой редкой, но, увы, случающейся неудаче. Тем более, что виновный уже арестован и понесет наказание.

Деранс смотрел на него притворно-ласково, так, словно пытался подтолкнуть к какой-то мысли. Санчес мысль не улавливал. Чувствовал только, что здесь что-то не так. Да и за что могли наказать пристава? Не за сбежавших свидетельниц же, в самом деле.

— Хорошо, господин капитан, — зеркально улыбнулся он. — Но дело в том, что серия статей уже заказана, оплачена и запущена в работу. Если у вас есть ресурс, чтобы повлиять на руководство центральной газеты столицы, то я всенепременно откажусь от работы над этим материалом.

Он растекся в тошнотворно-приторной улыбке. С точно такой же улыбкой смотрел на него Деранс. Только глаза капитана не улыбались. За их маслянистостью стоял расчет и жестокость.