Не расстанусь с коммунизмом. Мемуары американского историка России - Льюис Г. Сигельбаум

на обед, и я вышел из здания в тот же самый внутренний двор. Балкон был прямо у меня перед глазами. Кейт Браун в своей блестящей книге писала о «еще не забытых местах», о том, что «часто места, на первый взгляд богатые смыслами, не обладают достаточной силой, чтобы рассказать историю и передать нам ее значение». Вот почему, добавляет она, «место часто разочаровывает» [Brown 2015: 5]. Пожалуй, так и есть, но в моем случае все произошло наоборот: случайно увидеть фотографию, сидя в том же здании, где располагался новый нацистский правитель Минска, а затем оказаться в том же дворе, на который он внимательно смотрел, – это как услышать рассказ места и осознать, что происходило в этом городе между началом войны и освобождением летом 1944 года.

Мы с Ральфом сообщали, что работники ЦГАОР БССР практически нам не помогали. Например, нам не позволяли пользоваться архивно-справочным аппаратом – как будто машина времени закинула нас назад, в Москву 1973 года. Тем не менее я ухитрился несколько часов проработать с фондом 861 («Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков») за 1944-1949 годы и сделать ряд лаконичных записей, например:

On. 1, ед. xp. 12, л. 25: КАЛИНКОВИЧИ (15 декабря 1944 г.): Евреи в городе собраны, отвезены на грузовиках на 1,5 км (сев.-восток) и там расстреляны. Задействованы – ПЕРЕЧИСЛЯЮТСЯ – 3 «полицая», 12 грузовиков, 50-60 чел.

Оп. 1, ед. хр. 12, л. 93: КОПАТКЕВИЧИ (1948-1949): Ссылка на записи от августа 1941 г., карательная экспедиция в дер. Секеричи Колковского сельсовета, задержано 4 чел, расстреляны, «только потому, что они евреи»; декабрь 1941 г., 8 в дер. Птич + 25 расстр.; март 1942 г., 12 чел. в дер. Копаткевичи сожжены заживо на кладбище.

Оп. 1, ед. хр. 12, л. 162: АКТ (17 декабря 1944 г.) – перепись еврейского населения, август 1941 г.; привлечены к самым грязным работам; имущество конфисковано, 96 евреев расстреляны.

Наталья (работница архива) говорит, в отделе «Киноархив» имеются документальные съемки гетто: 222720 Дзержинск, Минск, обл., ул. Мопровская, 1, дер. Мурмыло, Станислав Иванович.

Чрезвычайная государственная комиссия, которую возглавляли два известных советских еврейских писателя, Василий Гроссман и Илья Эренбург, собирала такого рода свидетельства на всех оккупированных территориях Советского Союза. Нелегкий путь, который прошли выводы комиссии, прежде чем стать достоянием широкой публики, сейчас хорошо известен, но тогда, в 1990 году, мы ничего об этом не знали (см. предисловие Хелен Сигал к [Black Book 2002]). Помню, как Хильберг пренебрежительно отозвался (сказав что-то вроде: «Ну, это же только свидетельские показания»), когда я выразил изумление в связи с ужасающими деталями вроде тех, что процитированы здесь. Не менее удивительно, что после завершения этих заметок я полностью забыл, что когда-либо их делал, пока они снова не попались под руку, когда я готовился писать эти воспоминания.

Рауль больше оценил то, что я нашел в других архивах. В Минском областном архиве (ф. 688, документы Минского городского комиссариата, в основном коллаборационистской городской администрации с 1941 по 1944 год) хранились списки русских и немцев, получавших вещи, расписки за выдачу реквизированного имущества евреев, пропуска, выданные немцам, размещенным в Минске, поименные списки плательщиков за аренду квартир, списки одежды, изъятой у евреев, и просьбы местных жителей о материальной помощи. В отличие от Центрального государственного архива, там мы пользовались полным доступом к справочному аппарату. В Харькове, где директор проявляла свое расположение к нам, я видел записи об учебных заведениях, находившихся на оккупированной территории (предмет, который по сей день остро нуждается в исследованиях), и администрации города. Среди последних документов (ф. 2982) обнаружилась самая значимая находка: размеченный цветом список жителей по улицам в алфавитном порядке, согласно переписи населения декабря 1941 года, с именами евреев на желтых страницах и именами русских, украинцев, поляков и немцев – на белых. Оккупанты использовали этот список, чтобы собрать евреев города – около 10 тысяч человек – на территории тракторного завода, где подразделения из Einsatzgruppe С начали их казнить[112].

В своей поездке мы столкнулись с советским порядком, на тот момент быстро распадающимся. В ожидании рейса на Москву в аэропорту Харькова я забрел в комнату отдыха, где вокруг телевизора собралась группа молодых людей. Подойдя ближе, я увидел, как Горбачев на экране упрашивает толпу в Вильнюсе не соглашаться на выход Литвы из СССР. «За пятьдесят лет, – говорил он людям на площади Ленина в Вильнюсе, – мы стали связаны вместе, нравится нам это или нет». Я не мог оценить реакцию толпы в телевизоре, но смешки телезрителей сомнений не оставляли. Затем, узнав, что наш рейс из-за метели отменяется, я вышел на улицу, пытаясь сообразить, что теперь делать. Ко мне подошла пара парней в кожаных куртках и предложила отвезти нас в Москву сквозь снежную бурю. «Разве ехать не слишком опасно?» – спросил я недоверчиво. «Нет проблем», – ответил один из них, прежде чем назвать цену в долларах. Не желая рисковать своей жизнью, я поторопился уйти; в результате цена несколько раз снижалась, а потом они в отчаянии согласились на плату гораздо менее ценными русскими рублями. Так я неожиданно впервые узнал, как люди торгуются. Как бы то ни было, из-за нашей осторожности нам пришлось провести еще одну ночь в Харькове и спать в неуютном месте, именующем себя «мотелем», недалеко от аэропорта. К тому времени, когда мы добрались на следующий день до Москвы, мы пропустили свой рейс домой. Поэтому нам пришлось заселиться в гостиницу, достопочтенный «Националь» на улице Горького. Когда мы дали паспорта женщине за стойкой, она заметила, что срок действия наших виз истек, что, собственно, так и было. При этом Рауль раскричался на нее, обвиняя в бюрократии и прочих неприятных вещах. «Она только выполняет свою работу», – как помню, заметил я, и мгновенно пожалел о выборе слов, которые он, несомненно, слышал раньше в другом контексте.

Хильберг вскоре после того, как мы расстались в нью-йоркском международном аэропорту, написал мне: «Хорошо, что мы были вместе в этой поездке». Он скончался в 2007 году. В 2013 году, спустя почти четверть века после того, как я ездил с ним в Минск и Харьков, чтобы помочь найти в советских архивах материалы для музея Холокоста, я провел исследование совершенно другого плана в библиотеке этого музея. Я узнал от аспиранта Чикагского университета, что музей получил оцифрованные копии советских архивов, включая материалы Совета по эвакуации и его региональных филиалов[113]. Созданный менее чем через неделю