Отрок. Внук сотника (Часть 1-2) - Евгений Красницкий

Вот так и мы „бьем в там-там“. Вчера Михаил читал семнадцатый псалом — песнь победителя. Какая там песнь — на каждой строчке спотыкаешься, а в исходнике, наверно, действительно петь можно было…»

— О чем задумался, Миня?

— А что это вы делаете?

— Потерпи, Миня, все поймешь. Юля! Отдохнула? Давай дальше. Подчинила Нинея попа, а дальше?

— А дальше я как-то у них третьим оказался и все Нинее испортил.

— Сам-то понял, как это у тебя вышло?

— Кажется, понял. Они друг друга ненавидели и презирали, а я их обоих любил, ну, так на так и вышло — все рассыпалось.

— Юля?

— Все так.

— Нет, не так! Чувства правильные, а слова нет!

— Какие слова?

— «Ненавидели и презирали». Ненавидят только того, кого боятся! А того, кого боятся, не презирают. Понятно?

— Это Нинея-то боялась? Да если б не Минька она его бы… Ой, мама, страшно-то как!

— Ну, поняла наконец?

— Это же не для лечения, это для убийства… Вот стерва, чему же она меня научила?

— Вижу, что не поняла. Это не для лечения и не для убийства. Это для полного подчинения. А с тем, кого ты под себя подмяла полностью, ты можешь делать все, что захочешь: вылечить, убить, сделать рабом, заставить других убивать — все, что захочешь!

— Мама, прости, я думала лечить… Я не знала…

— Прекрати реветь! Должна была знать! Наше ведовство от Макоши, а Нинеино — от Велеса! Чего ты тут не знала?

— Зачем она меня так? Мама, за что?

— Зачем? А сама не понимаешь? Миня, а ты?

— Может, ей помощница нужна? Внучки-то еще маленькие, а все остальные перемерли.

— Кто перемер? Одна деревня? Да Нинея в округе на семь дней пути в любой деревне любую девчонку себе забрать может! Она волхва! Она умереть не имеет права, пока смену себе не вырастит. А тут такой подарок — знахарка в шестом поколении выпестованная, с первого показа науку усваивает. Знаешь сколько нужно учиться тому, что ты с Минькой сделала? Полжизни! А к кому прибежала? К парню, который с попом дружит, а не христианин, в Светлых Богов не верит, а они его любят. Да где такое еще найдешь?

— Тетя Настена, так она теперь за Юлькой охотиться станет, надо же как-то ее защитить!

— Юлька! Хватит ныть! Слышала, что Михайла Фролыч сейчас сказал?

— Да как он меня защитит?

— Ты СЛЫШАЛА, что он сказал?

— Ой, он же и вправду… Минька, ты что? Мама, а что же мне теперь?..

— А ничего. К Нинее — ни ногой, науку Нинеину забудь, а в остальном — живи, как жила. Ты сейчас редкий случай увидела: в мальчишке мужчина проклюнулся: он понял, что ему есть кого защищать. Никто его не заставлял, никто ему ничего не обещал, он сам решил, а ты это решение почувствовала.

«Вот это номер! Нинея мне совсем недавно о том же самом толковала. А ТАМ считается, что мужиком становишься, когда первый раз трахнешься. Теперь понятно, почему у рыцаря обязательно должна была быть дама сердца. Это, как бы, свидетельство зрелости и независимости — готовность сложить, если нужно, голову, защищая не свою семью или собственность (это естественно), а того, кого ты сам выбрал. Кхе, как говорит дед Корней. А что тут еще скажешь?»

— А теперь, Михайла, поговорим о том, что я сразу сказать тебе хотела. Я, правда, думала, что поп наш от Нинеи живым не вернется, но все равно, он долго не протянет.

— А помочь ему можно? Я видел, что он кровью кашляет, ты можешь с этим что-нибудь сделать?

— Чтобы больному помочь, он сам должен этого хотеть. При его болезни надо хорошо питаться и скоромной пищей не пренебрегать, жить в тепле, чистоте и покое. А ты же знаешь как он живет: постами себя изнуряет, на холодном полу часами на коленях стоит, в доме у него холодно, не прибрано, неуютно. Плоть он, видите ли, умерщвляет! Если уж создал вас Бог по образу и подобию своему, так зачем же такую хорошую работу портить? Не могу я ему помочь, и никто не может, потому, что он сам этого не хочет.

Настена произнесла последнюю фразу с ожесточением, но было видно, что злится она не на попа, а на то, что приходится произносить ненавистные для любого лекаря слова: «Ничем не могу помочь».

А теперь слушай, Михайла, что я тебе скажу! После Михаила сюда обязательно другого попа пришлют, и никто не знает, как он ко мне и Юльке отнесется. Ты, может, и не знаешь, но во многих местах знахарей и лекарей попы изгоняли, а бывало и убивали. Не своими руками, конечно, людей натравливали, но, все равно, убивали они. Если со мной что-нибудь случится…

— Тетя Настена! Да у нас…

— Не перебивай! Я сказала: ЕСЛИ со мной что-нибудь случится, позаботишься о Юльке ты. Она тебе сейчас покажет, как из нашего дома можно незаметно уйти. Уведешь ее сначала в лес, ты уже доказал, что в лесу выжить сможешь. Потом… Потом она тебе скажет, куда дальше, но на самый крайний случай или если понадобится на короткое время укрыться, отведешь к Нинее.

— Мама, ты же сама сказала…

— Знаю, но случиться может всякое, это — на самый крайний случай. Нинеи не бойся: это ты раньше ничего не знала, а теперь ей с тобой управиться трудно будет, а отказать в помощи она не посмеет. Ну а через год или два, когда ты первую кровь уронишь, она с тобой уже и не совладает, не по силам ты ей станешь.

— Значит, отец Михаил еще года два прожить может?

— Не знаю Михайла, не знаю. За ним смерть два раза в год будет приходить — весной и осенью, когда сыро. Переживет осень, переживет и зиму, если не застудится сильно. Переживет весну, переживет и лето. Все! Юля, одевайся, покажешь Михайле путь к броду.

— Подожди, тетя Настена, я еще спросить хотел.

— Ну, спрашивай.

— Почему у нас от этой болезни только старики умерли, а у Нинеи все? Она, ведь, травы тоже знает, а ничего сделать не могла.

— Как тебе сказать… — Настена в задумчивости потеребила в руках полотенце. — Тут какой-то одной причины нет, много всякого… Перво-наперво, жили мы и они по-разному. У нас в селе жилья с земляным полом, наверно, и нет уже ни у кого, а в Нинеиной деревне?

— Почти везде — земляной, и топят по-черному, в некоторых домах даже не печи, а очаги.

— Вот: старые обычаи блюли, а на земляном полу болеют чаще, это тебе не только любой лекарь, но и просто здравый человек скажет. И пищу по-другому готовили, да и сама пища отличалась. А Нинея… Да, травы она, конечно, знает, но я вот, лекарка, больше ничем другим не занимаюсь — только лечу, а Нинея — волхва. Волхвы не только лечением, а сразу всем занимаются, бывает, что это — не всегда хорошо.

— Когда все сразу, то — ничего как следует?

— Ну не так, чтоб уж совсем, но если бы она была просто лекаркой, может и нашла бы способ… Трудно сказать.