Заступник. Твари третьего круга - Арина Свобода
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грай вспомнил отчаянные Ланкины глаза, наглую ухмылку Фолка… И заговорил — уверенно, искренне. Иначе сейчас было нельзя.
— Отец, я никогда не предавал тебя — это истинная правда! — его голос по-мальчишески зазвенел. — Да, я знал, что Кессель работает на Арсона, но решил, что это играет нам на руку. Пусть он тратит свои деньги на продолжение экспериментов, пусть оплачивает создание прибора. А мы придем на готовое. В нужный момент вмешаемся и возьмем прибор в свои руки.
— В нужный момент? — перебил Элин. — С чего ты взял, что можешь решать, когда он наступит? Из-за твоей самодеятельности мы чуть не остались с носом! Прибор уже готов! И если бы не я, он оказался бы у Арсона и тот стал бы главной фигурой на доске! Недоумок! Запомни раз и навсегда — решения здесь принимаю я! Твое дело — выполнять мои указания.
Старик, уже успокаиваясь, потер левую сторону груди. Тяжело дыша, отвел взгляд от виноватого лица Грая и бросил почти мирно:
— Кессель у меня. В карцере.
— А… остальные? — он чуть не выдал себя, чуть не спросил о Нике.
— Распустил с миром. Зачем кормить эту прожорливую ораву теперь, когда прибор у меня? Хватит одного-двух, самых лучших из команды. Нас ждет блестящее будущее, мальчик мой! Закончились наши страдания.
Дверь отворилась, впуская молодую женщину в строгой прямой юбке и свободной блузке жемчужно-серого цвета, под которой обозначился заметный уже живот. Грай не сразу признал Ивку — размалеванную и вызывающе одетую ночную бабочку.
— Здравствуй, Грай, — негромко произнесла она. — Выглядишь просто ужасно, но я рада видеть тебя. Эли, милый, тебе не стоит так волноваться. Может, лучше выпьете чаю?
Грай перевел взгляд на старика, и постоянно грызущая его боль и беспокойство за Ланку на мгновение отступили, вытесненные изумлением. Лицо старого волка разгладилось, осветилось изнутри мягким, незнакомым светом.
— Ивви, — нежно произнес он. — Не беспокойся, детка. Мы сами разберемся с Граем. Тебе нужно больше отдыхать.
Улыбка Ивки была отражением лица Элина — счастье и любовь.
— Я совершенно здорова. Но если вы будете продолжать ссориться, тогда я точно расстроюсь. Ваши крики слышны даже в жилом крыле. — Она шутливо погрозила пальцем Граю: — Что ты натворил, негодный мальчишка?
Мальчишка?! Да он младше этой потаскухи всего на несколько лет! Грай открыл рот. Закрыл. Взял себя в руки. И произнес:
— Прости, Ив. Я бы с удовольствием выпил чаю.
Сердце заколотилось. Все складывалось как нельзя лучше.
— Ладно, — проворчал Элин. — Все вы — дети мои неразумные. Прощаю. В который уж раз? Видишь, — он кивнул вслед выходящей Ивке и неожиданно улыбнулся, — на старости лет и мне счастье подвалило. Отцом стану. Анализы подтвердились. Если бы ты знал, сколько лет я ждал этого. И не чаял уже.
Проклятье! Хоть уши закрывай. Элин без мыла к любому в душу залезет, как только рот раскроет. Надо было притащиться этой пузатой дуре!
— Что скалишься? — спросил Элин. — Знаю, думаешь, распустил нюни на старости лет. Только, Грай, страшно уходить из этого мира, зная, что ждет тебя впереди. Страх открывает дверь в сон. И приходит день, когда ты понимаешь — все, что тебе осталось, это лишь готовиться к вечному Темному.
— Подожди, ты же видел Светлый Лес? Учил, что если жить свободно, то есть шанс попасть туда.
Элин поморщился:
— Я слишком стар, чтобы обманывать самого себя. Мой Лес вряд ли будет светлым.
— Отец!
Элин махнул рукой — не нужны мне твои утешения.
— Хочется продлить свои дни, Грай. Оттого-то я и создал «Живых». Чтобы помнили обо мне, когда уйду навсегда. Люди — тупая скотина, стадо. Хочешь, чтобы они за тобой последовали, — придумай легенду и стань избранным.
Грай невольно восхитился. Что ни говори, но старик создал великую империю. Невидимые нити опутывали весь город, управляли самыми разными людьми от мэра до нищего, полубезумного охранника Арни. А самое забавное, что большинство из них даже не догадывались, что пляшут под чужую дудку. Что вокруг — только ложь! С первого слова до последнего.
Элин сграбастал его за шею крепкой пятерней, притянул к себе. Заглянул в глаза, близко-близко.
— Помнишь, как ты тогда замерзал? Из гордости, из обиды. Чтобы причинить боль родителям, которые любви твоей не поняли и не поддержали, когда помощь нужнее всего была. Помнишь, как ты плакал передо мной, когда рассказывал о Марисе?
— Помню, — процедил сквозь сжатые зубы Грай. Разбередил душу проклятый старик. Как ножом по живому.
— Я тебя, непутевый сын мой, сразу впустил в сердце. Потому что ты — живой, ты мой. Такой же, как я, — можешь подняться над трусливым быдлом и жить, как сам захочешь. В тот день я понял — в тебе продлюсь. И все эти годы терпел твои выходки, боролся за тебя, потому что любил. А ты любви моей не хотел. Только свободы.
Любви, зло подумал Грай. Как же! Это не любовь — тиски. Каторга!
Элин разжал пальцы, оттолкнул Грая.
— А теперь я тебя отпускаю… Живи, как знаешь. И я еще поживу. Теперь есть за что бороться. Для кого жить. Уж он, мой родной сын, кровиночка моя, меня не оставит. И в награду будет избавлен от страха перед снами!
Ивка вернулась быстро. Грай осторожно нащупал в кармане рубашки пластиковую ампулу. Он сможет. Ради Ланки. Все просто — старик уснет, а он вытащит Эррана из карцера. Только-то и нужно — незаметно вылить содержимое в чашку.
Ивка красиво расставила на низеньком столике посуду, водрузила в центр тарелочку с крохотными пирожными. Разлила чай и вдруг уселась, явно не собираясь уходить. Триар похлопал ее по коленке.
Грай едва не запаниковал — подбросить снотворное в чашку Элина не было ни малейшей возможности. Это с самого начала было слабым местом плана, но он понадеялся на удачу. А сейчас старик сидел напротив, Ивка сбоку — как незаметно влить снотворное, когда они смотрят в упор?!
— Чем будешь семью кормить? — спросил Элин. — Что ты умеешь, кроме как с парашютом сигать, да в Темный шастать?
Ивка хихикнула.
— Придумаю, — буркнул Грай.
— Мои двери для тебя всегда открыты.
Напряженную тишину за столом разбила телефонная трель. Элин обернулся, но Ивка уже вскочила и заботливо подала ему трубку.
— Мэр Романо! Да. Нам есть, о чем поговорить, — старик отошел к столу, помахал Ивке рукой — найди мне документ. Ивка начала копаться в бумагах.
Грай молниеносно выдавил в чашку Элина бесцветную жидкость.
— Думаю, тебя заинтересует мое новейшее изобретение, Дарин. Заодно и бумаги подпишем. Я сейчас занят. Приезжай через… час, — сказал старик, взглянув на часы, и весело подмигнул Граю. — И слышать о нем не хочу. С Арсоном покончено!
Ивка просияла глазами и чмокнула Элина в морщинистую щеку. Старик вновь уселся за столик и отхлебнул чаю.
— Можешь приходить к нам со своей Аланой, — миролюбиво сказал он. — Будем дружить семьями.
— Спасибо, отец.
Никогда этого не будет! Если все получится, он заберет Ланку и заляжет на дно. Старик никогда не простит предательства. А если не получится, он сам себе не простит…
Разговор не клеился. Грай сидел, как на иголках, с трудом сохраняя на лице почтительное выражение. Ивка собрала посуду и вышла.
Элин привычным движением потер грудь в области сердца.
— Что-то устал я. Душно здесь. Дом нужен. Красивый, просторный. Чтобы лес рядом — за грибами будем ходить, гулять. Хотя, какой сейчас лес… Дикость одна. Ничего… Мы эту дрянь выведем. Мы теперь все можем…
— Прощай, Эл. Я пойду, — медленно сказал Грай, едва сдерживаясь, чтобы не закричать: «Засыпай! Ну, засыпай же, старый хрыч! Времени мало!»
Элин вяло кивнул.
Грай бросился к письменному столу. Дернул левый ящик — там старик всегда держал ключи. Связка была на месте.
— Ты… что там… А…
Старик не успел договорить — Грай уже запирал дверь снаружи.
Он быстрым шагом направился к лестнице, ведущей в нижний ярус, где напротив мусоросжигателя находился карцер — каменный мешок два на два метра, место для наказания непокорных. О том, что именно здесь исчезали те, кто осмеливался усомниться в Триаре, знали лишь двое. Остальным говорили, что они отправились в другой Узел, чтобы и там основать семью «Живых». Тех, кто умирал от голода и жажды в карцере, вспоминали в молитвах, превозносили в проповедях. От тел избавлялись здесь же. Слабоумный Арни, которого Элин держал как раз для такой работы, выпив лишку, рассказал об этом Граю, да еще и наглядно показал. Это стало последней каплей. Тогда-то Грай и решил уйти из секты.
Мусоросжигатель — огромная старинная печь с открытым устьем — пылал, наполняя подвал зловещим красноватым светом. Рядом с ним никого не было. Прикрыв за собой дверь подвала, Грай бросился к карцеру, мучительно пытаясь вспомнить, какой из ключей на связке открывает большой амбарный замок. Подходящих было три. Первый вошел легко, но проворачивался в ту и другую сторону, не задевая язычка. Грай сунул второй и сразу понял, что ошибся. Ключ намертво сцепился с замком. Застрял, не желая ни поворачиваться, ни выходить. Проклятье! Грай стукнул рукой по каменной кладке. Потом еще и еще. Проклятье! Он взвыл от боли, сунул руку под мышку. Страх поднимался изнутри, мешая думать. Если он не вытащит Эррана, все будет напрасно. Грай снова схватился за ключ. Ну же, ну! Давай! Ты должен, должен повернуться! Поворачивайся, зараза!