Кофе по-венски - Валентина Дмитриевна Гутчина

– Все в порядке? Надеюсь, ваш зуб прошел, – он смотрел на меня с ноткой сочувствия. – Вы улетаете или…

Я торопливо кивнул, тут же отрицательно покачал головой, в конце концов, нервно рассмеявшись.

– И то, и другое, Мох: буквально только что я проводил маму с Томасом, а через пару часов начнется регистрация на мой московский рейс. А вы – вижу, вы тоже улетаете в Лондон?

Он улыбнулся.

– Я тоже улетаю… Между прочим, вы слышали – дело о смерти Моники Левоно закрыли?

Полагаю, пока он произносил эту фразу, я покраснел. Елки-палки, как мне было неловко перед этим парнем, что смотрел на меня со столь сочувственной улыбкой! Словно прочитав мои покаянные мысли, он деликатно коснулся моего плеча.

– Ален, вы действительно никуда не торопитесь? Я хотел бы поделиться с вами очень ценной информацией.

Мягкое упоминание некой «ценной информации» заставило меня покраснеть сильнее. Итак, готовься, болтун Ален! Сейчас парень вежливо выскажет тебе все свои вполне законные претензии.

– Разумеется, Мох! Я весь в вашем распоряжении.

Мох кивнул и пару минут задумчиво смотрел на людей, снующих вокруг нас в различных направлениях, радостно смеющихся и озабоченно хмурящихся, только что прилетевших в Вену или наоборот, готовых к отлету. Наконец, он вздохнул и перевел взгляд на меня.

– Ален, вчера был удивительный день: все мы, поклонники кофе, которых познакомил фестиваль, прощались, обнимались и танцевали, обещая когда-нибудь непременно навестить друг друга. Ну а для меня это был и вовсе необыкновенный вечер: ко мне бесконечно подходили самые различные люди, даже те, с кем я лично не был знаком, и горячо пожимали мне руку. Скажу вам честно и откровенно: долгое время я никак не мог понять, с чем все это связано.

Он все с той же мягкой улыбкой смотрел на меня, а я, все так же перманентно краснея и багровея, не знал, куда девать глаза.

– Все стало ясно, когда в свою очередь ко мне подошел Курт Кеннел. Полагаю, все американцы – ребята без затей. Этот здоровяк что есть сил хлопнул меня по плечу и произнес, крепко сжав руку: «Спасибо, брат! Ты взял на себя черную, но, увы, необходимую работу, потому что эта Моника была на редкость отвратительной девчонкой». Тут уж, сами понимаете, я попросил немного подробнее пояснить, что конкретно он имеет в виду и что за «черную работу» я выполнил.

Курт взглянул на меня с некоторым удивлением. «Ну, как же! Ведь это ты угостил отравленным кофе Монику». – «Почему я?». Курт расхохотался, лукаво погрозив мне пальцем: «Потому что она узнала, что когда-то ты отравил собственную супругу, и попыталась тебя шантажировать. Тогда ты отравил ее, за что лично я тебе очень благодарен. Эта Моника в разгар пьянки в буквальном смысле залезла ко мне в кровать, так что моя женушка Стелла едва меня не удушила. Столько неприятностей из-за одной итальянки!..»

Откинувшись на спинку стула, Мох смотрел на меня с легкой укоризной – так мудрый отец смотрит на олуха-сына.

– Еще пара вопросов, и я узнал, что самостоятельное следствие провел русский парень Ален, который получил главные сведения от моей сестры Нины и, собственно, от самой Моники, перед самой ее смертью.

Он едва не рассмеялся, глядя на мою, полагаю, к тому времени уже багровую, физиономию.

– Ну, что вы, Ален, не тушуйтесь! Кстати, я очень благодарен вам за то, что вы не сообщили все эти, ставшие вам известными, факты, в полицию Вены. Мне было бы очень непросто доказать свою невиновность. И все-таки, поверьте мне, я и не думал травить Монику. Но для того, чтобы вы мне поверили, я должен рассказать вам всю свою нехитрую историю.

Он тут же стер с лица улыбку.

– Как я понял, моя милая сестра рассказывала кому-то в кафе историю о том, что я отравил свою богатую и старую жену. Этот рассказ услышала Моника и предприняла ряд действий. Полагаю, утром второго августа она проследила за мной, выяснив, что я завтракаю в ресторане «Бейрут». В этом ресторане, Ален, работает мой бывший одноклассник Али Салем – отличный парень, который, кстати сказать, никогда ни за что не признается, что два раза видел меня в своем ресторане в компании Моники Левоно.

На лице Моха вновь появилась светлая, немного грустная улыбка.

– Первый раз наша встреча состоялась второго августа. Я только-только успел позавтракать, как ко мне за столик неожиданно подсела эта самая Моника. Она посмотрела на меня, прищурившись, и сказала буквально следующее: «Дорогой Мох, у тебя потрясающая сестра. Вчера я слышала ее рассказ: несколько лет назад ты отравил свою престарелую богатую женушку. Тебе потрясающе повезло, что той смертью не заинтересовалась полиция…Но как ты думаешь, что будет, если я напишу анонимку в полицию Лондона? Ведь они могу провести эксгумацию тела?..»

Она произнесла это без пауз, без передышки, тут же поднялась и ушла, а у меня в одно мгновение исчезло желание жить, смотреть на солнце, мечтать при луне. Я всю жизнь пытался относиться к своей сестре как к другу, несмотря на то, что она всю жизнь меня жестоко и зло критиковала. И вот теперь я понял, что все напрасно – у меня не было и нет сестры.

Негромкий баритон звучал совсем рядом, и гул голосов и сообщений диктора уходили на задний план – я слушал историю жизни и любви Моха Амарали из Лондона.

– Это с точки зрения Нины я женился на «старой» Тильде из-за ее богатства, потому и отравил ее, когда пришло время. А я действительно влюбился. Мне было двадцать лет, а Тильде – тридцать пять, но разницы в годах не было, когда я смотрел на эту женщину! Она была по-настоящему роскошной, и дело даже не в дорогих туалетах и ароматах – она была роскошной по самой своей сути, как бывает роскошна лишь истинная королева. Она искрометно шутила и удивительно нежно улыбалась, она прочла миллион книг и знала все на свете, могла говорить на шести языках, включая мой родной – арабский. Когда я был с ней, для меня не существовало никого и ничего кроме нее, от каждой ее улыбки, адресованной мне, я был безмерно счастлив. И, поверьте, Тильда никогда не была старой! Она всю жизнь оставалась юной и прекрасной.

Он слегка прищелкнул пальцами, тепло улыбнувшись своим воспоминаниям. В тот момент, казалось, парень забыл обо мне, просто вернувшись в счастливые годы собственной молодости.

– Мы поженились. Вокруг нас, как я сейчас понимаю, было немало людей, подобных Нине – они