Наследник Хаоса - Николай Алексеевич Некрасов

Сломя голову по тёмным улицам. Деловые мужики не были похожи ни на сотрудников полиции, ни на бандитов, ни на тех, кто стал бы работать на Алана. Поэтому вдвойне было странно, что упали ко мне на хвост.

Промчавшись по детской площадке во дворе спального района, метнулся в арку, и там меня ждал настоящий сюрприз.

— А ну-ка стоять! — рявкнул Артём, непонятно как обогнавший меня.

И я замер. Тело не слушалось. Что за бред? В моём мире нет магии. Нет Героев. Нет ничего, что можно было бы счесть хоть каким-то подобием суперспособностей. Или же есть?

— Говори, кто такой.

— Андрей, — честно ответил я, не понимая, почему вообще хоть что-то произношу.

— Давно инициирован? Кем?

— Никем. Я из «Высшей Школы Героев». Из другого мира. Прибыл через разрыв между мирами.

«Да что за дела?» — поразился я, злясь на болтливость. Но мужик явно был непрост. Возможно, в нём тоже раскрылась Печать Разума, раз он как-то заставил меня. Но как?

Он пристально всмотрелся в меня, подошёл ближе, сверля взглядом, а я всё так же не мог шевельнуться.

— Ложная тревога, — произнёс он в сторону подбежавших деловых парней. — Наркоман, видимо. Сорян. Ошибся.

— Ну как так-то? — возмутился один. — Мы сорвались, приехали…

— Ой, да рассказывай. Сорвались они. Шаву жрали на углу и в ус не дули. Считайте, что учебная тревога. Всем по зачёту. Можете быть свободны.

Мужики ещё поворчали, но спорить на стали. А Артём опять пристально посмотрел на меня и размеренно произнёс, когда мы остались одни:

— Ты не врёшь. Я вижу. А значит, верив то, что говоришь, но я не понимаю, как так может быть. Ты либо поехавший, либо говоришь правду. И я хочу знать, какая из версий правильная.

— Я спасал мирных жителей другого мира, а теперь ищу придурка, который может навредить людям и там, и здесь. Я вытрясу из него дух и верну назад. От меня здесь никому не будет вреда.

Мужик отстранился, набрал полную грудь воздуха, пытаясь переварить услышанное и опять «сканируя» меня.

— Есть другие миры?

— Есть…

— Ты сможешь рассказать о них?

— Да, но позже. Сначала нужно вернуть беглеца домой.

Было видно, что решение даётся ему с трудом.

— Я не враг… — добавил я. — И мне тоже интересно, как ты это делаешь, ведь в этом мире нет магии…

После этих слов оцепенение спало, а Артём протянул мне руку.

— Не шуми. Не отсвечивай. И скорее забирай своего беглеца. А потом — найди меня. Нужно будет потолковать.

— Я только за.

Рукопожатие вышло крепким, не очень доверительным, но понятным и простым. Деловым.

Он сунул мне визитку.

— Звони. А будешь шуметь, — он сделал акцент на последнем слове, — поговорим уже не так дружелюбно.

Угроза мне не понравилась, но я понял, что оно из разряда тех фраз, которые сотрудники обязаны говорить на некоторых работах. Ну, хоть не спросил: «Пакет брать будете?». Всё-таки его инструкции были посерьёзнее.

И всё было бы хорошо, но я никакого понятия не имел, где искать Алана. Куда он мог отправиться? Зачем? И где мой медальон?

Нас затянуло в разлом могучего дерева не по нашей воле. Оно среагировало на медальон, на энергию. И взяло след Великого Воина, пришедшего в этот мир. Сомневаюсь, что он пришёл именно в Питер, которого тогда ещё и на картах не было, однако, нас закинуло сюда. И вероятно, именно я направил нас, воздействовав при переходе на разлом и силу медальона. А может, мы оказались в разных местах. Может нас разметало по миру, как при взрыве. Только путём извержения энергии Хаоса. Первобытной, почти неконтролируемой. Которая томилась в старом древе, ожидая своего часа. И теперь она растеклась, выбросив нас и не оставив обратного прохода, ведь на набережной я не нашёл разрыва, а значит, оказался отрезанным от нового родного мира.

Алан же, скорее всего, так же растерян, как и я сейчас. Он хотел использовать силу древа, но древо посмеялось над нами. Плюс его ищет полиция за нападение на тренера, значит, он не станет слишком уж лезть на рожон.

Я пошёл в сторону центра, потому что ничего лучше не придумал. Ночевать мне негде, способности почти испарились, и где искать Алана я не знал. Поэтому медленно вышагивал, размышляя обо всём и ни о чём, как вдруг почувствовал лёгкую рябь в воздухе. Будто звуковая волна пробежалась, слышимая только мной. Никто из редких прохожих ничего не заметил.

Медальон подал голос. Скрипучий болезненный вопль. Я ощутил его как себя. Будто меня кто-то избивал, швырял и пинал. Возможно, Алан пытался его разбить, когда тот не подчинился. Не знаю… Но что бы там ни было, я услышал зов. И побежал.

Тело молодое, крепкое, уже натренированное. Однако раньше, участвуя в паре-тройке марафонов, я пробегал эти расстояния бодрее и быстрее. Но плевать. Сейчас меня несла сила ярости и жажда мести. Чем ближе я оказывался, тем острее чувствовал рябь. Тем громче был вопль.

На первом марафоне я удивился, какой Питер маленький. Почти крохотный, по сравнению со Златоглавой. Однако такой уютный и родной. Вечерняя прогулка от Чернышевской до Дыбенко заняла всего два часа, когда я, окрылённый чувствами, прошёлся до дома подружки, которая потом рассталась со мной по невнятной причине. Но в тот вечер я окончательно признал маленькость и ламповость Питера. Сейчас это сыграло мне на руку.

Ноги вели к Дворцовой, и я совсем не удивился, когда, вбежав в арку, заметил напротив Александровской колонны силуэт. Зловещий, пышущий яростью. Видимо, люди это почувствовали, подкоркой или пятой точкой. Потому что вокруг не было никого, а парочка, которую я обогнал в арке, свернула назад.

И правильно. Вам не стоит это видеть.

Я перешёл с бега на прогулочный шаг. И не то научился у Линнеи, не то обрёл какой-то внутренний дзен, заменивший собой все яростные чувства, но двигался абсолютно беззвучно. Никакого эха, никакого шарканья. Только глухая ночь и диск луны, освещавшей всё вокруг словно прожектор.

Было странно, что рядом не было людей, и от этого по коже бежали мурашки. Всё выглядело неестественным, иллюзорным и чужеродным. Только я и он на всей Дворцовой площади. Когда расстояние сократилось до нескольких метров, он обернулся. Капюшон натянут так, что всё лицо скрыто тенью, виден лишь подбородок, да и то — лишь смутные его очертания.

Более ощутимой и реальной, чем всё материальное, была его ярость.

— Доволен? — сквозь