Совершенно секретное дело о ките - Альберт Мифтахутдинов

Христофор живо налег на закуску, Варфоломей опасливо смотрел на его окровавленные пальцы. Христофор ел с удовольствием, чувствовалось, что давно не управлялся с нерпой.

— Пробуй, Варя! Как масло! — уговаривал Ояр. И сам старался не отстать — тут в еде понимали толк.

Варя с осторожностью взял, как все, руками кусочек печени, макнул в соль, пожевал. Заел большим куском хлеба и, отодвинув рюмку, приступил к горячему, тоже осторожно, с трудом постигая экзотический вкус новой пищи.

— Не нравится?

Он пожал плечами.

— Не разобрал еще, — сказал Машкин. — По первости всегда непонятно, а потом за уши не оттащишь.

— А из ластов нерпы заливное можно готовить. О, какое заливное! — размечтался Христофор.

— Время будет — сделаем, — пообещал Чернов.

— Я бы курочку съел, — выразил робкое пожелание Варя.

— Утки весной, попозже! Каких тут только нет! — восторженно пообещал Машкин, но потом осекся и показал на Ояра — Вот если он разрешит.

Ояр засмеялся.

— Ну одну можно, для гостя? — взмолился Машкин.

— Гость к тому времени уедет, — заметил Ояр.

— Ну, тогда не надо, — быстро успокоился Машкин, встал и пошел в коридор за новой порцией мяса.

Варфоломей ел консервы и пил чай. Чего-чего, а сахару, галет и особенно чая в доме было полно.

Антоша Машкин рассказывал о странных случаях с горючим — о бочках у знака, пустых, с притертыми пробками, и о стрельбе в новогоднюю ночь.

— Год такой невезучий, — заметил Ваня Чернов. — Вон у Игнатьича в последний момент три медведя, самых крупных, ушли. Тоже случай. Или у меня вот — оба парня в госпитале. Чем тут поможешь? Хорошо, Машкин обещал поработать.

— А я? — спросил Ояр.

Чернов молчал.

— Меня тоже не забывайте, — бросил Кучин, — у меня по плану, просчет берлог, все равно с вами буду.

— Ну, ребята, — заулыбался Чернов, — мне всего три недели надо, месяц от силы, вот спасибо!

— А я? — испугался Варфоломей.

— Увидишь еще… — успокоил Чернов. — Скучно не будет, наблюдай, записывай!

— Да можно сразу, в первый выезд, — предложил Машкин.

— Только экипировку продумай, — посоветовал Христофор, — надо одеваться теплее. Там такой колотун!

— Возьмем комплект меховщины у Нанука, он даст.

— Старик добрый, не откажет, — сказал Машкин. — Вот вечером придет Ноэ, попросим ее, сходишь с ней к старику. А пока… — Он выразительно посмотрел на опустевший стол.

— Без Акулова не обойдешься, — заметил кто-то.

— Я могу, — с готовностью предложил свои услуги Варфоломей, — мне-то Иван Иванович обещал.

…Из сельсовете Варя вышел с маленьким листиком бумаги. Ему не терпелось заглянуть в него, узнать, что же написал Акулов. Раскрыл он вчетверо сложенный листок только в тамбуре магазина. Рукой Ивана Ивановича было начертано — «ТЗП, создай условия!».

Заведующий закрыл магазин и вместе с подателем записки отправился на склад. Заведующий предупредителен, обходителен и вежлив. Он знает, такие записки зря не пишут.

— Что вы предпочитаете? — спросил заведующий. — Могу предложить водку в экспортном исполнении. Могу вообще уникальный напиток — Московская особая. Помните, старая Московская, по три четырнадцать? У нас остался всего один ящик, бережем для гостей. Мы даже продаем ее по старой цене, так как по новой мы ее не приходовали, не имеем права повышать… А?

— Видите ли, — замялся Варя, — я в некотором роде дилетант. Я не разбираюсь. Давайте на ваш вкус. Что вы предпочитаете, то и хорошо.

«Хитер, ах хитер», — подумал заведующий и решил идти напрямик.

— Вы не стесняйтесь, — сказал он. — Вот в записке сказано создать условия — и все. Значит, не на сегодня, а на все время, пока вы и ваши друзья будут на Острове. Можете даже их кого-нибудь послать, я всех знаю. Такая записка нужна, чтобы каждый раз по пустякам не тревожить Ивана Ивановича. Вы, судя по всему, занимаетесь важным делом, да, важным, и он тоже. Кофе растворимый хотите? Вон сколько ящиков — до следующей навигации хватит!

— Хочу, — вздохнул Варя, не решаясь отказом обидеть.

— Вот паштеты. Из гусиной печени, — видите, румынские баночки, а вот венгерские, тоже паштет, но просто печеночный. Оба хороши. Я заверну вам и те и те. По десять банок хватит?

— Я донесу?

— Донесете! Я все сложу в пустой рюкзак. Рюкзак вернете, он еще не продан.

— А крабы у вас есть? — решился Варя.

Заведующий задумался.

— В одна тысяча девятьсот, не припомню, каком году, были. Сейчас не завозят. Икру могу предложить.

— Черную?

— И черную, и красную, и минтаевую… В баночках, очень удобно. Могу и деликатес японского императора — икру морских ежей.

— Вкусно?

— Я не люблю, — признался заведующий, — но многим нравится. — И он полез на вершину штабеля из разнокалиберных ящиков.

Рюкзак был набит основательно, но заведующий не спешил закрывать склад и о чем-то думал.

— Так, так, так… — вслух размышлял он. — Вот что! На утро вам понадобятся компоты.

— Я не знаю, — застеснялся Варя.

— Я знаю, — твердо сказал заведующий. — Пива у нас нет, а квас вы делать не умеете. Компоты как раз. Есть малиновый, клубничный, смородиновый. Импортный и наш. Наша смородина в этом случае предпочтительней.

И он скрылся в лабиринте из ящиков.

— Вот Полинг считает… — сказал, вернувшись, заведующий, — вы знаете Полинга?

— Я его не знаю, не знаком.

— Еще бы! Он физик и химик, дважды лауреат Нобелевской премии. Так вот он считает, что в группу витаминоносителей-рекордсменов кроме сладкого перца и капусты «брокколи» входит смородина, черная смородина, Полингу можно верить. Утром убедитесь, — и он улыбнулся.

Варя тоже застенчиво улыбнулся.

Они вернулись в магазин, заведующий пощелкал счетами, Варфоломей заплатил и, взвалив рюкзак, пошел домой.

Надо отвинтить у шприца обе крышки и протереть цилиндр тряпочкой, — смоченной спиртом. После просушки внутреннюю часть цилиндра смазать густым вазелином. Затем вдвинуть в цилиндр поршень с инерционным капсюлем и навинтить крышку со стабилизатором. Теперь можно в цилиндр налить доверху раствор с серниланом, а потом уже навинтить переднюю крышку с иглой и надеть направляющий полиэтиленовый колпачок. Сернилана всего-то нужно два с половиной миллилитра да добавить один миллилитр этилового спирта, чтобы раствор не замерзал на морозе.

Чернов приготовил пять шприцев — летающих шприцев для обездвиживания медведей. «Пять на завтра хватит, — думал он, — Одного и то хватит, если попасть точно».

Много шприцев заготавливать впрок не имеет смысла, потому что раствор все равно медленно вытекает, да и препарат при длительном хранении портится, вот почему все операции делались в ночь накануне или непосредственно в день работы.

Варфоломей внимательно следил за манипуляциями Чернова.

— Что это за раствор? — спросил он.

— Сернилан, — ответил Чернов.

— А что это?

— Ну, проще — фенциклидин гидрохлорид.

— Понятно, — усмехнулся Варфоломей.

— Одного этого шприца достаточно, чтобы медведица полтора часа не шевелилась.

— Из того ружья стрелять?

— Да. Это «кеп-чур», американская система, шестнадцатый калибр.

— Это надежно?

— Да, конечно… Надо только точно попасть. В мышцу шеи или в жевательную мышцу, когда медведица выглянет из берлоги. Если в лоб или скользящим — дело бесполезное. Главное — ее выманить…

— Не боитесь?

Всегда есть страховщик с карабином. Да не волнуйся, Варя, нападают только подранки, понял? Подранки, голодные, пуганые и шатающиеся. Остальные не нападают.

— Понял. Остальные в зоопарке.

— Ага. У тебя-то все готово?

— Давно.

Варе была отведена роль фотографа — это-то дело он знал в совершенстве, запасся пленкой и двумя камерами — с узкой и широкой пленкой. Только сетовал, что не мог достать слайдов. В те годы достать обратимую пленку было почти невозможно. Но у Чернова слайды были.

— Меходежду примерял?

— Как раз.

— Нанука?

— Брюки и торбаса Нанука, а кухлянку Ноэ свою дала. Нижняя кухлянка тоже её.

— Не замерзнешь, одежда у Нюрки что надо.

— Это ее русское имя?

— Так мы ее у себя зовем, удобней.

— Она чукчанка?

— Нет. Не чукчанка, не эскимоска. Из племени ситыгьюк. Что-то родственное ихалмютам, кто их разберет… Понравилась?

— Ну… как сказать… полновата глаза, правда, очень красивые…

— Лукавые! — засмеялся Чернов. — Ты ее еще не знаешь! Умница!

— Так уж… — самоуверенно бросил Варя. — Умные, они нынче перевелись. Им это не идет, время не то…

— Заговори-ил! — засмеялся Чернов.

Варфоломей замолчал.